*****

Едва войдя в комнату, которую делила с Тиной, Моргауза поняла, что что-то не так. Тина, в общем, не отличалась особой собранностью, но вряд ли ее можно было бы назвать растерянной тоже. Сейчас же она казалась не просто растерянной — потерявшейся во времени и пространстве.

Тина сидела на кровати, скрестив ноги и смотрела на листок бумаги, что держала в руках. Моргауза хотела было поинтересоваться, что так повлияло на приятельницу и что такого написано, что она листок держит точно голову Изольды Сейр, но передумала. Она целый день провела в библиотеке после того, как поняла, что ее лабораторные мозгошмыги перестали расти, искала корень проблемы, жутко устала и не особо горела желанием говорить. На долгий разговор ее бы не хватило, кроме того, волшебница опасалась, что Тина снова заведет один из своих бесконечных разговоров о Лете. Этого только ей не хватало.

Так что, быстро раздевшись, Моргауза шмыгнула в ранее расстеленную постель, взбила подушку, повернулась на правый бок, сладко потянулась, закрыла глаза и приготовилась улететь в царство Морфея, но…

— Мор!

Интуиция, все волшебные силы, сконцентрированные над Школой Ильверморни, голос предков, отличное знание характера Тины, а также просто здравый смысл подсказывали Моргаузе сделать вид, что она уснула (да, вот так вот мгновенно, бывает!) и, может быть, даже всхрапнуть для пущей убедительности, но…

— Мор, я знаю, что ты не спишь. Я не стану тебя долго занимать. Честно.

“Я честно больше не буду говорить о Лете!”, “Ей-Мерлин, Мор, в последний раз скажу — какая же она красивая!”, “Клянусь Мерлиновой бородой, я больше не буду мешать тебе спать, просто мне нужно было излить свое вдохновение, потому я диктовала себе любовное послание, чтобы не забыть”.

Моргауза прекрасно знала, чего стоит честное слово Тины, когда речь заходила о мисс Лестрейндж. Ей всё-таки стоило продолжать хранить стоическое молчание, но, когда милый тонкий голосочек умоляюще повторяет: “Пожалуйста!”, как тут устоишь? Разве что, ты — один из камней Стоунхенджа.

— Да? — как можно более мягче, наконец, спросила Моргауза, поворачиваясь к подруге и смотря на нее.

— Как думаешь, нравлюсь ли я Лете?

— Да.

— Ты уверена?

— Да.

— И она мне скажет об этом когда-нибудь, как считаешь?

— Да.

— А долго ли еще ждать?

— Да.

— Ты можешь отвечать что-нибудь другое?

Моргауза не поскупилась на силу и бросила в подругу подушку. Тина ловко поймала ее и уложила рядом со своей. А потом удобнее устроилась сама, пообещав (в сто пятнадцатый раз, Моргауза вела подсчет), что больше никогда-никогда не станет разговаривать с ней о Лете.

Моргауза стала считать про себя.

Одна секунда

Две

Три

Четыре

Пять

— А может, мне нужно написать ей письмо с признанием, как считаешь?

Не долго думая, волшебница швырнула на соседнюю кровать собственный ботинок.

Остаток ночи прошел мирно. Моргауза спокойно дремала, Тина сладко вздыхала. Как и всегда последние полгода.

********

Колба с зельем, что они готовили несколько часов, опасливо пошатнулась. Моргауза бросила нарезать порей и метнулась к столу, умоляя всех волшебников, чтобы зелье не упало. Лета как-то неуклюже дернулась, повела рукой, и, увидев, как по полу у ее ног разливается голубая лужица, вздохнула.

— Да уж. Неприятность вышла. Но мы можем начать сначала. Жаль, Тины здесь нет, она бы…

Всё. Терпению Моргаузы наступил конец. Счет барашков не помог, как она не пыталась, счет мозгошмыгов тоже.

— Мерлинова Борода, Гриндевальдово проклятье, за что мне это? За что вы двое, влюбленных идиоток, свалились на мою умнейшую голову, забитую жаждой научных открытий? В чем моя вина перед небесами? — запричитала Моргауза, возводя взгляд и руки к потолку.

— А что? — встрепенулась Лета. — Тина что-нибудь насчет меня говорила?

Моргауза (в очередной раз, с этими двумя иначе было никак нельзя) закатала глаза и вышла, громко хлопнув дверью и бормоча себе под нос:

— Лучше бы спросила, о чем, кроме тебя, за последний год Тина Гольдштейн говорила. Если они не признаются друг другу в ближайшее время, я уезжаю учиться в Индию, от вас двоих подальше. Хватит с меня!

========== 19. Северус Снейп, Римус Люпин и Мерлин. ==========

У Северуса не было намеренного желания изгнать Люпина из Хогвартса, что бы не говорили коллеги за его спиной. Конечно, детская обида, которую он перенес от мародеров, никуда не делась. Но, во-первых, Северус прекрасно понимал, что в условиях стремительно надвигающейся войны после захвата власти Темным Лордом, глупо вспоминать обиды и питаться только ими. Во-вторых, глубоко в душе (очень глубоко) Снейпу было жаль Люпина. В какой-то мере, они были похожи: отмеченные клеймом непохожести на других, оба нигде не могли найти себе места и жизнь порой казалась тяжким испытанием.

Так что, когда о способностях Люпина стало известно широкой массе и сплошь и рядом слышались возмущения по поводу того, на какую чрезмерную опасность дирекция обрекает учеников, пришлось Римусу уйти из школы, покинуть занимаемую должность — в спешке, будто сбегал. Конечно, среди учеников не утихали разговоры о том, что в этом уходе виновен Снейп. Коллеги тоже подозревали преподавателя зельеварения и только его и винили (правда, за глаза) в том, что Люпин впал в немилость.

Надеялся ли Северус на то, что должность, о которой он мечтал много лет, наконец, достанется ему? Нет. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Увы, Снейп устал разочаровываться, всякий раз слыша чужое имя на представлении нового преподавателя по защите. И надеяться тоже устал, ну а верить и подавно. С той самой черной ночи, когда он держал на руках бездыханное тело Лили и захлебывался от боли и слёз, он не верил уже ни во что и ничему.

Когда (по рекомендации Люпина) на проклятую должность пришел устраиваться совсем еще молодой человек, смешной, с глупо торчащими ушами и романтичной улыбкой, Снейп закатил глаза. Опять защиту от тьмы и врагов студентам будет преподавать создание, которое, судя по его внешнему виду, самого нужно защищать! Это, черт возьми, было самым настоящим издевательством, проклятьем!

Мерлин ослепительно улыбнулся, представился и протянул тонкую руку для знакомства. О великие волшебники, он выглядел почти как старшекурсник, и вот с этим чудом, появившимся неизвестно откуда, ему, профессору с таким большим стажем работы, огромным опытом, бесценными знаниями, предлагают работать бок о бок? Северус едва сдержал возмущенное фырканье и почти брезгливо пожал руку в ответ, пренебрежительно бросив свое имя в ответ:

— Меня зовут Северус Снейп. Добро пожаловать, профессор, — на последнем слове зельевар сделал особенный акцент — дабы у выскочки не возникло ни единого сомнения в том, что ему здесь далеко не все рады.

Мерлин, впрочем, продолжал сияюще улыбаться. Он был вежлив всякий раз, когда им доводилось пересекаться, сидел подолгу в своем кабинете, с удовольствием делился своими открытиями. Снейпу пришлось признать, что молодой человек отнюдь не так прост, как ему казалось сперва. А еще — что он умный и интересный собеседник. И трудолюбивый, раз не жалел ни времени, ни сил, постигая всё новые и новые грани темного искусства в своей лаборатории.

Потому, когда они встретились за чашкой крепкого эля в “Дырявом котле” (куда Мерлин потащил Северуса под предлогом необходимости обсудить новый подход к занятиям) с Люпином и тот аккуратно спросил, как обстоят дела в Хогвартсе, Северус ответил коротко — “Неплохо. Профессор весьма ладно справляется со своими обязанностями”.

Но, стоило Мерлину отлучится припудрить носик, Северус стал куда более серьезным:

— Должен признать, что Мерлин сильнейший волшебник, Римус. Я очень надеюсь, что вы сможете договориться касательно охраны школы от дементоров. Со своей стороны обязуюсь поставить в известность Дамблдора.

— Ладно, — кивнул Люпин, — поговорим в самое ближайшее время.