Выходных Гарри ждал, как никогда до этого. Не нужно ходить на занятия по коридорам, рискуя нарваться на какое-нибудь Заклятие щекотки или чего-то в этом духе. Они с Рейстлином заранее решили провести эти дни в «своём» кабинете — том, где всё это время они практиковали заклинания из курсов ЗОТИ. Однако на этот раз им не удалось заняться ничем: привидения, до того не заглядывавшие в маленький зальчик, неожиданно вспомнили о его существовании, и набились туда битком. Не только знакомые Почти Безголовый Ник, Толстый Монах, Кровавый Барон и Пивз, но и некая дама в старинном платье, хнычущая девчонка в школьной мантии, и ещё несколько — их Гарри никогда прежде не видел, но, судя по всему, они обитали в Хогвартсе.

Оставаться в наполненном призраками помещении не хотелось — тем более, что Почти Безголовый Ник, завидев их, осуждающе покачал головой, а Монах начал выражать ему сочувствие по поводу «незавидного положения Гриффиндора». Друзья переместились в библиотеку: народа там по-прежнему было немного, несмотря на приближающиеся экзамены, а мадам Пинс не допустила бы никакого выяснения отношений или, тем более, колдовства в своём «королевстве». Находиться в гостиной Гриффиндора им, по понятным причинам, не хотелось. С однокурсниками эти два дня они пересекались только в Большом Зале на приёмах пищи. Мантию-невидимку забрать из тайного хода не удалось.

Рейстлин получил письма только в понедельник, зато сразу два: первое, традиционно, от Карамона, второе — от Таниса. Гарри порадовался, что последний не прислал Громовещатель. Прочитав письма, Рейстлин не стал дожидаться окончания завтрака, а зажёг в собственной кружке тот самый необжигающий синий огонь, которому и скормил оба пергамента.

— Танис попытался забрать Карамона из Алгера, но ему не позволили, — пояснил Рейстлин, когда они шли после завтрака к теплицам. — Тогда он предупредил брата, чтобы тот прекращал переписку со мной. Мне он также советует перестать использовать совиную почту, а если нужно будет что-то сообщить, воспользоваться твоим подарком.

— А про Китиару что известно? — нетерпеливо перебил Гарри. Связи между их проступком и запретом на переписку Рейстлина с Карамоном он не уловил. Рейстлин и так не слишком охотно отвечал на вечно одни и те же вопросы Карамона, не мог же Танис считать этот запрет наказанием для него за проступок: Карамону явно будет не хватать этого общения гораздо больше, чем Рейстлину.

— Полагаю, с ней всё в порядке, если не считать необходимости скрываться хотя бы какое-то время и потерянной работы, — ровным голосом ответил друг.

— Полагаешь?

— Танис ничего не сообщает насчёт неё. Однако попытаться забрать Карамона он, скорее всего, не сам придумал. Даже если предположить, что авроры, выяснив, что в Хогсмите была именно Китиара, нагрянули к нам домой, — Гарри похолодел, представив, как на Тисовую улицу, в соседний с Дурслями дом, врываются люди в мантиях и с волшебными палочками наизготовку, а Рейстлин, меж тем, продолжил: — Танис бы в первую очередь попытался найти Китиару и помочь ей, насколько возможно, а потом уже думал о Карамоне или обо мне…

— Зачем его вообще забирать? — недоумевал Гарри. — Он к этому отношения не имеет.

— Именно поэтому, — как само собой разумеющееся, пояснил Рейстлин, от чего Гарри почувствовал себя совсем уж не понимающим ситуацию. Но объяснять друг явно не собирался. Он вообще, судя по всему, не желал больше обсуждать эту тему.

Во вторник первым уроком была трансфигурация. Профессор МакГонагалл, дав ученикам задание (превратить ежа в подушечку для иголок), неожиданно произнесла:

— Поттер и Маджере, директор Дамблдор приказал мне привести вас.

Сопровождаемые взглядами однокурсников, Гарри и Рейстлин направились к профессору. Гарри совсем забыл, что, помимо штрафных баллов, их ждёт отработка, назначить которую должен именно Дамблдор. А близнецы Уизли — они уже были у директора или ещё только пойдут? Мысли путались, пока он вместе с Рейстлином шёл за МакГонагалл по бесконечным коридорам. Перед статуей уродливой гаргульи профессор остановилась:

— Лимонный шербет, — произнесла она. Гаргулья отпрыгнула в сторону, а стена, которую она загораживала, раздвинулась. Прямо за ней начиналась винтовая лестница. Едва все трое ступили на неё, как стена за их спинами вновь сомкнулась. Лестница двигалась сама, как магловский эскалатор, довольно быстро, и при этом по спирали, так что у Гарри даже закружилась голова. Однако это длилось недолго, и вскоре они стояли перед тяжёлой дверью, рядом с которой висел латунный молоток в виде грифона. Профессор МакГонагалл негромко постучала, дверь отворилась, и они вошли. — Профессор Дамблдор, я привела их.

— Спасибо, Миневра, — директор сидел за столом, уставленным непонятными приборами. — Возвращайтесь к ученикам. Проходите, Гарри, Рейстлин. Садитесь, — Дамблдор кивнул на кресло, расположенное напротив него.

Гарри вошёл и сел, стараясь не смотреть по сторонам. Это было сложно, поскольку в кабинете оказалось немало интересного, а Дамблдор не спешил начинать разговор, внимательно глядя на сидевших перед ним ребят.

— Мы не смогли обнаружить Китиару Ут-Матар, — заговорил он наконец. Гарри едва сдержал вздох облегчения и, бросив взгляд на друга, увидел, что-то вцепился в подлокотники кресла. — Но, несомненно, её исчезновение можно считать доказательством вины. После тщательного осмотра замка выяснилось, что из Хогвартса ничего не пропало…

Неужели Дамблдор подозревал, что они вынесли из школы что-то?!.. Гарри в ужасе уставился на директора. А вдруг он решил, что в ящике был философский камень? Гарри понятия не имел, какой величины созданный Фламелем артефакт — неужели Дамблдор заподозрил их в похищении бесценной вещи?.. Директор, между тем, с печальной улыбкой продолжил:

— Не поймите меня неправильно, однако, когда ученики под покровом ночи выносят из школы нечто, передавая это лицу, не имеющему возможности попасть в эту самую школу…

— Почему? — спросил Рейстлин.

— Почему мы заподозрили, что вы передаёте сестре что-то из принадлежащего школе? — директор словно удивился непонятливости Рейстлина.

— Почему родственникам учеников нельзя навещать их в школе? — сформулировал тот вопрос.

— Потому что не ко всем ученикам могут приехать родственники, — так, словно речь шла о самых очевидных вещах, сказал Дамблдор. — Представьте, что такие посещения разрешили. К Рону Уизли, сёстрам Патил, Лаванде Браун приехали родители, к вам — сестра… А вот родители, скажем, Гермионы Грейнджер, попасть в Хогвартс не смогут по причине того, что они — маглы. Как и родственники Гарри. Как будут чувствовать себя дети, видя идущих на встречу с родственниками однокурсников и зная, что сами этой возможности лишены? — Гарри открыл рот, чтобы заявить, что он лишь счастлив держаться подальше от Дурслей, но вовремя сообразил, что эта фраза лишь подтвердит уверенность Дамблдора в том, что встречи с родственниками ученикам не нужны. Директор же лишь покачал головой. — Когда я сам был учеником, подобные посещения были разрешены. Много позже, став взрослым, я осознал, как страдали дети, лишённые возможности видеть своих родителей, завидуя тем однокурсникам, кто обладал такой привилегией. Став преподавателем, я неоднократно поднимал этот вопрос, но предыдущий директор не видел в ситуации ничего предосудительного. Заняв его место, я едва ли не первым делом поставил всех в равное положение…

— И теперь этой привилегии лишены абсолютно все, — фыркнул Рейстлин.

— И теперь все находятся в равных условиях, мистер Маджере, — тон директора слегка посуровел. — Но мы отвлеклись… Итак, ничего из школьного имущества не пропало. Это, разумеется, не отменяет факта нарушения школьных правил: вы не просто бродили по школе, вы вышли за её территорию… Полагаю, здесь замешаны близнецы Уизли, — он пристально посмотрел на Гарри, который, в свою очередь, внимательно изучал поверхность директорского стола. Рассказывать о Карте не хотелось. После недолгого молчания, Дамблдор продолжил: — Что ж, думаю, ситуация ясна. Мистер Маджере захотел увидеться с сестрой, близнецы вызвались ему помочь, а ты, Гарри, отправился за компанию с другом…