Мама растерялась. Я помолчала. Картошка попалась скверная, поеденная проволочником. Приходилось выковыривать чернот}'. Я делала это очень старательно.
— Мам, мне девятнадцать. Я не эгоистка... то есть не такая эгоистка, как раньше. Знаю, что такое деньги и как они достаются.
— Ты и раньше знала, тебе рано пришлось... это узнать, — возразила мама, — но ты никогда и мысли не допускала, что мы можем что-то у него потребовать... или просто взять.
— Так он не предлагал, а тут сам принес, — попыталась пошутить я. — Нет, мам, ну серьезно. Я никогда от него ничего не возьму себе. Но есть ты... есть бабушка.
— Мне тоже ничего не нужно, — сухо сказала мама. — Только не от него.
Я внимательно на нее посмотрела. Нет, прости, но мне многое придется от тебя утаить. Я знаю, что прошло много времени и, возможно, твои чувства к нему действительно погасли, но я не смог}' рассказать, что твой бывший муж пришел мириться с дочерью, а ушел, пытаясь закадрить ее соседку по блоку. И что он подставил свою дочь так, как никто другой не сумел бы. Даже если бы старался, так феноменально не получилось бы. У тебя, мамуль, своих проблем хватает. Вот ты еще молодая и красивая, но одна. Потому что всем нравятся молодые и красивые, свободные. Женщина со взрослой независимой дочерью, которой не надо на подгузники тратиться... а надо тратиться на памперсы пожилой женщине, пусть не часто, лишь в период ухудшения. Женщина с прицепом в виде свекрови с деменцией не нужна никому. Она и на свидание толком сходить не может, все время боится, что ба оставит газ включенным или забудет выпустить Яшку на улицу, и тот загадит весь коридор, из вредности.
— Бабушке нужны лекарства, — твердо сказала я.
—Да, — кивнула мама. И тихо добавила: — А тебе не нужно будет столько работать. Хоть чуть-чуть отдохнешь.... Аля, что случилось? Что-то плохое случилось, да? Я подумала... подумала...
-Что?
— Что в последний раз видела тебя такой... когда отец ушел. Ведь это не из-за того, что у вас не получилось встретиться, нет?
Надо же, а я думала, что хорошо конспирируюсь, что мама и бабушка примут мое состояние за крайнюю усталость. Мама, меня предали. И я больше не верю в любовь. Но я ничего не рассказала. Лишь произнесла:
— Нет, не из-за этого. Просто я немного... влюбилась, а он оказался не таким, каким я его представляла.
— Тот мальчик? Музыкант?
— Да, он.
В конце концов, я почти не солгала.
Я приняла вызов Андрея через неделю. Просто накатило как-то. Я снимала тюль с крючков, стоя на стуле, а потом увидела, что экран светится... опять... достала мобильный из кармана фартука... и передвинула иконку на зеленый значок.
Он растерялся и молчал в трубку. Потом начал что-то бормотать... и замолк. Помолчал и выкрикнул, видимо, боясь, что я сброшу звонок:
— Алина, я не знал! Она сказала, что пишет небольшую статью! Что-то вроде шутки! Типа несколько дней из жизни дочери знаменитости. Мне нужно было узнать, что ты любишь, с кем дружишь, какие у тебя с отцом отношения, — Андрей говорил очень быстро. — Я думал, это что-то вроде шутки! Поверь! А потом она стала замечать, что я... что мы... и тогда... Крис мне рассказала о задании, о об этом... папарацци-проекте. Мы поговорили, Надя обещала! Она обещала не публиковать статью!
— Послушай, — сказала я. — Мне по большому счету плевать, что она там напридумывала. Ну пусть я клубничные коктейли из жадности поглощаю, потому что на халяву. Мне не жалко, если ... типа пилка. Я же говорила, что мне плевать на чужое мнение. Но ты знал. Почему ты мне не сказал... уже после?
— Я боялся, — выдохнул Андрей. — Понял, что ты не простишь, что пошлешь меня... подальше. С глаз долой - из сердца вон. Ты ведь - это ты. Аль, прошу...
— Правильно понял, — миролюбиво согласилась я
И сбросила звонок. Фамилия Минаков составила компанию Горкину в черном списке.
7Л
26
Сколько ни пыталась я забыть, Андрей все время был в моей голове. Я смогла выкинуть его из своей жизни, а из памяти - нет. Раньше, скажи мне кто-нибудь, что человек может врасти в тебя за два месяца, я бы только посмеялась. Наши разговоры прокручивались в сознании, словно плейлист в режиме нон-стоп. И вместе с воспоминаниями, будто сошедшая с ума стрелка барометра, менялось мое настроение, от «солнечно» к «а на небе туши».
... Ежик, случалось с тобой такое, что ты как будто видишь человека впервые? Пуд соли вместе съели, а тул вдруг... чужой ведь совсем человек. И словно на разных языках говорим. II друг друга не понимаем. Как с разных планет.
...Ивее было кончено между нами уже давно, когда я понял, что Наде важно не то, что я-это я, а то что я слепо иду за ней, словно заколдованный, понимаешь? Что мной можно гордиться. Можно мне пару раз поддакнуть, и я легко поменяю свое мнение. Можно уговорить меня на... подлость. Я ведь такой... преданный и послушный. А я не послушный. Понимаешь, Ежик?
...Это были тяжелые дни. Я окончательно расстался с Надей. И ты должна знать: это из-за тебя. И не только из-за тебя. Нет, из-за тебя, Ежик!
— Ну вот Аль, — удовлетворенно сказала мама, когда мы готовили борщ. — Совсем другое дело, приятно на тебя посмотреть, а то ходишь... как гроза.
...Еж, я просто боюсь, что Кутихина окажется сильнее. Лучше бы она оказалась сильнее сейчас, пока у все не так далеко зашло, а не потом. Побереги свое сердце, не рассчитывай ни на что такое. Я не говорю, что Минаков - тряпка. Нет. Он хороший парень. Но у Нади есть много видов оружия, которыми ты не владеешь. И как только она всерьез велит «к ноге!»...
На кухню зашла бабушка:
— Галенька, Аленька, а не видели ли вы, куда я сервиз поставила? Гости вот-вот придут, а чай попить не из чего. Ищу', ищу... Ну тот, ленинградский, с синими полосочками и...
— Господи! — взревела я. — Когда же это кончится?! Да нет у нас никакого ленинградского сервиза! Нет и не было никогда!
— Но как же? — пролепетала ба. — Я ведь помню, когда Толику квартиру дали, я въезжала и...
— Это наша квартира! Наша с мамой! Ты переехала к нам, когда твой Толик...!
— Аля! — предостерегающе крикнула мам.
Я сдержалась, лишь зубами заскрипела:
— Я очень извиняюсь, но борщ я не буду! Никогда!
Я сорвала ключи с гвоздика и вылетела во двор. Бродила там, пока не остыла, потом качалась на качелях, глядя на свои окна. Эта любовь... я ду'мала, она сделает меня лучше, а она меня разручнает. Я знаю, что должна сделать - поговорить с Андреем. Просто я боюсь. Боюсь так, что холодею. Потому что сегодня у' меня еще есть «солнечно» и «тучи», а после нашего разговора может остаться лишь вечное «облачно, без прояснений».
Я вернулась домой. Мама вышла из кухни, строго сказала:
— Нам ну'жно поговорить.
— Дай мне пару дней, — выдавила я.
— Нет, сейчас.
— Хорошо.
Разговор был трудным. Я отредактировала ту часть, что касалась отца. Но маме и всего остального хватило с лихвой, я дала ей почитать статью. Она сначала стояла, держа в руке смартфон и хмурясь, затем лицо ее стало растерянным, она села, дочитала и сказала:
—Какая подлость! Это... это... ложь все, от первого слова до последнего! Да, мама говорила, что кто-то приходил, спрашивал о папе. Я думала, она опять путает фантазии с реальностью! Бедная ты моя!
Как ты это пережила?
— Мам, не надо. Все позади!
— Нужно было давно рассказать.
— Я не могла.
— Ты все правильно сделала.
— Мне нужен твой совет. Я его люблю... до сих пор. Ты ведь...
— Да, я тебя понимаю. Аль, мне нужно это... переварить, подумать. Сбрось мне статью, сбрось! Аля, я должна это перечитать! За меня не бойся! Я просто подумаю, как все это опровергнуть!
Я кивнула. Конечно, я не боялась за маму. Но узнать, что первая любовь дочери и ее первые отношения оказались... такими - это больно.
— Где ба? — спросила я.
— Смотрит телевизор.
Бабушка дремала, опустив голову на спинку дивана. Я селя рядом и положила голову ей на колени. Начала подремывать, почувствовала, как она гладит меня по голове.
