— Свободная жабья икра, — повторил я раздельно, отвязывая от ремня мешочек с деньгами и присаживаясь на край кровати. — Только не начинай хныкать и таращить на меня глаза. Говори — сможешь достать?
Он именно собирался хныкать, но теперь замолчал и просидел некоторое время, не шевелясь, забыв даже про свои шрамы. Потом сказал неуверенно:
— Смогу. Но это дорого, Джа. И сколько тебе надо?
Я взял со стола бутылку, перевернул ее так, чтобы последние капли упали на пол, и показал Большаку.
— На ширину указательного пальца от дна.
— Сколько?
Он присмотрелся к бутылке, оценивая ее объем.
— У тебя толстые пальцы, Джа. Но… дай сюда… — Взяв у меня бутылку, Дитен заглянул в нее, задумчиво понюхал, взвесил в руке и, наконец, решил: — Монет тридцать. Золота, я имею в виду.
— Тридцатка? Но на тридцать золотых дом можно купить. Сколько из этого ты собираешься оставить себе?
Он бросил бутылку на покрывало и ссутулился, голова его опустилась подбородком на грудь.
— Ничего ты не понимаешь, Джа, — произнес он устало. — Мне теперь от тебя не уйти. Покрошат в шматки. Значит, тебе хорошо и мне хорошо. А тебе конец, так и я кончусь.
Я высыпал содержимое мешочка на стол и пересчитал монеты. Набралось сто двадцать три золотых. Отделив тридцать три, я придвинул их к краю стола и сказал:
— Забирай. И принеси мне то, что прошу, до полуночи. Нас, верно, уже ищут, не засыпешься?
Он встал, сгреб монеты и пробормотал:
— Не. Я ж маленький, незаметный. А ты куда, Джа?
Поправив перевязь с саблями, я откинул засов на двери и выглянул в коридор. Голоса снизу стали слышны громче, но, в основном, девичьи — для клиентов пока еще рано. Не оборачиваясь, я сказал:
— Хочу повидать одного эльфа.
Лапута зажала в углу кладовки эльфийку и орала на нее. Судя по красной щеке служанки, она успела уже не только наорать, но и приложиться широкой ладонью, имевшей в свое время дело и с рукоятями клинков, и с корабельным такелажем. Когда я вошел, и троллиха оглянулась, эльфийка, подобрав юбку, прыснула мимо нас так, что только босые пятки засверкали.
— А, сучка немытая! — с яростью прогундосила Лапута вслед. — Не успеешь оглянуться, как они ползаведения вынесут. Ты представь, Джанки, подходит Шмыг… это повар мой, усатый, ты его видал уже, и говорит: иду это я по рынку, прицениваюсь, гляжу, она стоит, вазой торгует. Ваза-то старая, с трещиной, я ее и убрала в кладовку, но все равно! Эта паскуда, она ж не за жратву тут полы драит и грязное белье стирает, я ж им обеим плачу, что ж ты еще и воруешь, гадина? Кто тебя окромя меня на работу возьмет? Ну, народ! А ты куда собрался, Джанки?
Я заметил, что теперь она не смотрит мне в глаза. Отношение ее ко мне, кажется, изменилось. Не то чтобы в худшую сторону, но оно стало другим…
— Все нормально, мамаша? — спросил я. — Ты как? Потому что нас уже ищут, так что, если…
Она покосилась на меня и снова отвернулась.
— Я тебя не сдам, точняк, — сказала Лапута. — Насчет этого можете со своим полукровкой не сомневаться. Но ты стал другим. Раньше ты хотя всякие дела и проворачивал, а все ж таки был еще дитем. Просто не по возрасту здоровым. А теперь… не, вот теперь ты Джанки, как есть, младший барон Дэви. И мои советы тебе более ни к чему, ты лучше знаешь, чё делать, да и слушать меня не станешь. Потому делай, как знаешь. Но смотри… Мне плохо будет, если тебя прибьют. Кто вас ищет, Джа?
— Самурай, — сказал я. — И Даб.
— А! — Лапута кивнула, будто подозревала именно это. — Уже? Ты ж токмо вернулся. Когда успел начудить?
— Впереди еще больше чудного, мамаша. Ты кому дань платишь?
Она подбоченилась, выпятив массивный зеленый подбородок.
— Ха! Сама себе, понял? Не родился еще…
Я перебил, положив руку на ее бугристый затылок и заставив взглянуть мне в глаза:
— Лапута, слышь? Только тебе скажу. Один раз, но слушай внимательно. Продавай «Облако», завтра же. Нет, сегодня. Денег сейчас за него много сможешь взять, дом богатый, а? Садись на первый же корабль и дуй из города, не оглядываясь. Потому что через день не будет твоего «Облака». Ты меня поняла?
Я убрал руку и отступил в коридор.
— Мой кореш сейчас тоже выйдет, а вечером вернется. Впустишь его в комнату, лады?..
— Я повернулся, чтобы уйти, и услышал, как она говорит:
— Ты это вправду, Джа?
— Вправду, — ответил я.
— А куда «Облако»-то денется?
Я уже дошел до конца коридора и, открывая следующую дверь, произнес:
— Куда и весь город.
3
По пути к городской окраине я трижды замечал патрули протекторской стражи. Их приходилось обходить, так что дорога заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывал. Когда окраинная улица закончилась, начало смеркаться, что не помешало мне заметить дым на фоне более светлого неба. Я остановился, выглядывая из-за угла крайнего дома. Внутри уже зажгли свечи, и сквозь окно было видно, как бедная оркская семья — косолапый муж, косолапая жена и не то шестеро, не то семеро косолапых детенышей — рассаживались за широким столом, собираясь вкусить скудный ужин. Орки вообще отличались плодовитостью, из всех других населяющих континент племен свойственной разве что эльфам. Я отвернулся от окна и окинул взглядом пустырь. Среди завалов мусора и чахлых деревьев не было видно движения. Только столб черного дыма, изгибаясь на ветру, лениво поднимался к темнеющему небу. Скорее всего, кто-то просто затеял жечь одну из огромных мусорных куч, но я решил не рисковать и пошел медленно, внимательно глядя по сторонам.
Кадиллицы закончились, теперь вокруг тянулся пустырь. Он издавна служил городской свалкой, так что вскоре вокруг уже высились горы отбросов и обломков. Запах соответствовал. Вершина одного из завалов скрыла дымовой столб, а больше ничего интересного вокруг не было, и когда я внезапно услышал слова, прозвучавшие рядом, то в первое мгновение растерялся.
В следующий миг я взбежал по склону и упал на спину. Широкий проход между двумя завалами уже окутали тени. Голос произнес:
— Да, мой господин…
И в ответ раздался шепот, услышав который, я замер:
— Дерьмо, одно дерьмо кругом!
В проходе возникли фигуры. Впереди шел Самурай, за ним еще трое эльфов. Позади высились двое гоблинов и парочка людей, все как на подбор статные, с широкими плечами и мощными шеями. Эльфы, как и Самурай, одеты в черное, только победнее, а люди — в желтые кирасы протекторской стражи. Они шли быстро, Самурай, не оглядываясь, подгонял их словами:
— Давайте, снулые. Мальчишку надо искать дальше… — Эльф вдруг споткнулся и встал, крутя головой. Его взгляд заскользил по склону, а рука потянулась к мечу-бумерангу на ремне. Я затаил дыхание. Чувствительность Самурая была удивительной.
Прошипев что-то, эльф пошел дальше, и вскоре отряд скрылся из виду. Я еще недолго подождал, осторожно слез и побежал вперед, спотыкаясь и оскальзываясь. Завалы расступились, открыв обширное пустое пространство, и теперь стал виден источник дыма.
Крытый загон, где Лоскутер держал своих квальбатросов, превратился в обугленный остов. Тонкие древесные прутья, из которых состоял купол-навес, смыкались черной решеткой — она лишь каким-то чудом еще не рассыпалась. Две птицы, вырвавшиеся из огня, лежали, пронзенные дротиками эльфов. Я подошел ближе и увидел внутри обугленные тела, клубки свалявшихся перьев, клювы и кости — все, что осталось от питомника. Когда шагнул дальше, решетка развалилась, черные клубы взметнулись над площадкой, пепел полетел мне в лицо. Я отскочил, кулаками протирая глаза. Затем пошел в обход площадки к остову сгоревшего домика, от которого поднимался столб дыма.
Здесь лежал Лоскутер. Навзничь, подложив под голову руку с узким, словно детским запястьем. Он лежал и смотрел в небо. Вторая рука покоилась на груди, прямо на длинной ране, след от удара мечом-бумерангом. Тонкая струйка крови из ноздри стекала по смуглой скуле на землю. Чуть в стороне лежали трупы двух гоблинов и трех эльфов в черном.