— Как и все — мягко улыбаясь, ответила Лорел.

— Да, — снова кивнула Киллер, — вот именно, что как все. Но я никогда не хотела быть такой, как все. Я всегда ужасно этого боялась, всю жизнь. И посмотри, во что моя жизнь превратилась теперь? Работа, не самая плохая, но и не выдающаяся карьера микро-биолога, таблетки, лекарства в разработке, от которых меня уже тошнит, и никакой личной жизни, так, случайные связи время от времени, с мужчинами, при взгляде на которых утром я часто думаю, какого чёрта они вообще делают в моей, блин, постели. Скукотища!

— Вот именно, — кивнула Лорел, — именно об этом я тебе и говорю, моя дорогая. Все не занимаются разработкой лекарств, и не приближаются к научным или медицинским открытиям с каждым днём. Пока ты, возможно, создаёшь лекарство, смертоносное для рака, СПИДа, эпидемий, какая-то другая тридцатилетняя женщина, скажем, в Техасе, работает продавцом в огромном супер-маркете, сидит на кассе, выдаёт чеки. И пока ты прогоняешь из своей жизни мужчину, с которым неплохо зажгла ночью, какая-нибудь тридцатилетняя кассир супер-маркета в Техасе приходит домой к мужу, смотрящему порнушку в грязных носках, готовит есть, и бежит в школу, забирать ребенка, у которого двойки не кончаются, мечтая только об одном — чтобы это исчезло из ее жизни. Но у неё нет такой возможности. А ещё — у неё нет подруги, с которой она на следующей неделе отправляется в Италию, радоваться круизу. И потом, — Лорел приобняла подругу, — как может быть такой, как все, женщина, которую зовут Убийца?

Несмотря на дурное расположение духа, в котором она пребывала, по правде говоря, со вчерашнего вечера, Киллер не смогла не рассмеяться. И уже веселее улыбнулась, когда Лорел, успокаивающе погладив её по руке, сказала:

— Ты должна больше верить в себя. Ты даже не представляешь, на что способна. А я буду рядом. А теперь, дорогая, хватит хандрить, и пойдём кутить. Я тут сюрприз тебе решила устроить.

— Какой сюрприз? — с оживлением спросила Киллер.

Лорел хитро посмотрела на подругу и улыбнулась, подмигнув%

— Увидишь.

***

Здесь холодно. В этом здании огромные окна, и жилой массив, построенный специально для будущих квартир, никогда не будет заселен. Лорел в этом не сомневается, и думает, что нужно кричать об этом на каждом углу, чтобы мир, преисполненный лжи и обмана, узнал, наконец, правду.

Она озябла и тяжело дышит, поднимаясь на самую вершину дома с огромными стёклами, осматривая всё вокруг. Здесь много пыли, почти нет шума, и чьи-то осторожные шаги звучат пугающе в абсолютной тишине. Лорел вздрагивает. Напряжение, которое она уже давно в себе носит, только усилилось, стало мощнее, и теперь руководит каждой её клеткой.

Кто это может быть? Кому вздумалось нарушать её уединение, заслуженное, вырванное с таким безумным трудом? Кому придётся послушать, как её всё достало, и что больше она ничего не хочет, только покоя и тишины?

Киллер Фрост. Она шагает резко, чеканит каждый шаг. Белоснежные волосы рассыпались по плечам, густой волной непокорно разливаются по спине. Губная помада в полумраке незавершенной новостройке смотрится особенно эффектно. Лорел, та, что когда-то была ею, а теперь стала монстром без судьбы и имени, усмехается горько, щурит глаза, пытаясь разглядеть, с чем эта дама, принесшая с собою стужу, к ней пожаловала.

— Зачем ты здесь? — её, Киллер голос, на фоне пустоты, звучит угрожающе-властно. — Пришла страдать и умирать от собственного бессилия?

— А тебе что с того? — с вызовом бросает Лорел. Ещё одна нашлась моралечитательница. В себе бы лучше разобралась.

— Мне? — Киллер делает вид, что беззаботна, вальяжно пожимает плечами. — Было бы всё равно, но кому-то нужно бороться с врагами. Я решила, что ты подойдёшь.

— Не знаю, можно ли тебя сто процентов записывать в мои враги, — медленно, задумчиво протянула Лорел, — но наша с тобой борьба определенно, будет очень увлекательной. Начнём?

— Давай, — сложив на груди руки, кивает Киллер, — чего только не сделаешь, чтобы в итоге одолеть врагов с твоей помощью, Сирена. Ты должна в себя верить.

========== 156. Мастер и Душечка (“В джазе только девушки”) ==========

Она красива. Платиновые кудряшки мягкой волной опадают на плечи, задиристо завиваются, если она того пожелает. Губки, точно лепестки алой розы, просят поцелуя (или ей кажется, что просят, без разницы). Щеки, припудренные и пахнущие розами, пышут здоровьем, а в глубоких глазах — томление. И полное отсутствие ума.

Земные женщины обычно умнее мужчин. За столько лет жизни Мастер отлично это понял и принял за правило. Они терпеливее в большинстве своем, и уж точно тактичнее. Иногда, наблюдая за чьей-то жизнью со стороны, Мастер изумлялся, как эти женщины, которые могли бы взрывать звёзды и создавать тут же новые, если бы постарались, живут со своими мужчинами — хамами, лентяями и бездарями, зачастую ожиревшими от ничего неделанья.

Эта дама явно была каким-то исключением из правил. Она изо всех сил старалась показать, что за внешностью хрупкой красавицы и щебечущей пташки прячется нежная, ранимая душа. Да вот только не было в этой душе ничего ни нежного, ни ранимого. Лишь одержимость — деньгами, дорогими платьями, брендовой обувью и самой лучшей косметикой. Увлечение, стоящее на грани помешательства. За которое она готова была эту самую душонку продать. И продавала почти каждый день, то и дело бегая на свидания. За это Мастер её не осуждал — людям свойственна неуемная любовь к роскоши. И женщинам, конечно, тоже. Каждая земная дурочка с детства знает, что она должна найти мужчину, втиснуться в белое платье, размера на два меньше, и пойти с ним под венец. Очень, очень, очень желательно, чтобы этот самый мужчина был богачом. Следующий шаг — родить ему сына (в крайнем случае, через год после рождения дочери), сесть на шею, свесить ноги, красивые и не очень, и ждать, когда он тебя обеспечит, и купит те самые дорогие платья, брендовую обувь и самую лучшую косметику.

Он осуждал ее за другое — эта представительница человеческой расы отчего-то была уверена, что ей есть, чем заинтересовать мужчину. Она вбила в свою глупую головку, что должна играть роль эдакой милой, но потерпевшей от жестокости общества душечки, чье сердце кровит, и даже бинты не спасают от боли. Она уверена, что эта роль получается у нее красиво, и мужчин цепляет именно образ жертвы, а не смазливое личико и красивая фигура. Она верит в ложь, которую придумала. Всегда легче поверить собственной лжи, чем чужой.

А сегодня, в его день рождения, она играет новую роль — бальзама для ран, нежного подорожника. Приложил к душе — и не кровоточит. Приложил к сердцу — и не болит. И она ходит по маленькой сцене, хотя он не смотрит на неё совсем, и наверняка быстро моргает длинными ресницами, подведенными тушью. А ещё — сладкоголосо пищит: «Я хочу быть любимой для тебя». Хотя, конечно, она хочет совсем не этого. Лжет. Как и все люди. Как целый мир.

Она милой пташкой летает вокруг него в тесном зале дорогого ресторана, а ему плевать. Раньше было легче. Раньше была хотя бы злость. Теперь нет ничего, только пустота, в которую он втягивается сигаретным дымом как в черную дыру — окончательно и бесповоротно.

Она, милая Душечка, убежденная, что красавица, подходит и усаживается к нему на колени — они давно уже прошли этап условностей, когда на такое нужно было спрашивать разрешения (да она никогда и не спрашивала). Она уверена, что ему, как и другим мужчинам, такое нравится. Говорит комариным писком ему на ухо:

— Поцелуйте меня, мистер Президент.

И, тянется к нему губами, предварительно сложив их трубочкой.

Мастер целует. Но это — последний поцелуй в её никчёмной жизни, прежде чем он свернет эту милую тонкую шейку.

И, пока она еще дышит, Мастер вдруг вспоминает Люси Коул и Розу Тайлер.

Им с Доктором обоим всегда нравились глупые блондинки. Еще одна страсть на двоих.

========== 157 Миледи, Атос, кардинал Ришелье, Рошфор ==========