— Если честно Сэмён я поражаюсь твоей выдержке, мне вот интересно, когда же ты плюнешь на все и поедешь вместе со мной в Ереван, будем вместе там жарить шашлык, пить вино, жену тебе красивую найдем, — за это я и любил Амира, на любую проблему у него всегда одно решение и в чем-то он чертовски прав.

— Кстати, так, когда ты собираешься возвращаться туда?

— Да вот сейчас сезон заканчиваю, продаю тут все и уезжаю, жену с детьми уже отправил туда к родным. Не нравится мне тут, многое поменялось не в самую лучшую сторону, — с сожалением заметил мой собеседник, сервируя стол на двоих. Он всегда разделял со мной трапезу, таков обычай, только себе он налил немного красного вина, а мне черного чая.

— Тут ты прав, постараюсь вернуться до твоего отъезда, а если не выйдет, то встретимся уже там, должен же я рассказать о том, как прошла дорога, а если не выйдет, то отправлю весточку.

— Что значит не выйдет, это не принимается, жду тебя там с невестой, — тут он хитро прищурился, я хотел было спросить, как он шайтан догадался, но словно прочитав мои мысли Амир произнес.

— Да ладно, Сэмён я же вижу, что у тебя на душе за груз висит, поэтому хочу выпить за то, чтобы ты нашел то, что ищешь, — театральная пауза.

— И приехал вместе с ней ко мне в гости!

— Спасибо тебе Амир, обязательно, — улыбнувшись ответил я.

Разговор продолжался, иногда он отлучался, чтобы накормить вновь вошедшего клиента, так мы просидели до вечера, я бы с удовольствием остался до самого утра, но меня звала дорога.

— Удачи тебе Сэмён и будь осторожен, — произнес он, нервно перекладывая между пальцев бумажный клочок.

— Тебе тоже Амир, еще увидимся, — сказал я, приняв послание во время рукопожатия.

Байк встрепенулся и зарычал, срываясь в погоню со временем, ему не терпелось размяться в дороге, так же, как и мне. Старый товарищ, вышел на крыльцо и еще долго смотрел мне вслед. Пока на парковку не подъехал черный микроавтобус.

…

Середина октября выдалась относительно теплой. Последний аккорд уходящего лета, которое решило дать природе побольше сил, чтобы пережить надвигающиеся холода. Когда-то я был там, где нет циклов, там, где бесконечное лето круглый год на протяжении сотен лет. У меня получалось там жить, но не вышло прижиться. В таких условиях становишься слишком мягким, слишком счастливым, а что самое страшное беззаботным. Тебя уже ничто не волнует, а поводом для радости может служить такая мелочь, как если за одно погружение достал вместо одного морского огурца сразу двоих или если удалось удачно поймать волну и прокатиться в тоннеле касаясь кончиками пальцев стремительного потока воды, настолько кристально чистой, что за ней словно за витражом видны рифы. До сих пор перед глазами стоят эти сонмы пестрых рыб, плавающих в синеватом океане, смешивающиеся в воспоминаниях со счастливыми лицами людей и все это кружится, кружится в диком танце под треск костра и звук тамтамов в ушах.

В огонь попало немного воды из кипящего чайника, что выдернуло меня из утреннего коматозного состояния и неги воспоминаний, но это вернуло мне трезвость рассудка и напомнило почему же я все-таки уехал. Я думал, что смогу сбежать туда от всех проблем, от назойливого, страшного, неправильного мира, но одно я не взял в расчет. У меня никогда не выйдет сбежать от самого себя, от стиснутых зубов и сжимающегося сердца при виде несправедливости, от неистового желания сделать место, в котором я нахожусь лучше, от потребности на уровне дыхания в том, чтобы учить в том, чтобы учиться, в том чтобы, внутренний голос на мгновение осекся, а затем продолжил: в том чтобы любить!

Марк не задавал мне вопросов, когда я тогда уехал и не сделал этого, когда вернулся. Он просто пришел и поставил на мой стол портфель, набитый бумагами, а рядом положил запакованную коробку с жесткими дисками, а затем так и не сказав ни слова собирался уйти, но я не выдержал и окликнул его:

— Неужели ты ничего не хочешь сказать, меня ведь не было почти два месяца? — я ожидал чего угодно, но уж точно не такого возвращения.

— А зачем? Все проходят через это, пытаются сбежать, но в большинстве случаев возвращаются. Не ты первый, не ты последний Семен, — он произнес это невообразимо флегматичным тоном, словно действительно говорил о сущей обыденности.

— И вы так спокойно даете им уйти? — наивный вопрос, учитывая специфику работы, но все же.

— Не совсем, но нужно ведь дать человеку понять, кто он есть на самом деле. После этого работа начинает идти гораздо эффективнее, так что можешь приступать, — я ненадолго задумался, а затем посмотрел ему в глаза и спросил:

— Ты тоже?

— Да.

Ненадолго в воздухе повисло молчание, кажется мой вопрос заставил его погрузиться в воспоминания, но затем Марк сбросил с себя это наваждение и произнес:

— Я рад, что ты вернулся, а пока проходи акклиматизацию, — он слегка улыбнулся, кивнув в сторону моего рабочего стола, после чего скрылся за дверью.

Это было очень давно, словно воспоминание из прошлой жизни. Сейчас мои руки согревал горячий чай, спасая от промозглого утра. Я уже успел собрать все свои вещи и закинуть их в кофры, так что остался лишь один рюкзак, служащий мне стулом и тлеющие угли на вырезанном участке дёрна. Пришлось останавливаться в чистом поле, потому что вокруг не было ни одной даже самой захудалой придорожной кафешки, в которую можно было бы попроситься на ночлег. С другой стороны, это позволило мне сэкономить времени и преодолеть расстояние за гораздо меньший срок. Сделав последний глоток, я отправился в путь.

Дорога пролетела практически незаметно. Вскоре мне пришлось свернуть с относительно неплохого федерального шоссе на разбитую двухполосную дорогу местного района. Мимо пролетали деревеньки с покосившимися заборами, городки спутники послевоенной, кое-где и дореволюционной застройки, а между ними были бескрайние поля, разделяемые лесополосами. Лоскуток к лоскутку скроенные в полотно нашей страны.

Я подъехал к стеле въезда в город, которая гласила «N-ск — город герой». Краска на ней местами облупилась, выцвела, словно это место было давным-давно заброшено, также, как и автобусная остановка, выполненная в стиле советского модерна, причем построена она была незадолго после первого полета в космос, о чем можно было судить по сохранившимся участкам с росписью, посвященной космической тематике. Только теперь все это выглядит жалко и наивно, если смотреть глазами жителя нашего времени, а как же ее видели тогда? На пару мгновений я выпал из реальности, мир вокруг стал ярче, стела блестела свежей краской, также, как и остановка, на которой стояли несколько студентов, которые громко спорили между собой, кажется о чем-то связанном с энергетикой будущего, о то, что чистый синтез скоро введет нас в новую эру изобилия. Как бы не так. А затем их скрыл за своим красным бортом, подъехавший Лиаз. Отъехав, он оставил за собой облако пыли и все тоже обшарпанное сооружение, а затем унесся вдаль, вырывая меня из прошлого в настоящее.

Судя по найденному в архиве адресу мне нужно ехать на другой конец N-ска. Интересно каким этот город видела она, как его чувствовала, каким он был четверть века назад? Вопросы появились сами собой, так же внезапно, как и пришедшие на них ответы. В этот момент я стоял на дороге, проходящей мимо центральной площади и почувствовал словно с меня слетело, как минимум лет десять. Легкие наполнились дыханием вечера, позднего лета. На улице значительно поубавилось автомобилей, но стало гораздо больше людей. Счастливых людей, со светлыми лицами. Только что закончился сеанс в кинотеатре и оттуда хлынул поток молодежи, весело перекликающейся друг с другом. Из стоящего рядом административного здания спешили домой работники. Около центрального универмага также было оживление, кажется открыли новый отдел, о чем гласила красивая вывеска перед входом, нарисованная, наверняка каким-то студентом института культуры. Я шел по вымощенной дорожке парка, залитого светом катящегося к закату солнца. На лавочках сидели парочки, какие-то ребята захватили с собой гитару и пели вечные песни, а старики играли в шахматы и журили проказливую молодежь.