— Послушайте, дорогой тесть, так как до свадьбы осталось всего три дня, я обязан рассказать вам весь свой ихус, чтоб вы потом не говорили, что я что-то, упаси Боже, скрыл от вас. Так знайте же, что мой брат развратник.

— Ну и что ж с того?

— Мало того, золовка известна во всей округе как распутница и содержательница публичного дома.

— Если уж меня не беспокоит брат, то золовка тем более, — ответил хладнокровно будущий тесть.

— У меня двое дядьев: оба картежники и пьяницы, — продолжал Шлойме.

— Пфе… чтоб большей беды у меня не было! — отмахнулся богач.

— Моя сестра нагуляла мамзера.

— Мамзер? Гм, это, конечно, плохо, да… ну уж ладно…

— В моей семье два сутенера, четыре вора и шесть человек на каторге.

— Ну так что? Какое это имеет к вам отношение? Тащим корову, и пусть горит коровник!

— И жена у меня тоже есть… — тихо добавил Шлойме.

Тут богач преобразился. Он побагровел и, молча схватив Шлойме за плечи, вытолкал его вон из дома.

Скупой богач однажды пригласил к себе ойрахом на субботу Шлойме Людмирера. Изголодавшемуся Шлойме больше всего приглянулась свежая, пухлая, ароматная хала. Он налег на нее изо всех сил.

Богач видит, что еще не начали есть, а уже полхалы исчезло в утробе ойраха, и решил намекнуть ему:

— Реб еврей! Знаете, это очень дорогая хала, она в два раза дороже обычной!

— Она таки стоит этих денег, — ответил Шлойме.

У Шлойме был заимодавец, которому он давно был должен двадцать рублей и с которым никак не мог рассчитаться. И действительно, откуда у бедняка Шлойме деньги? А заимодавец прямо покою не давал Людмиреру: на базаре, в синагоге, у раввина — где бы он его ни встретил, сразу требовал свои деньги.

Однажды заимодавец явился к Шлойме домой и стал требовать, чтоб тот немедленно с ним рассчитался. А Шлойме стоит, улыбаясь, и только молча качает головой. Это еще больше вывело заимодавца из себя, он стал топать ногами и стучать по столу с криком: «Мои деньги, мои деньги!» — так что ветхий стол едва-едва не развалился.

А Шлойме все улыбается.

— Ты еще смеешься надо мной?! — вскричал заимодавец.

— Да не над вами, — ответил Людмирер, — а над вашим способом получать деньги, требуя их от стола. Этот стол у меня уже тридцать лет. Если бы я знал, что в ответ на удары он даст денег, поверьте мне, он давно был бы расколот в щепки.

Шлойме Людмирер состоял членом благотворительного общества «Ахносас кало». Он часто ходил по домам и собирал пожертвования на приданое для бедных девушек. И если уж Шлойме брался добыть приданое, то невесте не о чем было беспокоиться — приданое будет!

Однажды к Шлойме обратился приятель, такой же бедняк, как и Шлойме, у которого была дочь на выданье, дескать, подвернулся жених, а приданого нет. Что делать?

Шлойме Людмирер не заставил себя просить дважды, взял палку и пошел по местечку собирать пожертвования.

Приходит он к богачу-скряге реб Менделю. Отказать Шлойме богач побоялся, дать наличными — пожалел. Вот он и говорит:

— Я дам десять рублей, но не сейчас, а ближе к свадьбе.

Шлойме заставил его в том поклясться и ушел довольный.

Но надо же было случиться несчастью: невеста вдруг заболела, проболела несколько дней и умерла.

Богач Мендель, услыхав об этом, плакал, но в душе был рад — избавился от долга.

Ровно через неделю Шлойме явился к богачу и стал требовать обещанные десять рублей.

— Как? — закричал реб Мендель. — Невеста ведь умерла!

— Ну и что ж с того? — хладнокровно сказал Шлойме. — Почему вы хотите быть ее наследником?

В бес-медреше долгим зимним вечером собрался у печки тесный кружок вокруг Шлойме Людмирера. Начался жаркий спор на вечную тему: богатство-бедность. Один сетовал на то, почему Бог одному дает все, а другому — ничего, другой возмущался тем, что Господь, установив праздники, не дает бедным евреям возможности соблюдать их, как это предписано Торой, то есть устраивать обильную трапезу.

— Надо бы уничтожить бедность, — сказал третий.

— Ша! У меня есть план, как сделать так, чтобы всем было хорошо — и богатым, и бедным, — вмешался четвертый.

— А ну, скажи, какой план?

— А вот какой: надо, чтобы все до единого люди внесли в общую кассу все свое имущество и брали бы оттуда потом каждый по своим потребностям. Уверяю вас — всем хватило бы.

— Правильно. Вот это план! — зашумели все и, обращаясь к молчавшему Шлойме Людмиреру, спросили: — Ну, Шлойме, что вы скажете об этом?

Поглаживая бороду, Шлойме Людмирер ответил так:

— Ничего не скажешь, хороший план. Но в чем заковыка? В том, чтоб все были согласны. Надо суметь уговорить людей внести в общую кассу свои деньги. Знаете что? — Тут он обратился к предложившему план: — Давайте разделим усилия: я берусь уговорить бедных — их больше, а вы уговорите богатых — их ведь меньше.

— Шлойме, — спросили однажды Людмирера, — что вы предпочитаете — богатые похороны или богатое обрезание?

— Разумеется, обрезание! — ответил Шлойме.

— Почему?

— Очень просто. При богатом обрезании есть еще надежда, что будут богатые похороны. А после богатых похорон уж точно ничего не будет.

Однажды в синагоге заспорили: какая нация самая великая? Одни говорили: еврейская — сам Бог ее избрал; другие, мол, ничего подобного — русская: русские все герои и храбрецы; третьи утверждали: английская, Англия — владычица морей; четвертые настаивали: немецкая — у немцев машины…

Один только Шлойме Людмирер, усмехаясь, качал головой:

— Вы все не правы: все нации ничто пред той, которую я имею в виду.

— Ну, если ты такой умный, Шлойме, то скажи!

— Очень просто: самая великая нация — это ассигнация!

Усталый, голодный, в истрепанной одежде, забрел Шлойме Людмирер в одну корчму. Видит Шлойме, что хозяина нет, в корчме осталась только его жена, и Шлойме решил поживиться. Он был наслышан о том, что хозяева корчмы славятся по всей округе тем, что ни разу не подали нищему ни копейки.

«Их следует проучить, — подумал Шлойме, — и заодно как следует поесть, сделать кой-какие запасы и, кстати, приодеться — вон как на мне все истрепалось».

Заходит Шлойме в корчму, притворившись праведником: глаза обращены к небу, губы шепчут молитву, моет руки, садится к столу, вынимает из котомки книгу и начинает тихо, нараспев, читать. Хозяйка, преисполнясь уважения к святому человеку, спрашивает:

— Кто вы, ребе?

— Неужели вы не знаете? — отвечает Шлойме. — Я — Шабес Нахаму.

Хозяйка, хоть и не поняла, что это такое, но переспрашивать не посмела и вместо этого спросила:

— А откуда вы, ребе?

— Сейчас только с Неба, — отвечает Шлойме, — прямо из Рая. Пришел на этот свет по делам не вашего разумения, через два дня уйду обратно.

Услыхала это корчмарка, задрожала и спрашивает умильно пришельца с того света:

— Не видели ли вы в Раю моих родителей? Как они там?

— Конечно видел! Ой, Боже, какой у них вид! Мицвес они накопили мало, и они там постоянно голодают, оборваны, босы, даже рубах нет. Вам следует выполнить дочерний долг и послать им хоть что-нибудь.

Хозяйка побежала в кладовую, собрала чистое белье, платье, капоту, мужнины ботинки, завернула в тряпку еду — масло, сахар, пряники, целую курицу, все это завязала в платок и отдала пришельцу, не забыв передать ему для родителей целых пять рублей.

Взвалил Шлойме Людмирер узел на плечи — и был таков.

Не успел Шлойме далеко уйти, как вернулся домой корчмарь. Узнал от жены о том, что их посетил святой человек Шабес Нахаму, понял, что это был мошенник, запряг скорее коня в повозку и бросился вдогонку.