Чарльз Л. Харнесс

Алхимик

Перевод с английского Белоголова А.Б.

Эндрю Бликер, научный руководитель «Хоуп Кемикалс», не раз называл свою лабораторию «мыльной оперой», «интермедией» или «загородным клубом». Однако он моментально обижался, если кто-то еще позволял себе шутливые синонимы для его группы из пятисот человек, располагавшейся в группе зданий из красного кирпича в Камелот, штат Вирджиния. Поэтому в обычной ситуации он бы слегка рассердился, когда Конрад Патрик, директор патентной службы «Хоуп», просунул голову в дверь и сообщил, что в кремниевых структурах вот-вот начнется «цирк с тремя аренами», в центре которого будет Пьер Цельс. Но обстоятельства были необычными. Последние два дня по просьбе правительства Соединенных Штатов, которое, как прямо напомнил ему председатель совета директоров, являлось крупнейшим клиентом «Хоуп», Бликер выворачивал лабораторию наизнанку ради Алексея Сасанова, министра технологии Народной Республики, и последние несколько часов терпеливо выслушивал сравнение упадочных американских химических исследований с расцветающими социалистическими. Пауза дала ему возможность передохнуть, и его сердце подпрыгнуло. Тем не менее, видимость должна была сохраняться.

— Что задумал Цельс? — прорычал он.

— Он собирается запустить силаминовую установку, — сказал Патрик.

Бликер резко повысил голос: — «Кремниевые соединения» уже два месяца пытаются запустить эту безумную штуку. Вчера я сказал им бросить этот проект. Он мертв.

Патрик рассмеялся. — Старые проекты никогда не умирают. Они просто так пахнут.

Бликер фыркнул. — Как Цельс собирается это сделать?

— Он хочет попытаться синтезировать одну молекулу силамина в реакторе. Он говорит, что реакция должна быть автокаталитической, и после посева флюидизатор начнет выдавать больше силамина. В приемнике будет немного пикриновой кислоты, которая должна выбросить желтый пикрат силамина в течение нескольких секунд, если это сработает.

— Но это идиотизм! Как он может засеять реактор одной молекулой силамина, когда на земле не существует ни одной молекулы силамина?

Тут заговорил уважаемый гость Бликера: — Я согласен с мистером Бликером. На лице Сасанова появилась легкая улыбка, мелькнувшая на губах, как у менее запутанного человека, которая могла быть истолкована как насмешка. — Это технически невозможно. Наши центральные лаборатории в Чежло потратили сотни тысяч рублей на синтез силамина. Мы хотим, чтобы он был промежуточным материалом для термостойких кремниевых полимеров для ракетных покрытий. Мы предложили большие стимулы для получения успеха.

— И наказания за неудачи? — пробормотал Бликер.

Сасанов деликатно пожал плечами. — Дело в том, что там, где самая эффективная, самая специализированная лаборатория в мире потерпела неудачу, вряд ли может преуспеть коммерческая американская лаборатория.

Патрик почувствовал, как его рыжие усы ощетинились. Он проигнорировал предупреждение в глазах Бликера. — Хотите заключить небольшое пари?

Сасанов повернулся к Бликеру. — Это разрешено?

Настала очередь Бликера пожать плечами. — У вас дипломатическая неприкосновенность, мистер Сасанов.

— Так. Тогда небольшое пари. Если вы сделаете какой-нибудь силамин, Народная Республика даст «Хоуп Кемикалс» контракт на проектирование завода, с приличными гонорарами за каждый фунт производимого нами силамина.

— По двадцать пять центов за фунт, — быстро ответил Бликер.

Сасанов задумался. — Заоблачная цена, конечно. Но согласен.

— Это должно быть одобрено руководством «Хоуп», — осторожно сказал Бликер. — Мы слышали жалобы, знаете ли, о, ах... медленных выплатах гонорара другим американским фирмам, которые проектировали заводы для вашей страны в прошлом.

Сасанов выразительно развел руками. — Злобная ложь. Вы, конечно, доверяете Народной Республике?

Бликер кашлянул.

— Этот контракт не так уж важен, — возразил Патрик. — Это между вашим правительством и корпорацией «Хоуп», а не между вами и мной.

— Легко поправимо, — улыбнулся Сасанов. — Что является классическим соображением в вашем английском общем праве? Перчинка, не так ли? Тогда я предлагаю контракт и кувшин водки, которые будут отправлены прямо к вам в лабораторию, если я проиграю.

— Это против правил, — сказал Бликер. — Спиртные напитки нельзя приносить в лабораторию.

— Сладкий сидр, — сказал Патрик.

— Конечно, сладкий сидр, — сказал Сасанов. — Лучший сидр в мире. Сидр из ваших винчестерских яблок — жалкое зрелище по сравнению с ним.

Бликер сжал челюсти. — Хорошо, ваша ставка — контракт и кувшин сидра. Какова наша ставка?

— Наша ставка, мистер Бликер? Думаю, мистер Патрик предложил пари. Следовательно, это дело касается только его и меня. И мистер Патрик с готовностью предоставит свою ставку.

— Например, что? — спросил Патрик.

— Ваш стол.

— Мой... стол?— тупо повторил Патрик.

— Вы не должны этого делать, Кон, — тихо сказал Бликер.

— Ну, я не знаю... По мере того как Патрик обдумывал этот вопрос, его горло начало сжиматься. Его стол представлял собой бюро с откатной крышкой, ему было больше ста лет, и он был одним из немногих оставшихся в стране, которым никогда не пользовался Авраам Линкольн. Он попался ему на глаза, когда он бродил по магазинам старьевщика в Вашингтоне, и вся панорама открывалась перед ним мгновенно. Он купил его на месте. Он сам осторожно снял старую шелушащуюся отделку с помощью растворителя, скребка и наждачной бумаги, а затем медленно полировал ее в течение нескольких месяцев. Наконец он перенес его в свой кабинет в лаборатории. Ячейки стола были наполовину заполнены свернутыми документами, перевязанными настоящей красной лентой, которую нашли для него лондонские патентные поверенные. Он покрыл бумаги легким слоем пыли, извлеченной из пылесоса. Его интерком и диктофон были установлены в боковых ящиках, а крошечный холодильник — в нижнем левом ящике. Керосиновая лампа для чтения, превращенная в люминесцентную лампу в мастерской «Хоуп», стояла на верхней крышке стола, а в нижнем правом ящике поблескивала медная плевательница. В качестве последнего штриха он поймал и заключил в тюрьму одного маленького, сбитого с толку паука, который, пожав паучьими плечами, галантно обвязал гирляндами несколько самых отдаленных ячеек стола стерильными, собирающими пыль прядями.

Какое-то время в лаборатории только и говорили, как о столе Патрика; вскоре после его появления десятки людей сочли необходимым обсудить с Патриком всевозможные патентные проблемы. И теперь, даже после того, как исчезла тонкая грань новизны, люди, приезжающие из другого города, все еще приходят, чтобы увидеть его. Что еще более важно, как теперь с холодком понял Патрик, товарищ Сасанов после знакомства с директором патентного бюро в первый день своего визита несколько раз без видимой причины заходил к нему в кабинет и задумчиво смотрел на стол.

Его стол не шел ни в какое сравнение с кувшином сидра.

И все же человек должен верить. И он верил в Пьера Цельса.

— Спорим, — сказал Патрик.

* * *

Трое мужчин протолкались сквозь толпу зрителей, окруживших Пьера Цельса и силаминовое сооружение.

Цельс, хрупкая нервная фигурка, почти полностью скрытая под непромокаемым лабораторным халатом, очевидно, заканчивал свои приготовления. Он проверил флюидизатор, представлявший собой стеклянную трубку диаметром в два дюйма, примерно на треть заполненную силикагелем, затем регулятор автотрансформатора для резистивного нагревателя, намотанного вокруг трубки, затем вход аммиака в нижнюю часть флюидизатора, затем стеклянную трубку, ведущую к конденсору — стеклянной колбе с двумя шейками на крышке. Наконец он включил подогреватель аммиака и медленно открыл расходомер. Силикагель в колонке слегка вздрогнул, когда «пузырь» аммиачного пара пробился сквозь слой. Цельс сильнее открыл аммиачный клапан и увеличил подогрев, переводя взгляд с колонки на считыватели термопар, расходомер и обратно. Он ни разу не взглянул на тот коллектор, где аммиак, стекая в колбу, с прерывистым бульканьем всасывал воду обратно в газовый баллон. Наконец он, казалось, был удовлетворен. Он перестал что-либо регулировать и на мгновение отступил назад.