Литмир - Электронная Библиотека

Мерседес Лэки

Охотница

Mercedes Lackey

Hunter

© 2015 by Mercedes Lackey

© Сагалова А. Л., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

С любовью посвящаю эту книгу памяти моей матери, Джойс Ритчи.

Самая искренняя моя поклонница, она всегда была рядом.

Глава 1

Ночью из окон поезда ничего не видно – проводник их затемняет. Правда, и без этого мало кому приходит в голову смотреть в окно. Я окинула взглядом вагон. Только я вошла и уселась на свое место, мне сразу бросилось в глаза: я тут единственная из пассажиров моложе тридцати. Такие навороченные поезда мне знакомы лишь по видроликам. Правда, еще на станции в Ключах видела, пока мы с моим Учителем ждали отправления. А тут я сама вхожу в глянцевую серебряную трубу, а вокруг меня ряды невероятно мягких серо-голубых сидений. Просто не верится. Я украдкой изучала своих попутчиков. Одежда у них сшита не вручную. Наверняка гадают, как это меня занесло в их дорогой напыщенный мир. Однако расспросами меня не донимали: видно было, что им любопытно, но заговаривать вроде бы и не хочется. А я тем временем смотрела на отражения в темных окнах и мечтала снова оказаться дома. Впрочем, все эти люди могут знать, кто я. По дороге к станции Учитель Кедо сказал, что обо мне оповещен весь персонал поезда. Так что, возможно, пассажиры тоже в курсе.

Все уже уснули, только я не спала. У всех сиденья были откинуты, коконы натянуты, а головы и плечи скрывали приват-капюшоны. Вагон с пассажирами смахивал на кадр из драма-ролика, которые время от времени крутят вместе с еженедельной почтой. Я-то ими не особо интересуюсь, но моя подруга Кей их обожает, потому и мне приходится смотреть. Но я не жалуюсь. На то она и дружба.

А вообще, может, весь этот народ в вагоне крутил какие-то свои видролики: точно ведь не скажешь – они же все в наушниках и в очках. Кругом тянулись ряды откинутых специально наклоненных кресел – голову на колени соседу не положишь. И на каждом кресле словно лежал запеленатый младенец с мягкими черными буграми в верхней части тела. Эти коконы из какой-то незнакомой мне материи – шелковой, бархатистой, точно шерстка у котенка. Я наблюдала, как устраиваются спать пассажиры: многие просили стаканчик на ночь. Это если вдруг случится что-нибудь ужасное – они умрут, даже толком не поняв, что им грозила опасность.

Это все не для меня. Мое кресло тоже откинулось: все кресла автоматически откидываются и накреняются на ночь. Это делает начальник состава во всем поезде. И все же кокон я застегивать не стала и приват-капюшоном не воспользовалась. Не говоря уж о стаканчике. Да заикнись я о нем – моих Учителей тут же стошнило бы.

Ну ладно, не стошнило бы: Учителя как-никак люди приличные. Но они бы смерили меня красноречивым взглядом, в котором ясно читалось бы: «Ну и ну, до чего докатилась!» И от этого взгляда мне сделалось бы куда хуже, чем если бы их стошнило.

Мне хотелось посмотреть наружу, хотя понятно, что картинка за окном та же, что и днем. Этот путь считался достаточно безопасным – насколько вообще что-то может считаться безопасным ниже границы снегов. Рельсы были забраны проволочной клеткой, электрифицированной на пять миль впереди несущегося поезда и пять миль позади. Еще давно, когда все только приводили в порядок после Дисерея, военные сразу позаботились о безопасности движения поездов. Обеспечили ее в первую очередь. А вот за пределами проволочной клетки… Там было по-разному. Где-то безопасно, где-то нет. А где-то был сущий ад.

Сущий ад я наблюдала лишь однажды, причем в облегченной версии. Посмотрела своими глазами, как это бывает, когда пришлецы вдруг обнаруживают, что им есть чем поживиться, и пускаются во все тяжкие. Это случилось два года назад; мне тогда исполнилось четырнадцать. И, разумеется, летом – не зимой же: зимой все поселения худо-бедно защищены снегом и холодом. Анстонов Родник был – и остается – симпатичным местечком, где живут симпатичные люди. Примерно тридцать семей – достаточно, чтобы обзавестись своей торговлей и складом. И пришлецы решили, что Анстонов Родник уже разросся до такой степени, что пора уделить ему внимание.

Я в ту ночь спала, как дитя, и меня подняла на ноги монастырская тревога. Учитель Кедо уже барабанил в мою дверь, пока я кое-как натягивала сапоги. «Призывай!» – крикнул он, и я призвала своих Гончих, а за моей дверью, в коридоре, уже толкались четыре Гончие Кедо. Они все смешались в одну стаю, и мы помчались к остальным. Те ждали снаружи, на снегу. Из Монастыря высыпали все его обитатели до единого – да, именно так: все до единого, от мала до велика. Кто-то с магией и с Гончими, кто-то с оружием.

Пока мы неслись к Анстонову Роднику, примерно треть домов уже заполыхали, и повсюду на улицах чудовища кидались на людей, пытавшихся дать им отпор. А за частоколом, сразу за деревней, чудовищ было еще больше, и Кедо отправил меня туда. Мы с Гончими… В общем, та ночь вся как-то смазалась в моей памяти. Я много стреляла – и магией тоже пользовалась вовсю, но по большей части стреляла. А Гончие задавали жару моим противникам, не подпуская их ко мне. Кедо вручил мне автомат Калашникова с трассирующими пулями, и пришлецам это определенно не понравилось. Перелом наступил, когда к нам на выручку подоспели другие Охотники из окрестных поселений. К рассвету мы вышвырнули пришлецов из Анстонова Родника. Тела, которые не развоплотились, пришлецы, видимо, забрали с собой. Треть домов сгорело, но в остальном нам дико повезло… Только двое погибших, хотя почти все не-Охотники пострадали: кто ранен, кто обожжен. Как сказал Пер Анстон: «Мы можем возродиться. Но мы не можем воскреснуть».

Тогда я не выдала своего страха. И сейчас не выдавала. Я прилежно училась прятать страх. Но на самом деле я боялась. Понятно, я жила не в самом безопасном месте на свете, но все же мой дом был куда безопаснее, чем те края, через которые проносился поезд. И мне придется сойти в худшем из этих краев. Рано или поздно придется. Не пройдет и года, как я буду нести там свой дозор.

Я Охотница, и это моя служба. Самая важная служба в мире. Со времени Вторжения Охотники защищают от чудовищ обычных людей. Я это уже давно поняла, а если бы нет, то поняла бы в ту ночь, когда напали на Анстонов Родник. Тамошних жителей я хорошо знала: это были мои соседи, а из раненых двое были моими друзьями. Они приходили танцевать в Сейфхэвен. А я изгнала пришлецов с их полей, и… похоже, в ту ночь я и осознала, что быть Охотником – это важнее всего. Потому что Охотник может хоть что-то сделать с пришлецами, а все остальные не могут. Не пули, не ручные гранатометы, а именно Охотники решили исход тогдашней битвы и не дали Анстонову Роднику стать очередной боевой потерей в войне пришлецов и людей. Это не та служба, которую ты сам выбираешь, – это служба, которая выбирает тебя. Хотя, если бы у меня был выбор, я все равно стала бы Охотницей. Утром, когда мы возвращались в Монастырь в кузове грузовика, Учитель Кедо окинул меня долгим испытующим взглядом. Будто оценивал. И, кажется, то, что он увидел, его вполне устроило, потому что он взъерошил мне волосы и сказал: «Теперь ты настоящая Охотница, чика[1]». Он закрыл глаза и с довольным лицом откинулся назад.

Между рядами пробирался проводник, проверяя, все ли у всех в порядке. Его зеленая форма очень смахивает на военную, но она, конечно, железнодорожная. Лицо у проводника квадратное, серьезное, волосы рыжие. Не знаю, зачем ему надо ходить и проверять, как тут пассажиры, но раз уж поезд – это такой дорогущий способ путешествовать, который не многим по карману, то, вероятно, тут сервис по высшему разряду. Летают нынче только военные, потому что в небе слишком уж опасно. Есть, правда, и другие поезда, не такие, как этот, – там людей везут, словно скот. И пассажирам в таких поездах приходится самим таскаться с багажом и еду запасать заранее. Я видела на станции людей, ждущих такой поезд, – точь-в-точь как на старинном снимке беженцев во время войны.

вернуться

1

Девочка, девушка (исп.).

1
{"b":"656155","o":1}