После окончания ментальной тренировки Советник неожиданно для себя вспомнил нечто важное. Он резко вскочил на ноги, быстрым шагом прошёл в дальний конец кабинета и осторожно взял в руки статуэтку, стоявшую на отдельном постаменте. Невзрачная серебристая фигурка из неизвестного металла безусловно относилась к творениям древних мастеров. Несмотря на довольно простые формы, чувствовалось, что повторить такое в нынешнее время вряд ли кто-либо способен. Гротескная фигурка девушки в странном обтягивающем костюме выглядит как живая. Мастеру удалось даже невообразимым способом передать образ её лица, прикрытого прозрачной пластиной. И всё это в металле. Когда Итилиен в первый раз увидел это невероятное произведение искусства в простой лавке, торгующей дешёвыми находками не самых удачливых искателей, он просто не поверил своим глазам. Несмотря на врождённую скупость, Олли даже не стал торговаться. Скупой уроженец Маашумунда сразу заплатил запрошенные торговцем десять серебрушек, только бы не спугнуть удачу.
Долгие вечера он посвятил изучению статуэтки, но никаких, даже слабых следов магии не обнаружил. Просто металл, хоть и неизвестный самым искусным алхимикам. Отбросив лишние сейчас мысли, Олли аккуратно обернул статуэтку вынутым из нагрудного кармана шёлковым платком и бережно уложил её в свою дорожную сумку, уже наполненную разными необходимыми для побега вещами. За окном громыхнул залп фейерверка. Городской праздник, возможно последний в истории Шергета, начинался. Фигуры расставлены, пешки обречены, самое время делать первый ход.
***
Привычный вид города перепахали неуклюжие нагромождения баррикад, перечеркнувшие основные тракты. Тут и там на крышах мелькают пёстрые фигурки арбалетчиков, пока ещё заметные в предзакатном небе. Тягостное предчувствие неминуемой беды ощутимо давит на эти видавшие всякое улицы, заставляя неуютно ёжиться, несмотря на приятное осеннее тепло, привычное для юга бывшей империи. Предстоящий бал несёт любопытное ожидание для одной части меня и предчувствие смертельной скуки для другой.
Лёгкая качка кареты с гербами рода Гернар на бортах скрадывается дорогими магическими упорами, превращая привычную тряску на городской брусчатке в плавное покачивание. Того и гляди заснёшь. Несмотря на девятый вал информации, которую нужно срочно осмыслить, ничего с собой поделать не могу. Неумолимо тянет в сон. Возможно это какой-то защитный механизм мозга от перегрузки. Внезапная остановка вырвала меня из приятной полудрёмы. Уличный патруль, остановивший нашу карету, споро проверив у кучера лежащие в специальном ящичке дорожные документы, поспешил раствориться в тенях вечерней улицы. В следующий раз, когда я проснулся, мы подъехали к центральному входу здания Городского Совета. Нельзя сказать, что я никогда не видел это исполинское сооружение из дикого камня. И всё же его вид внушает какое-то особое восхищение.
Проход от кареты в сторону главного входа любезно расчищен от любопытных горожан, толпящихся тысячами за широкими спинами городской стражи. Сам я, судя по родословной из прошлой жизни, произошёл из такой же рабоче-крестьянской семьи, однако возможность свободно пройти по живому коридору из энгирской охраны к месту торжеств сейчас меня только успокоила. Вот интересно, а что осталось там, на Земле? Моё хладное тело? Как я сюда перенёсся? В виде бесплотного духа или целиком? Почему тогда я стал ребёнком и на время потерял не то что память, а саму личность? Столько вопросов, на которые у меня нет ответов. Хотя… Нейросеть что-то упоминала о постэвакуации. Эвакуация… Всё равно слишком мало информации, чтобы предположить что-то дельное. Из размышлений меня бесцеремонно вырвал подобострастный голос:
— …Баронет Гернар, позвольте принять вашу ношу, — услужливый лакей, кажется, сейчас размажется тонким слоем по брусчатке, лишь бы угодить. Всё, что я держу сейчас в руках — это ножны с моим личным оружием. Прежде чем успел среагировать, моё второе я выдаёт:
— Воин никогда не передаст своё оружие в руки недостойного! — Так! Надо что-то с этим делать. Молодой баронет, то есть я, успел выдать моим голосом свои мысли ещё до того, как я решу, как поступить правильно. Наверное, я сам в том возрасте был таким же идиотом, но от этого не легче. Мы с отцом прибыли на бал с опозданием. Для кого это мероприятие — развлечение, для нас же возможность сверить ориентиры и наладить взаимодействие с теми, кому город ещё дорог. С теми, кто тоже хочет пережить предстоящую заварушку. Зачем это мне? Сложно сказать. Наверное, что-то глубинное. Что-то, что заставляет мужчину стоять на своей земле и не уступить её чужакам. Умереть, но не отдать. Видимо за те двенадцать лет, что в Шергете рос и мужал баронет Тим Гернар, в моей и его голове успело сформироваться это чувство своего родного места. Понятно, что битый и учёный жизнью, первый я, умирать за что-то чужое не согласен и возможны варианты, но сильное чувство, порождаемое вторым моим я, отбросить невозможно, и оно тоже влияет на мои решения.
В бальном зале мы с отцом разошлись в разные стороны, уговорившись встретиться через десяток минут у правой центральной колонны. Бесцельно побродив по залу и не встретив никого из знакомых мне дворян, я отправился в сторону той самой колонны и дождался появления барона, безразлично разглядывая веселящихся аристократов. Что-то неправильное чувствуется в этом празднике накануне войны. Лучшие представители города словно пытаются поплотнее утрамбовать свои головы в песок, подобно земным страусам, вместо того, чтобы подобраться, вспомнить, что их далёкие предки когда-то смогли делом доказать своё право направлять остальных. Право защищать и собирать за это дань. Впрочем, дань собирать они не забывают. Глядя на располневших от бесцельной праздности, довольно жалких людей, считающих, что они лучше по праву рождения, стало как-то гадливо. Конечно, не все присутствующие такие. Тут и там взгляд натыкается то на подтянутого бравого старшего офицера энгирской гвардии, непременно аристократа, или на кого-нибудь из армейских магов, правое ухо которого просто усыпано наградными амулетными кристаллами-серьгами. Такие украшения за выслугу просто так не раздают. Предаваясь этим грустным размышлениям, я не сразу заметил возвращение отца. Мы отошли в сторону, чтобы не прерывать разговор слишком часто при виде очередного приближающегося нетвёрдой походкой пухлого дворянина или услужливого лакея, разносящего подогревающие настроение напитки или лёгкие закуски.
— Я перекинулся парой слов с Астаром Виланом, заместителем Гистрата. Нашей дружине в помощь решено выделить армейского мага из числа прибывших сегодня гвардейцев энгира. Очень непростого. Астар уверил меня, что магистр Тзон Ксафар хорош. Этот маг, принял участие в разработке новейших боевых плетений в Катской Академии Магии ещё до распада Акалькаты. Уже интересно, чего же они такого ждут в своём штабе, что выделили на внутреннее патрулирование города столь могущественного мага? — отец задумчиво почесал затылок. Обычно скупой на внешние проявления, битый жизнью, временами чёрствый как сухарь, он редко выдавал свою озадаченность подобными незамысловатыми жестами.
— Может они ожидают Прорыв? Как в Шергете обстоит с жанаитами? — я неосторожно высказал первое пришедшее в голову объяснение, опираясь на память баронета и отточенную годами научной работы логику Тимофея Филиппова. И тут же прикусил язык. Не хватало ещё накликать беду.
— Какой ещё Прорыв?! Их не было больше тысячи лет, да и то, что рассказывается о Прорывах в летописях, больше похоже на сказки. — Видимо, отец тоже допускает такой вариант, но опасливо старается о нём не думать.
— Я давно хотел спросить… — договорить не успел, ощутив чувствительный толчок в спину. Холод разлился по спине. Первая мысль — покушение! На балу в самом центре Шергета обычно не ждёшь ничего опасного, поэтому столь резкое вторжение всколыхнуло мысли о наёмных убийцах, изощрённых ядах и подковёрных интригах. Эти невесёлые мысли успели промелькнуть прежде, чем я развернулся и уткнулся взглядом в лицо весьма миловидной девушки. Молодую, едва оформившуюся грудь нежно облегает нарядное бальное платье. Гладкая без изъянов шея, чуть загорелая бархатистая кожа лица, правильные очертания которого притягивают взгляд, и глаза… В эти глаза я неожиданно для себя провалился, словно в бездонный омут, не в силах вдохнуть. Пронзительный взгляд напрочь вытеснил все глупости о покушении из головы. Не узнаю себя. Уже давно поставив на себе клеймо холостяка, битый жизнью сорокапятилетний мужик, пусть и в прошлой жизни, я вдруг понял, что не в силах отвести взор. Наверное, это на меня повлияли юношеские гормоны молодого тела баронета. Очнувшись от секундного замешательства, сразу же принял прекрасное создание в оборот. За спиной что-то по-доброму насмешливо хмыкнул отец, но я не разобрал что именно — всё моё внимание поглощено новой собеседницей, застенчиво пытающейся извиняться.
