— Тогда откуда ты об этом знаешь?
— От мистера Айзмана, — честно признался Малвани. — Видишь ли, «Империя» — ещё один театр Фромана, входящий в небольшое бродвейское сообщество. Новости о смерти мисс Даунс разнеслись быстро и подействовали угнетающе на боевой дух сотрудников.
Он выпрямился и размял руки.
— Но у мистера Айзмана не было причин подозревать в произошедшем что-либо иное, кроме трагического самоубийства, пока сегодняшним утром при схожих обстоятельствах не была найдена мисс Жермен.
— Они обе были актрисами. Нам известно, были ли они знакомы? Если да, то они могли обсуждать самоубийство. И раз новости о смерти мисс Даунс так ярко поразили театральную общественность, мисс Жермен могла скопировать мисс Даунс, решив покончить жизнь самоубийством.
Я и сам понимал, насколько это неправдоподобно, но такова уж была моя привычка: принимать во внимание все возможности, даже если позже я сам же их и отмету.
— Нет, — мрачно покачал головой Малвани. — Я бы тоже хотел так думать. Но есть кое-что ещё.
Малвани осмотрелся, словно беспокоясь, что кто-то подслушает наш разговор. Но в помещении кроме нас никого не было.
Малвани удовлетворённо кивнул и жестом показал мне следовать за ним. Мы подошли к последнему ряду, где он оставил свои вещи.
— Мы нашли записки. Письма. Даже не знаю, как их правильно назвать.
Он запнулся, пытаясь подобрать слова.
— Одно из них было найдено рядом с телом мисс Даунс в «Империи», правда, много позже, сначала его и не заметили. В нём полно поэтической чепухи о смерти, поэтому мистер Айзман и решил, что это предсмертная записка. Но когда мы нашли похожую записку здесь, рядом с мисс Жермен, его начали терзать сомнения.
Малвани засунул руку в потёртую кожаную сумку, доставая несколько листков бумаг.
Захватив край письма носовым платком, Малвани передал мне первый лист бумаги нежно-голубого цвета. Я аккуратно потянулся, стараясь браться только через ткань.
Написано было мелким, неразборчивым почерком.
И вновь избрал я деву без природной красоты и дал ей то, чем обделила Природа. Я — Пигмалион. Она — Галатея, моё лучшее творение. Так скажу же словами прекраснейшего английского поэта:
«Кровь её я не пролью,
Не раню кожу, что белее снега
И глаже алeбaстpовых надгробий…»
Малвани выжидательно на меня смотрел.
Я откашлялся, пытаясь сбросить с себя неприятное ощущение от прочитанного.
— Что это значит? — спросил я. — «Я — Пигмалион». И в этих словах о крови, которую он не прольёт, нет абсолютно никакого смысла. Может, он пытается сказать, что он её не убивал?
— Думал, ты мне скажешь, — грустно улыбнулся Малвани. — У тебя, по крайней мере, за плечами пару лет колледжа.
И он шутливо вскинул руки перед собой.
— Я тоже не смог уловить смысла в этой записке. Мистер Айзман пояснил то, что я и так уже понял: убийца хотел, чтобы она и в смерти выглядела прекрасной. Анни была простой девушкой. Да, хорошей танцовщицей и талантливой хористкой. Но она никогда бы не стала ведущей актрисой. И даже не хотела этого.
— Полагаю, всё это — лишь со слов мистера Айзмана.
Я вновь окинул взглядом фигуру на сцене и покачал головой.
Наверно, одежда и макияж её полностью изменили, потому что на женщину, лежавшую передо мной, было определённо приятно смотреть. Настолько, что можно простить любое отсутствие таланта и способностей.
Хотя многие актрисы, не обладавшие признанной обществом красотой, очень успешно выступали на сцене. И Сара Бернар — яркое тому доказательство.
— Ты прав, — согласился Малвани. — Она одета с иголочки, и кто-то определённо приложил немалые усилия. Послушаем ещё, что скажут другие актёры и актрисы, которые придут через пару часов на репетицию. Хотя мне и сейчас понятно, что обычно она выглядела не так.
— Ты нашёл что-либо в её гримёрке, что можно связать с этим письмом?
— Зиль, она была хористкой. У неё не было собственной гримёрки. Она пользовалась общей комнатой в задней части здания. Естественно, мы её сейчас обыскиваем, а вместе с ней — и все остальные комнаты, — Малвани раздражённо выдохнул. — Но пока мы не нашли ничего необычного.
— Кто-нибудь держал в руках записку, которую мистер Айзман нашёл рядом с телом Элизы Даунс? — уточнил я.
Сейчас письма мне казались единственной перспективной зацепкой и связью между двумя смертями.
Малвани кашлянул.
— Айзман сам хранил это письмо, хотя я и не могу понять, зачем он хранил записку самоубийцы. Но сегодня утром, когда он пришёл сообщить нам о смерти мисс Жермен, он вернул и письмо. Оно сейчас в участке в папке с другими уликами. Я покажу тебе, когда доберёмся до моего кабинета. Содержание схоже, вплоть до упоминания о Пигмалионе. Только стихи другие.
— Если отпечатки на обоих письмах совпадут, у нас появится чёткая связь, — размышлял я вслух.
— Мы их сняли, но знаешь — они не обязательно принесут нам какую-то пользу, — пробормотал Малвани себе под нос.
Он был прав: официально они, может, пользы особой и не принесут.
Снятие отпечатков пальцев было пока новой технологией, которую принимали в расчёт лишь немногие полицейские. А судьи — ещё реже. Но неофициально многие из нас были готовы положиться на результаты подобной экспертизы.
— Полагаю, — произнёс я, — ты хочешь привлечь меня к этому делу именно из-за этих писем?
— По большей части, да.
Малвани нахмурил брови, потому что в его голове явно крутилась ещё одна мысль, и когда он её озвучил, то выглядел немного смущённым.
— Я бы хотел, чтобы ты поговорил с кое-кем, находящимся сейчас у меня в участке под стражей. Его зовут Тимоти По. Он актёр.
— Судя по тому, что видел сегодня утром, — заметил я, — кажется, у тебя недостаточно оснований, чтобы кого-то задерживать.
Малвани ткнул пальцем в голубую бумагу.
— Посмотри, всё здесь указывает на некого Пигмалиона. Мистер Айзман просветил меня, что «Пигмалион» — спектакль, который возродился на подмостках прошлой осенью. И угадай, кто играл в нём главную роль?
— Полагаю, мистер По, — с невозмутимым видом ответил я.
— Именно; он играл Пигмалиона, восхищавшегося Галатеей, — Малвани явно был доволен собой. — Всё совпадает, не так ли?
— Даже слишком, — проговорил я. — Если уж он так хотел изобличить самого себя, оставив это письмо, к чему вся эта неразбериха с поэзией? Он мог просто подписаться своим именем.
Малвани склонил на бок голову.
— А ещё он знал Анни Жермен. Она даже играла несколько недель на замене в «Пигмалионе», когда другая актриса заболела.
— В роли Галатеи? — уточнил я. — Тогда это прекрасно вписывается в твою идеальную теорию.
— Этого я не спрашивал, — Малвани был раздражён тем, что я с ним не соглашался. — И ещё кое-что. Мистер Айзман подозревает, что По был влюблён в мисс Жермен, но дама его отвергла.
— Тогда нужно найти этому дополнительные доказательства, — возразил я. — Не говори мне, что ты станешь полагаться лишь на слова мистера Айзмана.
Наш с Малвани разговор шёл в сторону, которая мне не очень нравилась — всё дело отдавало необоснованным поспешным суждением.
Малвани устало на меня взглянул.
— Это всё, что у нас есть на данный момент. Сделай мне одолжение и поговори с Тимоти По. Может тебе каким-либо образом удастся вытянуть из него полезную информацию.
Естественно, я согласился, хотя методы и теория Малвани начинали меня беспокоить всё больше и больше.
Я мог лишь предположить, что на него кто-то сильно давит сверху.
Я потянулся за шляпой и уже собрался направиться к выходу, когда Малвани снова меня остановил.
— Постой, Зиль. Прежде чем ты уйдёшь, я должен сказать тебе кое-что ещё, — он сделал глубокий вдох. — Этим утром в издательстве «Таймс» тоже нашли письмо. Я пока никому не говорил, даже мистеру Айзману, хотя это он принёс мне первые два письма. Он боится, что по городу пойдут слухи, и будет не очень рад, если окажется, что в этом деле замешаны газетчики.
