— Вашу мамашу… А долго я на том сраном капище провалялся?
То, что он явно сказал лишнее, Морган понял не сразу, только когда насупленный северянин нехорошо покраснел и скрипнул зубами. У Брауна было два основных порока — жадность до золота, присущая всем пиратам, и привычка частенько сначала делать, а потом думать. Сейчас преобладало второе. Он уже было приготовился, что мужик завершит начатое женой удушение, но тот взял себя в руки, прикрывая глаза и глубоко вздыхая.
— Будь любезен подбирать выражения, здесь за подобное могут заставить прогуляться вокруг дерева[13].
— Плетьми что ли погонят? — улыбнулся капитан, воспринимая слова собеседника как нечто забавное и несерьезное.
— Не совсем.
— Да и начхать, — Морган повел могучими плечами, разминая затекшие мышцы, — Слушай, а ты на том капище никого странного не видел?
Норманн выгнул светлую бровь, пытаясь уловить ход мысли южанина, который теперь сделался до нельзя задумчивым, словно силился вспомнить что-то очень важное. Возможно, так действовало снадобье от яда. Лаури не так уж и часто встречал тех, кому довелось быть укушенными самкой игерна. Как правило, ими оказывались пришлые и находили их уже мертвыми, а тех, кому посчастливилось, сейдман выхаживал неделями после агонии.
— Странного для тебя или вообще? — хмыкнул северянин, прищуривая глаза. Браун помрачнел и набычился.
— Там был какой-то чокнутый твой сородич, — вспоминая горящие глаза норманна, с которым Моргану пришлось столкнуться, пират невольно поежился. — Бегал там, как в жопу ужаленный. Весь в каком-то дерьме и шкурах на голую задницу. Видать на всю голову отбитый, раз так вырядился.
Шаман подавил в себе желание дать болтливому гостю затрещину и постарался придать лицу как можно более безразличное выражение, но желваки невольно заходили на бородатом лице. Хвала богам, он его не узнал! Хоть и глядел южанин на него сейчас весьма пристально и подозрительно.
Лаури не любил врать, да и, признаться честно, плохо у него это дело получалось. С матерью у него всегда были доверительные и близкие отношения, а потому смысла в лукавстве никогда не было. Даже будучи взрослым сейдман всегда говорил прямо и честно, особенно если дело касалось тех, кого он лечил. Соврать — значит дать ложную надежду, если ее нет, а в его деле нет ничего хуже, чем пустые обещания и ложные клятвы.
— Это священное место, у меня выбора не было, — честно признался Лау, глядя Моргану в лицо. Пару минут морской волк непонимающе смотрел на своего спасителя, а затем карие глаза распахнулись так широко, что стали похожи на две золотые монеты.
— ТЫ?! — взревел пират, комкая в белеющих пальцах шерстяное одеяло. Герди испуганно обернулась, выронив из рук полено, которые она подкладывала в очаг, пока мужчины переговаривались.
Недолго думая, Браун схватил норманна за ворот рубашки и рывком дернул мужчину на себя, сталкиваясь с ним нос к носу. Ярость клокотала в южанине почти у самого горла, вырываясь из него едва сдерживаемым рыком, глаза цвета горчичного меда потемнели до черноты, а крылья носа трепетали. Как он был зол…
Герди было потянулась к ножу на поясе, но Лаури жестом остановил девушку, с ледяным спокойствием глядя на беснующегося Моргана.
— Ты, — злость сдавила горло так, что морской волк теперь шипел, как змей, — чуть меня не угробил, хер ты олений! Какого дьявола ты скакал полуголый за мной по всему лесу?!
— Мортимер, успокойся, — ровным голосом сказал норманн, — иначе может стать хуже.
— Успокойся?! Ты хоть понимаешь, что я по твоей милости чуть не сдох?! — Морган и не думал униматься. О, нет, он только начал. — Сначала ты чуть меня не прирезал, как свинью, а затем столкнул в эту клятую яму!
На мгновение в глазах у него помутнело. Стараясь прогнать наваждение, пират мотнул головой, но от этого потолок с полом поспешили сделать сальто, а выпитое попросилось из желудка наружу. Твердая рука уперлась ему в грудь и с силой вдавила обратно в подушку.
— Я же сказал, что станет хуже, — Лаури был все также невозмутим и хладнокровен, будто Морган не орал на него мгновением раньше, — Дыши. Медленно.
— Я тебе сейчас такое «хуже» покажу, — рыкнул Браун, закрыв глаза, но тошнота подкатила с новой силой, заставляя его зайтись в кашле. Ладонь с груди никуда не делась, и ее тепло приятно согревало кожу там, где виднелся глубокий крестообразный шрам от клинков.
— Покажешь, но потом, — как маленького успокоил его северянин, — Прошу, расслабься. Яд еще не весь из тебя вышел, побереги силы.
Капитану не хотелось признавать правоту шамана, но только он немного поубавил прыти, как-то, что он принял за удушающую ярость, отступило, а дышать стало легче.
— Вот так, молодец. Герди, подай еще отвар.
Край металлической кружки коснулся пересохших губ Моргана и он снова жадно принялся пить.
— Не торопись, — теплая рука Лаури продолжала лежать на груди пирата, больше успокаивая, чем удерживая. Отчего-то морскому волку вдруг стало упоительно спокойно, что злость ушла сама собой.
«Что он мне там такого намешал?»
За спокойствием вновь пришла темнота.
1. Герди, последи за обедом, будь добра?
2. А ты куда?
3. Дрова кончились, сейчас вернусь.
4. Только дернись и насильничать будет нечем.
5. Здесь тебе не Континент, чтобы меня можно было взять силой и без спроса. Я дочь ярла, а не вещь, дерьма кусок!
6.Герди, что здесь происходит?
7. Он хотел меня обесчестить.
8. Ты только посмотри на него. У него же отнялось все, что ниже поясницы. Он и нужду без помощи справить не может, не то чтобы женщину трогать.
9.Но он пытался.
10.Герди, тебя там Улле искал… Ого, да он даже больше, чем Бьёрн!
11. Ох, и шустрый бельчонок.
12. с норв. Isbit kant — ледяной край
13. Вид казни, основанный на реальном ритуальном самоубийстве, когда жертве вспарывали живот, доставали кишки и один край прибивался к дереву. Суть в том, чтобы обмотаться кишками вокруг ствола, не проронив ни звука. Здесь же применяется к иноземцам, оскорбившим веру, правителя или священный обычай.
*
Когда Морган снова открыл глаза, то в комнате царил полумрак, а в окно заглядывал серебряный серп новой луны. В очаге медленно догорали остатки поленьев, разбавляя сумерки красноватым светом. Хозяин дома нашелся на стуле возле стола, норманн молча раскладывал пучки трав, которые по очереди перематывал ниткой. Браун чуть приподнялся на руках, стараясь не скрипнуть кроватью, но чуткий слух северянина все равно уловил движение.
— Полегчало? — не оборачиваясь спросил он, скрупулезно обматывая очередной пучок.
— Д-да, — пират едва узнал собственный голос, до того он был сиплым и сухим. — Что это было с утра?
— С утра? — белобрысый развернулся на стуле корпусом к южанину, — Ты проснулся вчера в полдень. Сейчас уже глубокая ночь, но не волнуйся, ты еще быстро отходишь. Некоторые неделями не приходят в себя.
Из-за бороды морской волк не видел, как улыбается Лаури, но зато заметил, как потеплели лазоревые глаза норманна.
— Ты не ответил.
— Яд усца, или северной сколопендры, как ее называют на Континенте, выходит из человека не сразу, а частями. За четыре дня вышло еще не все, но уже завтра ты сможешь нормально сидеть.
— Погодь, погодь, — Морган жестом остановил его, — что значит «вышло еще не все»?
Шаман отложил свое занятие в сторону и выпрямился на стуле, разминая плечи и шею. Тлеющие угли окрашивали его светлые волосы в багровый и перекраивали лицо резкими тенями. Сейчас пират с трудом бы узнал своего спасителя, вновь принимая его за какое-нибудь страшилище. Неизменными оставались лишь глаза.
— То и значит. По-твоему, почему ты голый, а под задницей у тебя кусок дубленой кожи?
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем шла речь, но Моргана смутило не это. Он нередко после изрядной порции рома разгуливал голышом по борделю или улице, собственная нагота его никогда не смущала. Но ТАКОЕ…
