Эжени сидела без движения, затаив дыхание, и взгляд её был устремлён на неровные чернильные строки. «Безумие, это чистое безумие… Но мало ли на свете безумных людей? Шанталь – опытный охотник, он хорошо знает лес, силён и вполне мог поймать волчонка и вырастить из него Зверя. Чего он добивался? Хотел, чтобы его боялись и уважали? Собирался собственноручно застрелить Зверя и стать героем? Что могло заставить человека воспитать опасную тварь и натравить её на людей?»

От скрипа двери она дёрнулась и подскочила. Белокурая Симона, её служанка, бойко выпалила:

– Госпожа, там к вам отец Роберт! – произнося имя священника, она скорчила выразительную гримаску. Эжени, всё ещё не пришедшая в себя после внезапного открытия, проговорила:

– Позови его.

Корнель, едва отец Роберт вошёл, захлопал крыльями и ещё громче завозился на шкафу, но кюре не обратил на него ни малейшего внимания. Эжени быстро спрятала все записи под первую попавшуюся книгу и предложила гостю присесть.

– Я не задержу вас надолго, дитя моё, – начал отец Роберт непривычно ласковым тоном. – Признаю, что я осуждал ваше стремление расследовать это дело, но, пожалуй, ваше упорство похвально. Сегодня вы показались мне чем-то встревоженной – у вас появились подозрения?

– Я пока не хочу их высказывать, – заметила Эжени и как бы невзначай поглядела в окно. Где, в конце концов, задержались дети мушкетёров?

– Дитя моё, вы бледны, у вас усталый вид. Вы не заболели?

– Не думаю, – она покачала головой.

– Я ни в коем случае не хочу клеветать на ближнего своего, но вы встревожились после того, как посетили Жана Шанталя, верно? Он сказал или сделал что-то такое, что вызвало у вас подозрения?

– Я не стану этого говорить, – решительно сказала Эжени, – не хочу оклеветать невинного человека.

– Что ж, ваше нежелание говорить уже само по себе ответ. Я не буду спрашивать, что навело вас на подозрения, но осмелюсь предположить, что вы подозреваете Жана Шанталя в связи со Зверем.

– Я вам этого не говорила, – Эжени пристально посмотрела на священника.

– Я бы не хотел говорить о нём дурно, но его мрачность и угрюмость вызывают у меня определённые мысли. Кроме того, кто сильнее связан с лесом, чем опытный охотник? Дитя моё, – неожиданно на его лице появилось выражение тревоги, – вы уверены, что ваши друзья в безопасности с ним?

– Думаю, они уже не с ним, – Эжени сглотнула комок в горле.

– Вы бледны, как смерть! – отец Роберт в волнении поднялся с места. – Кажется, что вы вот-вот лишитесь чувств! Я прикажу принести воды…

– Не нужно, я сама, – Эжени и впрямь захотелось пить, хотя приближения обморока она не чувствовала. Она покинула библиотеку, но через несколько минут уже вернулась с бокалом вина в руке. Отец Роберт сидел в той же позе, а Корнель тихо бесновался на шкафу. Эжени отпила несколько глотков и поставила бокал на стол.

– Возможно, мои подозрения глупы и беспочвенны, но… вы что-нибудь пили у Шанталя? – кюре испытывающе заглянул ей в лицо.

– Пили, каждый по стакану вина с водой, – растерянно ответила Эжени и вдруг, поняв суть его расспросов, схватилась за сердце. – Нет! Не мог же он… Вы хотите сказать, что он попытался отравить нас? Но это немыслимо!

– Если хоть часть тех мыслей, что терзают мою голову, правда, то этот человек пойдёт на всё! – отец Роберт в волнении шагнул к окну, она невольно последовала за ним. – Я твердил о дьявольском Звере, но не подумал, что дьявол может овладеть человеком! Смотрите, там, на дороге, нет ваших друзей?

– Нет, – Эжени взглянула в окно, но за ним тянулась только пустая лента дороги. Корнель вскрикнул за её спиной, странно и протяжно. Этот крик словно придал ей сил – она повернулась к столу и решительно посмотрела на священника. Что ж, если с её друзьями и правда что-то случилось… не дай Бог, с Леоном… не сметь думать об этом! Если она осталась одна, следует предупредить всю прислугу, вооружиться и ехать в деревню – узнать, что с детьми мушкетёров, и рассказать всем о Шантале. А потом всем вместе ехать к Бертрану, отцу и Инессе.

– Прошу прощения, отец Роберт, но мне надо побыть одной, – твёрдо сказала Эжени – уж кому-кому, а кюре она не доверяла. Он не выглядел особо довольным, однако молча поклонился и покинул библиотеку. Эжени притворила дверь и вернулась к столу. Сейчас она придёт в себя и начнёт действовать… нужно только несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Её взгляд упал на бокал с вином, и она бездумно протянула руку к нему. Несколько глотков вина ей не помешает – хотя бы чтобы не думать о Леоне. Вино странно пахло – должно быть, туда были добавлены какие-то травы. Отец Эжени был любителем таких вин…

Она уже поднесла бокал к губам, когда Корнель, который каркал всё громче и громче, внезапно метнулся к ней и мощным ударом крыла выбил у Эжени бокал. Он полетел вниз, ударился о пол и раскололся, вино вылилось и вмиг окрасило паркет в тёмно-красный цвет.

– Корнель! – возмущённо воскликнула Эжени и вдруг замерла, прижав ладонь к губам. Ей в голову вдруг пришла страшная, невозможная, невероятная мысль – а что, если отец Роберт, которого они перестали подозревать из-за физической слабости, тоже замешан в этом деле? Пусть он и не хозяин Зверя, но его соучастник? И он сейчас попытался отравить Эжени?

– Корнель, – слабо прошептала она, оседая на пол и с ужасом косясь на закрытую дверь. Отец Роберт стоит где-то там, совсем близко, и в любой миг может зайти и проверить, подействовал ли его яд. И когда он узнает, что вино не было выпито, то добьёт Эжени – быстро и безжалостно. Она в отчаянии огляделась – ни ножа, ни пистолета здесь нет, даже вышивание с иголкой далеко, в её комнате. Осталась только шпилька в волосах – да бокал, если он разбит, тоже может стать оружием.

Эжени протянула руку к бокалу, осторожно, стараясь не порезаться, взяла его, поднесла к носу и принюхалась. От него пахло вином, но к этому запаху примешивался другой, более слабый, но не очень приятный. Эжени снова втянула носом воздух и поняла: это запах болиголова. Он был знаком ей: болиголов рос в изобилии в старом овраге, мимо которого они с Инессой часто проезжали во время конных прогулок. Лекари собирали болиголов и делали из него целебные настойки, но также им можно было отравить человека.

Эжени покосилась в сторону двери и осторожно опустила бокал, потом подолом юбки наскоро вытерла лужу на полу – на серо-голубой ткани остались красные разводы. Она отказалась от мысли сразиться с отцом Робертом: он хоть и худой, но всё-таки сильнее её. Лучше притвориться отравленной, выждать момент, а потом позвать на помощь. Слуги схватят Роберта, а потом уже можно будет выпытать у него, чего он пытался добиться, и отправиться в деревню – узнать, что с детьми мушкетёров.

– Корнель, молчи, – прошептала Эжени и указала ворону на шкаф. Потом она подняла бокал и с силой кинула его на пол – он негромко зазвенел. Она пару раз негромко вскрикнула, схватилась за стол и, медленно соскользнув на пол, замерла. Секунды потекли одна за другой, как столетия, возня ворона на шкафу казалась оглушительной, пятна и полосы на паркете образовывали причудливые узоры. Эжени уже успела проклясть себя за глупую идею, но тут дверь скрипнула, и послышались шаги.

Всё тело напряглось, но Эжени заставила себя лежать тихо, закатив глаза и судорожно хватая ртом воздух. «Ваш план удался, и я лежу здесь отравленная, задыхаюсь, без сознания, мои руки и ноги подёргиваются, а глаза ничего не видят… Действуйте же, отец Роберт!»

Священник склонился над ней, и у неё, смотрящей на него сквозь полуопущенные ресницы, в самом деле чуть не остановилось сердце от страха. Роберт поднял бокал, принюхался, опустил его, затем вытащил из-за пояса что-то маленькое и засунул ей за корсаж – по телу Эжени прошла дрожь омерзения от прикосновения холодной влажной руки, но кюре, к счастью, счёл это обычной судорогой. Затем он встал на колени рядом с дёргающимся телом и громогласно позвал – в его голосе отчётливо слышались страх и боль: