— Пап, прекрати, это соревнования за популярность в академии, а не предвыборная кампания кандидата в Совет. Мне не нужна агитационная программа, все получится само собой, я уверена.
— Ты не понимаешь, Микаэлла. Твой политический путь начинается именно сейчас. Твои однокурсники будущие высокопоставленные чиновники или их жены. Они должны сделать этот выбор сейчас и быть уверенными в нем всю жизнь.
— Я не говорила, что собираюсь заниматься политикой, пап, — я остановилась посреди парка, где мы прогуливались после того, как отец оставил мне свои гостинцы. — Это соревнование мне нужно только для того, чтобы щёлкнуть двух зарвавшихся богачей по носу. Они вздумали унижать мой род и память о маме. И это единственная причина, по которой я решила бороться за корону.
— Микаэлла…
— Хватит, пап. Хватит решать за меня, как правильно. Хватит пытаться навязать свои цели и планы. Я не хочу лезть в политику. Я не хочу становиться твоим очередным проектом, ясно?
Отец замер, глядя на меня пустым взглядом. Не понял. Не захотел услышать и понять, почему я не хочу принимать участие во всем этом настолько серьёзно. Для него любое соревнование — борьба за место под солнцем, для меня — игра. Таково наследие моей матери. Такова я.
Он уехал через час после разговора, оставившего во рту горький привкус разочарования, какой оставался всегда после общения с лордом Торресом.
Я пропустила первую пару и половину второй, решила на неё не идти вовсе, раз уж ректор лично выписал разрешение. Вместо этого я пришла в столовую, открыла блокнот с пометками папы по поводу выборов и погрузилась в чтение. Опытный политик и государственный деятель советовал начать именно с программы — нужно рассказать, чем я лучше других, что я собираюсь сделать. Далее провести агитацию, громкую, такую, чтобы все услышали моё имя.
“Ты использовала имя рода матери, чтобы не афишировать свое благосостояние. Сыграй на этом. Будь ближе к бедным, но не переступай черту. Люди любят странности и не любят откровенного презрения. Балансируй.”
Вообще совет “Балансируй” встречался в отцовском блокноте чаще всего. Он был уверен, что я легко пойму, что это значит. А правда в том, что я не понимала.
Закрыла блокнот и сунула в новую сумку. Тоже отец привёз. Простая, добротная и качественная. Видно, что дорогая, но вычурность не бросается в глаза.
“Балансируй”.
Да легко вообще!
Я фыркнула и только после этого заметила, что столовая наполняется студентами. Напротив уже сидел бессменный Алекс, стол Ланей возглавляла оскорбленная Мишель, которая как раз сканировала помещение в поисках жертвы. Её взгляд задержался на мне, я подарила ей милую улыбку и даже помахала ручкой. Взгляд от меня оторвали. Мысленно вместе с моей головой…
— По-моему, самое время сказать “Я же говорил”, — Алекс переставил половину еды из своего подноса в мой и тепло улыбнулся в ответ на мою кислую физиономию. — Серьезно, из тебя тихоня, как из меня Лань.
— Три года все окружающие меня люди придерживались другого мнения.
— Они либо слепые, либо идиоты.
— А ты самый умный и глазастый?
— Достаточно умный и глазастый, чтобы понять, что ты сегодня сильно не в духе. Передумала участвовать в гонке?
— Если бы даже хотела, не могла. Уже подала заявку и написала отцу. Он сегодня приезжал, — я нехотя съела пару ложек риса. — Так что да, у меня отвратительное настроение.
— И чем это чревато?
— Если не отвалишь, придётся продемонстрировать наглядно.
Алекс сделал испуганный вид и улыбнулся, закрытая рот на замок. Клоун. Как есть клоун. Папа в детстве любил водить нас в театр, говорил, что на сцене люди честнее, чем в жизни. Уж кто-кто, а Лорд Торрес во лжи знал толк. Его мнение в данном случае можно назвать авторитетным.
— О нееет, — шёпотом протонал Алекс, глядя куда-то мне за спину. — Опять Винельс решил сыграть в крутого парня.
Высокий блондин стоял над столом близняшек и что-то им говорил отсюда было не слышно, но по дурацкой сальной ухмылке смысл легко угадывался.
Одна из сестёр оторвала взгляд от тарелки, посмотрела в лицо блондину и сказала что-то явно обидное, потому что красивое лицо молодого мужчины исказила уродливая злая гримаса. Он усмехнулся, поднял тарелку супа говорившей с ним секунду назад девушки и картинно плюнул в неё.
— Что для тебя более противно — переспать со мной или каждый день есть вот это?
И под смешки своих друзей он развернулся и ушёл к своему столу. Мечник. На глазах второй девушки, сидящей напротив, навернулись слезы. Я улыбнулась, вставая из-за стола.
— Что ты собираешься делать?
— Балансировать.
Злости не было, только то самое презрение, которое, по словам отца, народ не любит. То, что я устроила вчера, можно назвать предупреждением, настоящую войну леди Эверти объявляет именно сегодня!
Я подошла к девушкам со своей тарелкой супа, поставила её на стол и взяла испорченную.
— Не против поменяться, да?
Ответ мне был не интересен, но девушки кивнули совершенно синхронно. Суп несла аккуратно, чтобы не расплескать. Подошла к столу мечников, обратив внимание, что Рейнола нет, внимательно посмотрела на Винельса и просто вылила суп ему на голову, а потом склонилась к его уху и тихонько прошептала: “Что для тебя более противно — каждый день обтекать едой или прилюдно извиниться перед девушкой завтра?”
Ответа я не ждала, выпрямилась, посмотрела на каждого из мечников долгим испытующим взглядом, дожидаясь, пока они перестанут смотреть на меня с вызовом, и пошла к выходу, по пути забрав свою сумку. Есть уже не хотелось. Хотелось в свою старую академию, где всем было откровенно наплевать друг на друга.
По коридорам я шла, игнорируя всех и вся, мне нужно было выйти на воздух, в сад, подышать, освежить мысли. Всё было бы хорошо, если бы следом не шёл Алекс, который очень нудно читал мне нотации.
— Интересный способ “балансировать”! Ты никогда не займешь место Рейнола, если будешь унижать богатых и популярных студентов. Это путь в никуда!
— Сама разберусь.
— Разберётся она! Я, между прочим, серьёзно! Вот объясни, в чем был твой компромисс?
— Я шла к нему с тарелкой, намереваясь заставить съесть все её содержимое. Так что вылить на голову — это компромисс, — Я остановилась под дубом с раскидистыми ветвями. — Послушай, мне наплевать на богатых и популярных. Их богатство нажили родители, так же как и моё. Популярность вообще временная штука, сегодня есть, а завтра её отняла выскочка, которая перевелась из какой-то глуши. И я хочу, чтобы все это поняли. Имеет значение только то, что мы сделаем, используя то, что нам дано.
— Ты хочешь, чтобы я всем рассказал, насколько тебе наплевать на богатых?
— Я хочу, чтобы все знали, что я ценю в людях характер. Независимо от того, богат ли этот человек.
— Тебя никто не знает, всем все равно, Микаэлла! Расположения добиваются годами! А ты хочешь получить его через неделю своего нахождения здесь?
— Ты поможешь мне или нет?
Алекс простонал что-то про пустоголовых девиц, но согласился поговорить обо мне со всеми своими знакомыми.
Надо сказать, знакомых у Алекса оказалось много, очень много. И среди наших однокурсников, и среди младших ребят, так что уже к утру следующего дня все перешептывались о случившемся. Только теперь об этом говорили не как о дурацкой выходке зарвавшейся девчонки, а как о первом шаге Микаэллы Эверти в ее предвыборной кампании. Смеялась я над вытянутой физиономией приятеля долго, когда запущенные им же слухи обрели новые краски, обросли подробностями и интересными поворотами в сюжете. К вечеру народ уже утверждал, что я прочитала очень громкую и пафосную речь о равенстве, взаимоуважении и важности каждого члена нашего общества. Причем я в этой речи, оказывается, предупредила всех заранее, что любое притеснение буду воспринимать как личное оскорбление и отвечать на него буду соответственно.
В общем по сути все получилось так, как хотел отец — студенты искренне считали, что я поступила под маминой фамилией, чтобы лучше понять, как относятся здесь к беднякам, хотя сама могла бы купить академию со всеми прилегающими к ней территориями.
