– Хм, – глубокомысленно изрекла я. – Вообще-то все случилось уж очень быстро. Я, признаться, толком и удивиться не успела.

Он рассмеялся:

– Я личный псайсоветник префекта Чарма. Если префекту надо, чтобы никто не знал, куда он идет, моя задача – морочить головы псайнюхачам. Я здесь, чтобы ни один псайнюхач не вызнал, где ты. С поезда уже пустили информацию, что ты сошла здесь. Тут, на базе, нас проверять не должны. А дальше мы сливаемся с транспортным потоком – и нас никто не замечает. – Он покрутил какие-то настройки у окна. Вид немного затемнился, но не сильно. – И даже если где-то работает функция опознания лиц, через это окно тебя все равно не опознают.

Он как будто разговаривал со мной на иностранном языке. Я с трудом продиралась сквозь его слова. Он дядин доверенный помощник… значит, что? Можно не защищать мысли? Нет, лучше защищать – от греха подальше. Он делает так, чтобы меня никто не разыскал телепатически. А разыскать меня, между прочим, возможно, даже если я сосредоточусь на Одном Белом Камне. Мысли мои не прочтут, а вот найти меня вообще не проблема. Но получается, видканалы нанимают собственных телепатов.

– Псайнюхачи? А я думала, все псайчувствительные служат в псайкорпусе, – выдавила я наконец.

– Слабо одаренные нам ни к чему, – надменно отозвался Джош с видом человека, знающего себе цену. – Это раньше, когда еще не было физических псайщитов, цеплялись за каждую крупинку псай. А теперь уже не так. Многие видканалы нанимают тех, что послабее, в качестве ищеек, нюхачей. Но мы-то сейчас чистенькие. Твои мысли остались в поезде, а я пресекаю любое вмешательство. Для нюхача этот транспод пахнет тремя обычными цивами.

– Ага, – кивнула я, потому что больше мне ничего в голову не пришло. – Ну… спасибо.

Он склонил голову набок и окинул меня задумчивым взглядом:

– Для культовой особы ты какая-то уж очень робкая. – Он поднес пальцы к виску и замер на мгновение. – Слушай, префект понимает, что ты сбита с толку и расстроена. Он наверняка подыщет кого-нибудь, чтобы давал тебе советы.

На меня вдруг навалилась ужасная беспомощность.

– Я… ну, я из маленькой деревушки в Скалистых горах, – пробормотала я. – Мы получали ролики с новостями из Пика пару раз в день, если сигнал пробивался через пришлецов и если электричество было. А все остальное приходило раз в неделю с почтой. В одном квартале этой базы народу, кажется, больше, чем во всей моей деревне. Я в жизни столько не видела.

Если уж по-честному, я не прибавила к народу в деревне народ в Монастыре, и тех, кто приезжал туда обучаться, и жителей окрестных поселений. Но в общем и целом я не так уж и соврала.

Я ожидала этакой снисходительной ухмылочки, но Джош смотрел на меня скорее с сочувствием:

– А когда у тебя пробудился дар?

Эта ложь уже настолько прижилась у меня в голове, что с языка соскользнула легко:

– Полгода назад. В деревне решили немного выждать, проверить, не исчезнет ли он. А потом уж они связались с префектом, и еще через какое-то время все утрясалось.

– Ты раньше часто Охотилась, да? – Взгляд у Джоша был слегка удивленный. – Потому что твой выход на публику – просто блеск.

– Как дар пробудился – каждый день. – И я снова почти не соврала. Другое дело, что в девять лет, хоть я и была развита не по годам, мне всерьез Охотиться не позволяли – разве что гремлинов пугать в поле. – В смысле это я про Охоту с даром. А так, на охоту по-простому, которая без дара, я ходила как научилась держать оружие. У нас по-простому все охотятся, иначе никак: или они нас, или мы их. Их-то много, а нас мало.

– Сразу видно, – уважительно произнес он. – Ты, похоже, здорово навострилась укладывать пришлецов и без Гончих.

– Да ну, чего там, – я пожала плечами. – У нас деревня стоит выше границы снегов. Пришлецам туда не добраться, поэтому сама деревня – надежное убежище. Но вот наши поля и пастбища – их надо каждый день защищать. Так что с оружием обращаться я навострилась. А потом и с даром тоже.

Джош даже вздрогнул.

– А я пришлецов только в роликах видел, – медленно проговорил он.

Мы миновали целую череду ворот и влились в городское движение. Солдат включил автопилот, вверив транспод движению на магистрали, а сам развернул ко мне пилотское кресло. Он уже выглядел не таким напряженным.

– Я хотел бы лично сказать тебе спасибо, Охотница. – Он смотрел на меня, в точности как цивы в пассажирских вагонах. – Мой брат был вторым стрелком в том поезде. Ты спасла ему жизнь.

– Мы все вместе спасли жизнь всем, – поправила я. – Я делала свою работу, военные – свою. – Но у парня на лице было написано: «А-брат-мне-другое-рассказывал». – Скажем так, я была головой и рукой, – пояснила я. – А военные на локомотиве были молотом. Без меня они бы не знали, когда бить, куда бить и насколько сильно. А мне без них нечем было бы бить.

Ребята переглянулись, как обычно переглядываются парни. Наконец Псаймон Джош заговорил. Но сначала он хмыкнул:

– Представь, Ас сказал бы такое!

– Звездный мальчик? Ага, как же. – Солдата аж перекосило от неприязни.

– Объясните мне наконец, кто такой этот Ас! – взмолилась я. – Вчера вечером в новостях только о нем и твердили. Как будто я с ним должна быть сто лет знакома.

Солдат рассмеялся:

– Он Охотник, и, судя по всему, действительно неплохой. По крайней мере, его Охота на разных опасных пришлецов смотрится круто. Особенно если он вдвоем с братом, с Паулзом. Но он считает себя пупом земли и ведет себя как пуп земли.

– Говорят, специально для него построили второе здание штаба Охотников. Чтобы ему было где пыжиться от гордости, – невозмутимо прибавил Джош, и солдат опять рассмеялся. – Поклонники считают его красавчиком. Нет, он и правда парень эффектный. Я за его каналом не слежу, но он то тут, то там пролезет. Его все время где-то да показывают.

– Погодите… – поперхнулась я. – Канал?! У него свой канал?!

– У всех Охотников свой канал. Да тебе в штабе Охотников все расскажут.

Мне не терпелось вытянуть из Джоша побольше сведений, но он так и вперился в меня своими пронзительно голубыми глазами. Испытующе. И что он во мне высматривает? Надо на всякий случай подумать об Одном Белом Камне.

Меж тем в голове у меня творилось нечто невообразимое. Мне было и неловко, и в то же время я чуть ли не подпрыгивала от возбуждения. Я же впервые в жизни оказалась наедине с двумя парнями-ровесниками, с которыми не росла бок о бок. И ведь оба, что называется, одно загляденье, хотя каждый на свой манер. Солдат – как высеченный из камня памятник герою, а Джош такой симпатичный, такой ужасно милый, особенно когда вот так буравит меня взглядом. И улыбается он так непринужденно, и на щеке у него ямочка, а глаза как голубые кристаллы. Только бы он не заметил, как я вспыхиваю каждый раз, когда он на меня смотрит. То есть мне нравится, когда он на меня смотрит, но я не знаю, как ему дать это понять, чтобы не совсем уж в лоб.

Нет, со мной такого никогда, никогда в жизни не было. Одно дело хихикать и понарошку заигрывать с мальчишками, которых ты знаешь с пеленок, – особенно если эти мальчишки заглядываются вовсе и не на тебя. Здорово покружиться на шабботних танцах в объятиях Охотника, с которым много лет вместе в дозоре – потому что вам обоим нужно немного встряхнуться и выпустить пар, и вы оба это знаете.

Но другое дело – когда ты сидишь с двумя незнакомыми красавчиками, а сама думаешь: вот бы затащить одного из них на шабботние танцы, распустить перед ним перья и посмотреть, что будет.

Скажем так: спасибо Одному Белому Камню. Потому что мозги мои загрузились эмоциями доверху, и Джошу ни к чему туда заглядывать. Иначе что он обо мне подумает?

А впрочем, не важно, что он подумает: это-то и грустно. Вскоре я отправлюсь прямиком в штаб и Джоша больше никогда не увижу.

Но все же…

– Моя девушка – фанатка этого Аса, – пробурчал солдат. – Он же весь из себя одинокий волк, а она от этого просто тащится.