— Отныне твой дом здесь, разве запамятовал? — напомнил Рогволод.

Драгомир упрямо помотал головой:

— Наверное, никогда не привыкну. Тут даже стены другие.

— Чем же другие? — выгнул бровь князь. — Сруб и есть сруб, хоть в избах, хоть в теремах.

Мир улыбнулся:

— Сруб, говоришь! У отца дворец из несрубленных дубов построен.

— Это как же? — навострился Рогволод.

— Его дворец — одно большое дерево! Под корой живой сок течет, общие корни, стволы сращены воедино. Крыша из ветвей, лестницы, ярусы — всё живое.

— Ни единого гвоздя? — хмыкнул Рогволод.

— Ни одного, — рассмеялся Мир, робко играя пальчиком с завитками шерсти на груди любовника.

— А если корни подрубить, весь дворец разом зачахнет? — предположил Рогволод без шуток.

— Как же ты его срубишь, дворец огромен, — напрягся Мир.

— А если отравой землю вокруг полить? — не унимался князь. — Знаешь, от сорняков огороды поливают же.

— Что тебе наш дворец покоя не дает? — неуверенно улыбнулся Драгомир, приподнялся на локте, чтобы заглянуть в глаза любовника.

— А если огнем выжечь? — предположил Рогволод. И с удовлетворением заметил, как испуганно расширились зрачки в прекрасных очах полуэльфа.

— Зачем? — прошептал Драгомир, отказываясь верить.

— Твой отец должен подвинуться, уступить мне весь правый берег до самого Бурого Ханства. Мне не нужно далеко вглубь, от воды полосу в версту шириной хотя бы, достаточно для начала. Сравни, сколько у него народа и сколько у меня! Зачем ему столько земли? Нам нужны плодородные поля. Мне нужен лес для строительства города и грузовых галер. А мужики боятся царя, блеют, что больше сотни стволов Хозяин срубать не разрешает. Что сотня даст? Нужно больше! Много больше!

— Значит, для этого ты меня взял? Потому что я его сын? — тихо спросил Мир.

— Поговори с отцом, — кивнул Рогволод. Сам себя поправил: — Напиши ему письмо! С просьбой выделить тебе «приданое». — Он хохотнул.

— Я не стану у него ничего просить, — твердо сказал Драгомир. Хотел подняться с постели, но Рогволод неожиданно вскинулся, схватил его железной хваткой за шею сзади, стиснул без всякой жалости.

— Ты напишешь ему, — повторил князь, опрокинув любовника на постель и перехватив второй рукой за горло.

— Нет, — одними губами упрямо прошептал Мир. Он не дергался, не пытался вырваться. Он словно окаменел от горя.

— Царь даст мне всё, что я скажу! — объявил князь. — Потому что у меня ты, его любимый сопляк.

— Отец ничего тебе не даст, — прошептал Драгомир, печально улыбнувшись.

— Увидим, — ухмыльнулся Рогволод. В последний раз провел ладонью по щеке мальчишки, по груди, животу, стиснул мужской отросток в кулаке, не думая усладить. С удовлетворением князь проследил, что тот даже не поморщился, не позволил себе такой малости, как показать ему боль, порадовать Рогволода напоследок своим томным стоном.

— Если твой батяня не соблаговолит торговаться, я возьму силой всё, что мне нужно, — вкрадчиво сообщил Рогволод, пристально глядя в затуманившиеся льдом глаза. — И ты мне расскажешь обо всех слабых местах вашего лесного царства. Сколько у вас войска, сколько конницы, сколько пушек в крепостях — и так далее, всё по порядку.

Драгомир скривил губы в презрении, и Рогволод милостиво ослабил хватку на горле, позволяя говорить:

— Хочешь знать? Слушай же! У отца столько воинов, сколько деревьев в лесах. А леса его тянутся от северных морей до южных степей, от восточных гор до западных озер. У него столько коней, сколько в реках окуней. У него столько стрел, сколько игл на всех соснах вместе взятых. А с тобой, лживым ублюдком, одни шуликуны легко справятся, раздерут на лоскуточки, разгрызут на косточки!..

Рогволод с размаху ударил кулаком по бледному лицу. Драгомир замолчал, слизнул кровь с разбитых губ.

— Коли рассказывать по-хорошему не хочешь, тогда запоешь под пытками.

С этими словами князь взял бывшего любовника за волосы и голым стащил с кровати. Заставил пинками подняться на ноги, поволок через терем и палаты — распахнув двери, выставил на парадное крыльцо.

Зычным криком Рогволод созвал снующих по двору слуг, стражников, дружинников. Толпа собралась изрядная, все уставились, выпучив глаза.

Подождав, когда воцарится почтительная тишина, Рогволод поднял полуэльфа за волосы, чтобы тот не корчился возле его ног.

— Люди добрые, видали это? — выкрикнул князь глумливо.

По толпе прошел шепоток.

— Али князь не признал свою зазнобу? — хмыкнул самый бойкий из дружинников.

— А вот полюбуйтесь истинным обличием чертовки! — возвестил Рогволод и заставил сгорающего от стыда Мира развернуться к толпе лицом.

— Ведьмина дочка оказалась оборотнем перевёртышем! — огласил свой вердикт князь.

— Это как же? — изумились в толпе.

— Ночью был девкой, днем — парнем! — любезно пояснил Рогволод Всеволодович. — Да раскусил я его подлое колдовство! Лишил тайных чар, теперь навсегда со стручком между ног останется.

По двору пронесся смешок.

Рогволод же швырнул еле стоявшего на ногах Мира вниз по крутой лестнице, тот прокатился кубарем по ступеням, свалился в дворовую грязь.

Князь демонстративно отряхнул ладони. Распорядился:

— В цепи его! Да скрутите крепко, чтобы не вывернулся. За обман и колдовство казнить велю! Не сегодня, после назначу, когда.

Мира чьи-то сильные неласковые руки встряхнули, подняли. Его провели голым через широкий двор до темницы, придерживая сзади за шею, чтобы не думал удрать. Да не столько вели, сколько нарочно грубо толкали в спину, чтобы спотыкался и падал, умываясь грязью и неубранным конским навозом. Через десяток шагов так выпачкался, что о наготе можно было забыть… Драгомир хотел бы потерять сознание, но чернота перед глазами была обычная, ночная, разбавленная теплым огнем факелов. Он хотел бы забыться и умереть, но глаза четко выхватывали из круговерти какие-то детали, разум против воли искал, за что бы зацепиться, где бы найти лазейку для побега. Мир очень пожалел, что не выучился в свое время, как сестра, превращаться в птицу. Сейчас бы обернулся быстрокрылым соколом и упорхнул на свободу. Непременно нагадив напоследок Рогволоду на башку. От этой нелепой мысли Драгомир весело рассмеялся, в голос, за что получил пинок, упал, заработал ударов сапогами столько, что на все ребра хватило.

Проснувшийся и вышедший на крики однорукий и одноглазый пыточных дел мастер ловко управился с приведенным к нему полуэльфом, ставшим грязным, как свинья, вылезшая из навозной лужи. Одной рукой княжеский палач обмотал запястья тонкой крепкой цепью, щелкнул замком, за цепь затащил не сопротивлявшегося Мира вглубь своей обители, возле стены вздернул за руки вверх и подвесил за крюк, ввинченный в потолочную балку, расцарапав ладонь до крови. Мира боль отрезвила, он перестал хохотать. Всхлипнул и замолчал, когда однорукий окатил его ледяной водой из ведра.

И не зря проморгался от зловонных потоков и перестал отплевываться: разобрал, о чем говорят снаружи за неплотно закрытой дверью. Оказалось, Рогволод не вернулся в хоромы, он следовал за бывшим любовником, наслаждался «торжественным шествием».

— Развлекайся, только мордашку не трогай, — напутствовал мастера князь.

— Как изволишь, батюшка.

— И не пользуй, как девку. Если узнаю — а я проверю! — то сделаю из тебя евнуха, понял?

— Понял… Э-э, не понял, прости неразумного, князь. Это что за звание? Стольник знаю, егерь знаю. А этот… евнух? Нет, не слыхал! — Великая надежда на обещанные почести явственно слышалась в голосе однорукого. Драгомир едва снова не начал хохотать.

— А вот будешь не в меру любопытен, тогда и узнаешь, — ласково пообещал Рогволод.

От такой ласки Мира передернуло. А мастер заткнулся, видимо, прочитав по княжьей морде нечто такое, что сразу осознал свою оплошность, и титулованным быть резко расхотел.

— Я завтра поутру уеду, — соизволил посвятить мастера в свои планы князь, — приеду через день или два. Сделай так, чтобы к тому времени он был разговорчив, как старухи у колодца.