Бы­ло это дав­ным дав­но, и столь мно­го во­ды утек­ло с тех пор, столь мно­го ми­ров ро­дилось и по­гиб­ло, что быль ста­ла сказ­кой, сном о прош­лом, ко­торо­го мог­ло и не быть вов­се.

В да­леком-да­леком ми­ре, что име­новал­ся Зо­лотой Зем­лей Ай­яга­расэ, оби­тал уди­витель­ный на­род. Бы­ли жи­тели этой зем­ли бе­лово­лосы, а ко­жа их си­яла зо­лотом под лу­чами лас­ко­вого сол­нца. Зва­лись они айя — «Со­вер­шенны­ми», ибо по­веле­вали прос­транс­твом и вре­менем, ибо не ве­дали смер­ти. И по­чита­ли они свою им­пе­рат­ри­цу, зва­ли её Ма­терью, и да­ли ей имя — Лир­ри­ан. И бы­ла она древ­нее их всех, вмес­те взя­тых, и бе­зуп­речнее са­мых Со­вер­шенных. Жи­ла она ве­ликое мно­жес­тво ты­сяче­летий: по­жалуй, столь­ко же, сколь­ко су­щес­тво­вало са­мо вре­мя. И столь же дол­го при­над­ле­жала ей им­пе­рия Ай­яга­расэ, ибо бы­ла ею соз­да­на. И всег­да пе­ла она прек­расный зов, что звал­ся Песнью, сво­ему на­роду, что­бы слы­шали ее, что­бы пом­ни­ли ее. Бы­ло у нее все, что мо­жет быть у то­го, ко­го име­ну­ют бо­гом… Но все же не име­ла она ни­чего сво­его, кро­ме оди­ночес­тва и Пес­ни. И тос­ко­вала, гля­дя на свой на­род, что жил, вос­хва­ляя Её.

Тог­да, взя­ла она часть сво­его сер­дца, и сот­во­рила се­бе по­доб­но­го. И мол­ви­ла:

«Те­перь ты есть часть ме­ня, мой сын. Имя твое — Ас­сэ­не, «Пер­вый».

И он дей­стви­тель­но стал Пер­вым. Ее пра­вая ру­ка, Ее ору­жие, Ее воз­люблен­ный сын. Пра­вили они вмес­те Зо­лотой Зем­лей Ай­яга­расэ. Те­перь с лю­бовью взи­рала на свой на­род Лир­ри­ан со зла­того прес­то­ла, а сын ее го­дами и ве­ками странс­тво­вал по прек­расной зем­ле — и ви­дел, как жи­вут иные Со­вер­шенные, жил он сре­ди мень­ших брать­ев и сес­тер, не ста­рея и не уми­рая, по­ка од­нажды не вер­нулся до­мой. И за­дал он Лир­ри­ан воп­рос, тер­завший его дол­гие го­ды:

«Ма­туш­ка моя, ты го­воришь, что все они — на­ши братья и сес­тры, но ни к ко­му из них я не был при­вязан, ни к од­но­му не чувс­тво­вал родс­тва, и не смог най­ти се­бе рав­ных».

«Ты оди­нок?» — толь­ко и спро­сила Лир­ри­ан, и скло­нил он го­лову в знак сог­ла­сия.

«Пусть бу­дет так», — улыб­ну­лась Лир­ри­ан, воз­ра­довав­шись по­нима­нию тво­рения сво­его.

И вновь взя­ла она часть сер­дца сво­его, да сот­во­рила дру­гого, явив­ше­го со­бою от­ра­жение Ас­сэ­не. И мол­ви­ла:

«Имя те­бе — Да­эт­ран, «Поз­на­ватель», ибо да­ны те­бе лю­бопытс­тво не­уем­ное, да бес­ко­неч­ная жаж­да зна­ний».

И вновь пус­тился Ас­сэ­не в до­рогу даль­нюю, ко­торой не бы­ло кон­ца-краю, ибо зва­лась она жизнью; но те­перь шел он по ней ру­ка об ру­ку с рав­ным се­бе. И бе­рег­ли они друг дру­га, пом­ня на­каз Лир­ри­ан. И ко­чева­ли они по Зо­лотой Зем­ле, и вер­ши­ли судь­бы иных айя, и уто­ляли жаж­ду поз­на­ний. И ви­дели что уга­са­ет их мир, что Со­вер­шенным не к че­му бо­лее стре­мить­ся, что дос­тигнув пре­дела, пы­та­ют­ся они пос­тичь зап­ре­дель­ное. И ви­дели братья, как заг­ля­нули иные айя-Со­вер­шенные за пре­дел и ­узрели там без­дну — страш­ную, веч­ную, пус­тую. И впус­ти­ли они эту без­дну в свой мир, и ста­рались ее под­чи­нить. И зва­ли ее Ха­осом Ты­сячег­ла­зым. И Ха­ос про­ник в сер­дце каж­до­го из них, да­ровав го­лод — не­уто­лимый, все­пог­ло­ща­ющий. И ста­ло ма­ло Со­вер­шенным то­го, что у них бы­ло. И при­дума­ли они смерть. И на­чались раз­до­ры сре­ди них, и бы­ла ис­терза­на Зо­лотая Зем­ля болью, чу­довищ­ным на­сили­ем и стра­дани­ем. И вос­ста­ла она про­тив Со­вер­шенных. Рух­ну­ли стек­лянные го­рода, оп­ла­вились зо­лотые ку­пола. Под­ня­лись из недр зем­ли огонь и ла­ва, а ве­тер нак­рыл пеп­лом го­ры и го­рода. Ис­сохли ре­ки и по­гиб­ли зве­ри. По­гас­ло яр­кое сол­нце и взры­вались звез­ды в не­бос­во­де.

И те айя, что бы­ли сла­бее — ос­та­лись на ру­инах мер­тво­го ми­ра тенью, ос­колка­ми сво­его на­рода. И об­ра­тились про­тив сво­их брать­ев и сес­тер. И бы­ли они столь же мо­гущес­твен­ны… и бы­ли пус­тые, мер­твые, одер­жи­мые. А по­том их не ста­ло.

И уш­ли дру­гие айя-Со­вер­шенные, вмес­те с Лир­ри­ан и ее сы­новь­ями Ас­сэ­не и Да­эт­ра­ном, в аб­со­лют­ное нич­то, бес­ко­неч­ную ре­ку меж­ду ми­рами. В пос­ледний раз над­ру­гались они над сво­ей зем­лей — ра­зор­вав над ее ру­ина­ми ткань прос­транс­тва и вре­мени. И ис­ка­ли они се­бе но­вый дом — но­вые ми­ры, но­вые го­рода.

Иные ми­ры бы­ли гу­битель­ны, иные — слиш­ком прек­расны. И спус­тя веч­ность ски­таний во ть­ме и от­ча­янии, наш­ли Со­вер­шенные но­вый мир. Мир без име­ни, мир без кон­ца. И вор­ва­лись они в не­го вих­рем вой­ны, не­ся Ха­ос в сер­дцах, и стре­мились унич­то­жить не­совер­шенс­тво. И ви­дели дру­гие — чу­жие, не­похо­жие на­роды, и сра­жались с ни­ми. Ибо же­лали они се­бе весь мир, а не од­ну лишь зем­лю, что ста­ла пер­вой в их жат­ве. Зем­ля та зва­лась Ка­май­нен, и тех, кто жил на ней — из­ве­ли, из­ничто­жили Со­вер­шенные од­ной лишь сво­ей во­лей. Но дру­гие — су­мели дать им от­пор, хоть и не бы­ли рав­ны­ми бо­гам. И шла вой­на: страш­ная, дол­гая, из­ну­ря­ющая, и наз­ва­ли ее Пе­ри­одом Ис­хо­да.

…И дол­го странс­тво­вали Да­эт­ран Поз­на­ватель и Ас­сэ­не Пер­вый, по зем­лям это­го ми­ра, и но­сили они чу­жие ли­чины, и бы­ли они гла­зами и уша­ми ма­тери сво­ей, ка­ра­ющей дланью ее. И се­яли сму­ту да страх сре­ди тех, ко­го счи­тали увеч­ны­ми, сла­быми, не­совер­шенны­ми. Но вот од­нажды вер­ну­лись братья до­мой и бы­ли пе­чаль­ны и за­дум­чи­вы.

«Ка­кие ду­мы одо­лева­ют вас, воз­люблен­ные сы­новья мои? Все ли хо­рошо, все ли у вас есть?» — спра­шива­ла Лир­ри­ан.

«Ма­туш­ка моя, я ви­дел и слы­шал мно­гое, я го­ворил и вер­шил от име­ни тво­его, я вел дру­гих по пред­на­чер­танно­му пу­ти. Я пре­выше, чем они, но есть у них то, че­го нет у ме­ня», — от­ве­чал Ас­сэ­не.

«Я ви­дел ис­кру в каж­дом из них, ис­кра эта спо­соб­на раз­жечь не­гаси­мое пла­мя — сог­ре­ва­ющее ли, об­жи­га­ющее ли. Они кли­чут это ду­шой и сле­ду­ют его зо­ву», — мол­вил Да­эт­ран.

«За­чем вам эта ис­кра, сы­новья мои?» — спро­сила Лир­ри­ан.

«Что­бы по­нять суть вра­га, его сла­бос­ти. Что­бы унич­то­жить», — от­ве­тил Ас­сэ­не Пер­вый.

«Что­бы по­нять и уз­нать, как они жи­вут. Что­бы най­ти мир, что­бы об­рести спа­сение», — сказал Да­эт­ран Поз­на­ватель.

«Пусть бу­дет так», — от­ве­чала им Лир­ри­ан, и взя­ла она нем­но­го от сво­его Да­ра, и дос­та­ла до не­ба ру­кой.

И за­горе­лись на ее ла­донях две бес­печно яр­кие звез­ды. И да­ла она это сы­новь­ям сво­им:

«Те­перь и вы на­деле­ны этой ис­крою. Воз­вра­щай­тесь же на свой путь, воз­люблен­ные сы­ны мои, пусть нев­зго­ды и коз­ни чу­жих бо­гов обой­дут вас сто­роной».

И вновь пус­ти­лись близ­не­цы в до­рогу, ко­торой не бы­ло кон­ца-краю, ибо зва­лась она жизнью; но те­перь бы­ли они ины­ми. Ис­кра, име­ну­емая ду­шой, го­рела в их сер­дцах не­ис­то­вым, не­гаси­мым пла­менем. И путь их был до­лог. И ко­чева­ли они по чу­жим зем­лям, пос­ти­гая суть и муд­рость дру­гих на­родов, и те­перь они лю­били и не­нави­дели, те­ряли и об­ре­тали, и бы­ли веч­но мо­лоды­ми — и ве­рили, что ни­ког­да не ум­рут, ибо хра­нила Лир­ри­ан сы­новей сво­их. И ста­ли за­бывать, кто они, и для че­го свер­ша­ют свои де­яния.

И уви­дела Лир­ри­ан, что «ис­кра», кою так же­лали братья, сде­лала их не­совер­шенны­ми, да­ла им изъ­ян. Но они бы­ли ее лю­бимы­ми сы­новь­ями, ее вер­ны­ми. И она сми­рилась с их не­совер­шенс­твом, но зап­ре­тила де­лить­ся этим да­ром с дру­гими айя. И од­нажды, приз­ва­ла она обо­их сы­новей к се­бе, да­бы на­пом­нить им — кто они, и для че­го бы­ли рож­де­ны.

Но до­мой вер­нулся лишь один из них — Ас­сэ­не Пер­вый. И в го­рес­ти по­ведал ма­тери, что его брат не слы­шит бо­лее ее зо­ва. Что та ис­кра — раз­го­релась пла­менем в его сер­дце, и что стал он бли­же к чу­жим на­родам, не­жели к сво­им соб­рать­ям. И раз­гне­валась Лир­ри­ан, и на­рек­ла вто­рого сы­на сво­его пре­дате­лем.

…А он странс­тво­вал по ми­ру, он ви­дел и слы­шал мно­гое, он но­сил сот­ни ли­чин и ты­сячи имен, и не мог ни­кому явить свой ис­тинный лик — ибо не­нави­дели его на­род, и бо­ялись. И по­нимал Да­эт­ран, что нет ни­какой раз­ни­цы меж­ду те­ми, сре­ди ко­го он жил, ко­го су­мел по­любить, и те­ми, кто был с ним од­ной кро­ви. И од­нажды тай­но вер­нулся Да­эт­ран до­мой, и по­казал свою ду­шу, ее не­гаси­мое пла­мя дру­гим айя. Тем, кто все еще ве­рил ему, кто ждал его — и не же­лал кро­вавой рез­ни. Тем, кто же­лал из­ба­вить­ся от не­уто­лимо­го го­лода внут­ри. И гля­дели они на пла­мя, что бы­ло ду­шой, и жаж­да­ли ее, ибо ви­дели в ней на­деж­ду.