— Доброе утро, — поприветствовала Сидней секретаршу у входа в рабочий кабинет отца. Милая брюнетка вернула ей улыбку в прохладной, профессиональной версии. Хмм. Сидней изучила девушку двадцати с хвостиком лет, которая не могла быть намного старше нее. Она новенькая. Успел ли отец переспать с ней уже? Что ж, если они были любовниками, она надеялась, эта девушка не будет питать ложных иллюзий, как ее предшественница, что Джейсон оставит свою жену ради нее. Та предшественница заявилась в их дом, но Шарлен решительно развеяла ее заблуждения. Ее отец мог спать с кем попало, но он совсем не желал совершать социальное самоубийство, разводясь с матерью ради юной модели — ведь Шарлен и ее семья имели столько же веса в Бостонском обществе, как и Джейсон.

Но, возможно, ее цинизм был преждевременным. Возможно, отец не трогал новенькую.

— Доброе утро. У вас назначена встреча с Джейсоном — я имею в виду, с мистером Блэйком? — девушка и бровью не повела от собственного промаха, но она подтвердила подозрения Сидней. Сидней глянула на Лукаса. У него был тот же магнетизм, очарование и сила, какими обладал ее отец. Двое мужчин, сделанные из одного дорогого, блестящего теста. И эта новая игрушка отца служила 3D напоминанием, почему опасно влюбляться в такого роскошного, сильного и жестокого мужчину, как Лукас Оливер, и это было бы верхом безумия.

— Нет, у нас не назначено. Но не могли бы вы ему сообщить, что пришла его дочь?

На секунду в глазах помощницы вспыхнуло удивление, прежде чем она взяла трубку.

— Мистер Блэйк, пришла ваша дочь, — пауза. — Да, сэр. Конечно, — повесив трубку, она встала. — Следуйте за мной.

Чувствуя тихое, но доминантное присутствие Лукаса прямо за своей спиной, Сидней последовала за ассистенткой, отмечая изменения в дизайне интерьера, произошедшие с ее последнего визита пару лет назад. Хотя «Блэйк Корпорейшн» принадлежала ее семье на протяжении трех поколений, Сидней лишь пару раз была у отца в офисе. Он не был отцом, что, качая своих детей на коленях, вводил бы их в курс дела бизнеса, который они унаследуют однажды. Возможно, если бы Джей был жив, она стал бы таким отцом. Но...

Она вошла в кабинет, пробормотав секретарше слова благодарности. Джейсон не оторвал взгляд от работы на своем столе, когда дверь закрылась с тихим, но зловещим щелчком.

— Сидней, это довольно неудобное время, чтобы явиться без предупреждения, — как обычно, его плохо скрываемое раздражение по отношению к ней сердило, тем более при Лукасе. — У меня скоро встреча, так что давай ближе к делу. Что… — он поднял глаза, раздражение на его бесчувственном лице сменилось на шок, когда его внимательный взгляд скользнул мимо Сидней и остановился на Лукасе. Цвет прорезал его красноватые щеки, когда он медленно поднялся. — Лукас Оливер, — он обогнул свой стол и протянул руку. — Моя ассистентка не сказала, что вы здесь.

Сидней приняла удар пренебрежением, не дрогнув; она привыкла быть на втором, третьем или четвертом месте после бизнеса. Но Лукас рядом с ней окаменел. Она бросила на него взгляд. Но его мрачные размышления и расслабленный рот не выдали напряжения, стянувшего его будто веревкой. Его низкий, спокойный голос, когда он пожимал руку ее отца, не вязался с презрением, которое может толкнуть человека на шантаж женщины во имя мести.

Следует иметь это в виду.

Лукас Оливер — непревзойденный актер. И его реакция не была обидой за нее. Нет, находясь в этом офисе, он ликовал, ведь его планы были на пороге осуществления. Именно это ожидание вызвало напряжения в его большом теле.

Месть, а не забота.

— Прошу прощения, если покажусь грубым, но у вас назначено на сегодня? — спросил ее отец, и маленькая морщинка искривила его бровь.

— Нет, у нас не было назначено, — Лукас опустил руку на ее спину, и она поборола инстинктивное желание отодвинуться. Сбежать от обманчивости этого защищающего жеста. — Сидней и я вместе. Я приношу извинения за внезапное вторжение, но мы должны поговорить с вами.

Взгляд Джейсона переметнулся к Сидней. Замешательство и недоверие омрачили его глаза.

— Это так? — тихо спросил он.

Страх змеей пробрался в ее грудь и обвил горло. Это чувство превратило ее рот в пустыню, и слова застыли на кончике языка.

— Сидней, — ее отец сделал шаг вперед, и в тот же самый момент незаметно приблизился Лукас, его стройное бедро прижалось к ее. Джейсон остановился, перехватив глазами это маленькое движение. Удивление уничтожило его разрастающийся гнев, но только на мгновение.

— Сидней, — повторил он с мягкой ноткой предупреждения в голосе. — Что здесь происходит?

Она призвала спокойствие в свой голос, который предательски разоблачал хаотическую бурю, крутящуюся у нее в голове, подобно буре в конце лета.

— Папа, Лукас сделал мне предложение. И я... — она замолчала, стук сердца мгновенно остановил ее дыхание. А потом рука на ее спине сдвинулась, нежно скользнула по ее руке. Его большая ладонь нашла ее ладошку, его пальцы переплелись с ее. Проявление поддержки? Или притворный акт демонстрации любви для ее папы? В этот момент, ее это не волновало. Она сжала свои пальцы, цепляясь крепче. — И я приняла его, — продолжила она.

Глаза Джейсона расширились, его губы расслабились, шок вывел все краски с его кожи, оставив восковую бледность. Встревоженная, она ослабила хватку Лукаса и подалась вперед, вытягивая руку. Господи, что же она наделала?

— Папа...

Его ладонь взметнулась вверх, останавливая ее на полушаге, как будто между ними возникла прозрачная стена. Постепенно, его изумление исчезло. Румянец расцвел под его кожей, покрывая крапинками его гладкую смуглую кожу. Белая линия очертила узкую, твердую линию его рта, словно яркая смазанная помада бывшей королевы красоты.

— Скажи, что это шутка, Сидней, — отрывисто проговорил он. — Или жалкая попытка привлечь внимание.

Она вздрогнула, когда его слова ее ударили. Попытка привлечь внимание. Как будто ей было пять, а не двадцать пять. Глубоко вдохнув, она спрятала пульсирующую боль и гнев в кармашек в своем сердце. В тот же самый кармашек, куда она прятала обиды, горечь и вину от подобных ремарок за все эти годы. И этот кармашек грозился разорваться по швам.

— Это не шутка, папа, — пробормотала она. — Извини.

— Извини? — язвительно переспросил он. — Извини? Ты хоть представляешь, что делаешь? Что делаешь со мной, со своей матерью? Подумай, что будет с нашей репутацией. Ты не можешь просто вышвырнуть Тайлера Рейнхолда. Тебе и так повезло, что он заинтересовался тобой, не говоря уже о предложении руки и сердца.

Боль яркой вспышкой взорвалась в ее груди. Она уставилась на своего отца, чувствуя кожей его ярость, набегающую волнами жара. Внутри она свернулась в позу эмбриона, защищая свои уязвимые органы от очередного эмоционального пинка. Внешне же она, напротив, расправила свои плечи и вздернула подбородок. Собираясь с духом для следующего удара его гнева, нового устного выпада.

— Я не согласен, — холодный, тяжелый протест возник за секунду до появления твердой стены мускулов, поддерживающих ее плечи и спину. Крепкие руки заключили в тиски ее бедра, придавая ее стойке устойчивость. — Рейнхолду очень повезло. У него была Сидней — красивая, умная, добрая, верная Сидни. Ваша дочь. И когда она решила разделить свою жизнь с ним, ему следовало упасть на колени, благодаря ее и Бога, потому что в тот момент он стал счастливейшим мужчиной на Земле. Совсем как я, когда она согласилась стать моей.

Красивая, умная, добрая, верная. Ложь, ложь, ложь — сигналил ее разум, как сирена темной, мрачной ночью. Все ради успеха предприятия. Но ее сердце — ее сердце, изрезанное и израненное пренебрежением, низкой самооценкой и чувством вины — впитало его слова, с жадностью набросилось на них подобно человеку, попавшему на чудесное пиршество после долгого путешествия по засушливой, бесплодной пустоши.

— Вы знаете ее пять минут и считаете, что можете говорить мне, кто моя дочь?

— Да, — ответил Лукас ровным, уверенным голосом. — Потому как, очевидно, это вы совершенно ее не знаете, раз вы позволяете себе делать комментарии, порочащие ее значимость, ее достоинства.