Для генетических исследований мне понадобился яд гюрзы. Достать его можно было, только отловив гюрз. Герпетолог Костя Лихов пригласил меня на отлов ядовитых змей. По настоянию моей мамы с нами поехал ее брат, мой дядюшка, Анатолий Илларионович Кочевский, или попросту Илларионыч. Поездка была успешной. Мы наловили гюрз, получили яд, и мне удалось провести интересные генетические исследования.

Все было бы хорошо, да охота за змеями увлекла и меня, и Илларионыча. Мы, по выражению Кости, заболели «змеиной лихорадкой». О наших поездках за ядовитыми змеями я написал книгу «Опасные тропы натуралиста».

Не очень много времени прошло с той поры, как мы с Илларионычем начали заниматься отловом змей. Не очень много — если считать, что пятнадцать лет в наш век — срок невеликий. Однако за этот период в жизни и моей, и Илларионыча произошло столько событий, что многим бы хватило на целую жизнь.

Рассказывать обо всем не хватит ни времени, ни места на страницах книги, поэтому поведаю только о самом интересном.

Кто читал мою первую книгу «Опасные тропы натуралиста», тот, возможно, помнит, что, когда мы привезли на зообазу Ташкента кобр, между Илларионычем и работниками зообазы возник серьезный конфликт. Работники зообазы хотели как можно быстрее избавиться от кобр, разослав их по зоопаркам, так как боялись, что кобры начнут дохнуть и это вызовет убыток. Илларионыч же потребовал, чтобы кобр передали по прямому назначению — в медицинский институт, где их яд будет использован на изготовление лекарственных препаратов. Я и Костя его поддержали. После долгого и неприятного спора работники зообазы были вынуждены уступить: кобр передали медикам.

Само собой разумеется, что после этого никто из нас не обрадовался, когда мы получили приглашение зообазы с просьбой явиться для переговоров. Ничего хорошего от зообазы мы не ждали, но все — таки решили пойти.

Директор зообазы встретил нас весьма любезно. Оказалось, что медицинский институт давно искал возможность получить змеиный яд для работы, и, хотя кобры в виварии института прожили недолго, от них успели взять необходимое количество яда. Медики предложили зообазе поставлять для них яд различных змей. Руководство зообазы прикинуло свои возможности, определило, что дело это весьма выгодное, и решило создать при зообазе серпентарий, где и должны были получать от змей эти яды.

Директор зообазы рассказал нам о своих планах и предложил стать штатными ловцами зообазы. Илларионыч сразу же согласился, Костя отказался наотрез, а я заколебался. Стать ловцом змей я мечтал давно, но нужно было как-то подготовить к этому родителей. Они очень радовались тому, что их сын получил степень кандидата наук, и навряд ли спокойно восприняли бы весть о моем отказе работать в науке, ибо у подавляющего большинства даже интеллигентных людей укоренилось мнение, что наукой можно заниматься только в институте или на худой конец в какой-нибудь лаборатории А тут — кандидат наук уходит из института в ловцы змей!

Срок, данный мне директором зообазы для окончательного ответа, давно истек, а я все медлил.

— Знаешь что, друг! — сказал мне Илларионыч. — Хватит тебе разрываться надвое между генетикой и змеями. Генетика — наука солидная, и если ты больше думаешь о змеях, чем о хромосомах, то пользы от тебя для генетики мало. Вторым Менделем тебе не стать. Нельзя быть слугой двух господ. Работа должна приносить радость, давать удовлетворение. Тебе же институт в тягость. Уходи из него. Лучше быть хорошим ловцом змей, чем посредственным ученым. Возможно, с точки зрения некоторых людей, труд ловца — добровольная каторга, но, ей — же — ей, я не променяю эту «каторгу» ни на какие блага! Становись и ты ловцом змей — профессионалом!

Есть древний афоризм: «Кто следует советам, тот совершает чужие ошибки». Этот афоризм я знал и в то время, когда Илларионыч давал мне этот совет. Может быть, я и совершил чужую ошибку, но никогда не пожалею о том, что последовал совету друга.

Я ушел из института и стал ловцом — профессионалом.

Родители, к моему удивлению, отнеслись к этому спокойно.

— Ты доказал, что способен самостоятельно вести серьезные исследования, — сказал мне отец, — а в какой отрасли науки станешь специалистом — это твое дело.

Мама только вздохнула: — Ты весь в отца. Тот всегда лезет в самое пекло, и тебе неймется. Не умеете вы жить, как нормальные люди живут. Но раз решил — иди. Все равно тебя не удержишь.

Раньше я ловил змей только во время своего отпуска. Однако между работой ловца — сезонника и ловца — профессионала — дистанция огромного размера. Сезонника везут в разведанный очаг. Бригадир знакомит его с местностью и показывает места наиболее вероятной концентрации змей. Профессионал разведывает очаги сам. Продолжительность работы сезонника самое большее два месяца. Профессионал работает весь сезон — со дня появления первых проталин до дня, когда землю укроет сплошной снег. Однако к концу работы сезонник больше устает, чем профессионал, так как профессионал физически подготовлен лучше.

Заработок ловца-сезонника обычно меньше, чем профессионала. Это закономерно. К тому же для сезонника деньги, заработанные на отлове змей, всего-навсего прибавка к зарплате по месту основной работы, а для профессионала — это главный источник существования. Кстати, заработок ловца, даже профессионала, часто не больше, чем заработок рабочего высокой квалификации. Разница только в том, что у рабочего заработок распределяется равномерно по месяцам, а ловец-профессионал получает его в конце сезона. Однако у рабочего заработок постоянный, а у ловца далеко не всегда.

Ловец-сезонник даже в разгар сезона может позволить себе передышку и отдохнуть денек-другой. У ловца-профессионала такой возможности нет. Сезон значит, работай до упаду. Отдыхать будешь зимой, дома.

Сезонник думает примерно так: «День прошел без добычи — не беда! Завтра кто-нибудь попадется!» У профессионала есть график отлова на каждый день. Если сегодня мешок был пуст, то завтра в нем должен быть «улов» за два дня.

По штатному расписанию зообазы Илларионыч был старшим ловцом, я рядовым, стало быть, его подчиненным. В феврале пришел заказ медиков. Им нужен был яд гюрзы и степной гадюки. Право выбора у нас было, и я думал, что Илларионыч откажется от заказа на степную гадюку, но вышло наоборот. В тот день, когда на зообазе решали вопрос, какой заказ принять, мне нездоровилось, и я был дома. Вечером пришел ко мне Илларионыч и сообщил, что весной мы поедем ловить степную гадюку.

— Нужно поймать тысячу степных гадюк, — сказал он. — Работы хватит. Договор я подписал за двоих, так что все в порядке!

На мой взгляд, в порядке было далеко не все, о чем я немедленно ему сообщил.

— Чем ты недоволен? — спросил Илларионыч.

— Объясни мне, пожалуйста, где ты думаешь найти степных гадюк? Мы же этих змей никогда не ловили. У нас нет ни разведанных очагов, ни ловцов, кроме нас двоих!

— Не боги горшки обжигают!

— Ты хоть представляешь себе, что такое тысяча степных гадюк?

— Когда отловим — увидим!

— Это уже несерьезно. Ни ты, ни я, ни одной степной гадюки в природе не встречали!

— Вот и хорошо. Интереснее будет искать!

— Так ведь никто и никогда не отлавливал такого количества змей за один сезон!

— Значит, мы будем первыми! Договор подписан, и теперь нужно не спорить, а думать о том, как его выполнить. Медикам нужен яд не для забавы. А кроме нас, никто не может добыть змей, чтобы этот яд получить. Решение принято, и я буду делать все, чтобы его выполнить, если даже мне придется заниматься этим одному.

Илларионыч был верен себе: он думал только о том, как дать медикам яд. Во что это обойдется ему и другим, существенного значения (в его понятии) не имело. Разубеждать Илларионыча значило бесполезно тратить время, но и оставлять его одного тоже было нельзя. Пришлось мне согласиться принять участие в деле, которое я считал обреченным на провал.