Джульетта взяла сигарету из гербоносной пачки, и Кларисса поднесла ей зажигалку (золотую, конечно).

– Вот это дело! – засмеялась она. – Ты на верном пути.

– Леди и джентльмены, мы на месте! – прокричал водитель. – Каникулы кончились, начинается отбытие приговора! Всем выйти из автобуса!

Автобус изверг группу заметно растерянных людей у главных ворот тюрьмы. Водитель принялся колотить в небольшую, усаженную заклепками деревянную дверь сбоку от ворот.

– Вот вам еще партия! – крикнул он, и дверь открыл невидимый снаружи привратник.

– «Уормвуд Скрабз»? Мы здесь будем работать? – удивилась Джульетта.

«Да уж, здесь мне вряд ли будут задавать неудобные вопросы об искусстве», – подумала она.

Кларисса потушила окурок, раздавив его подошвой явно дорогой туфли («Это Феррагамо – тебе нравится? Хочешь такие? Я могу тебе отдать эти»), и сказала:

– Ну что ж, папа всегда говорил, что рано или поздно я окажусь за решеткой.

Так началась карьера Джульетты в Службе безопасности.

В «Скрабзе», как все называли тюрьму, царил хаос и сновали люди, совершенно неподходящие для предоставленной им работы. МИ-5 набирала огромное количество новых сотрудников, в основном девушек, в департамент «А» – административный. Великосветские девицы были особенно бесполезны. Кое-кто из них притащил с собой корзины для пикника и расположился обедать на травке, словно приехав на регату в Хенли. В некоторых корпусах еще оставались заключенные, в ожидании, когда их переведут отсюда. Интересно, что они подумают, если им случайно попадутся на глаза эти очаровательные девицы, грызущие куриные ножки? Джульетта решила, что руководство намерено отсеивать сотрудников. Эту войну выиграют поденщики, а не девицы в жемчугах, подумала она.

Ее отфутболили в Регистратуру – место, где персонал кипел постоянным недовольством. Ей поручали в основном перекладывать дела из одного шкафа в другой или тасовать бесконечную картотеку в соответствии с какой-то непостижимой системой.

И все же стоило по окончании дня вырваться из тюрьмы, как начиналось веселье! Кларисса оказалась настоящей подругой (пожалуй, первой подругой в жизни Джульетты), несмотря на золотые гербы и титулы. Девушки развлекались вместе почти каждую ночь, ощупью пробираясь по улице во время затемнения, – Джульетта была вся в синяках из-за еженощных столкновений с фонарными столбами и почтовыми ящиками. «Клуб 400», «Посольский клуб», «Беркли», «Миллрой», бальный зал в отеле «Астория» – развлечения военного времени были нескончаемы. В набитых битком танцевальных залах девушек двигали с места на место бесчисленные партнеры в разнообразных военных формах, кавалеры на час, бабочки-поденки, чьи лица не было смысла запоминать.

На Парк-лейн работал допоздна киоск-кофейня – девушки заглядывали туда уже под утро, а иногда вовсе не ложились, завтракали в «Лайонсе» – овсянка, бекон с поджаренным хлебом, тосты, джем и целый чайник чаю, всё за шиллинг и шесть пенсов, – отправлялись прямиком в «Скрабз» и начинали новый день.

И все же она испытала некое облегчение, когда вчера в столовой к ней подошел Перри Гиббонс. Она обедала с Клариссой. Столовая была та же, где раньше кормили заключенных, и Джульетта подозревала, что отвратительная еда тоже осталась прежней. Они ели какое-то месиво с душком, и вдруг она заметила, что над ней стоит Перри Гиббонс и улыбается:

– Мисс Армстронг! Не вставайте, пожалуйста. Меня зовут Перри Гиббонс. Боюсь, что мне нужна девушка.

– Ну что ж… – осторожно сказала Джульетта, не беря на себя никаких обязательств. – Надо думать, что я как раз она.

– Отлично! В таком случае не могли бы вы подойти ко мне в кабинет после обеда? Вы знаете, где это?

Джульетта понятия не имела, где это, но у него был твердый голос, низкий, приятно звучащий, добрый и вместе с тем непререкаемо авторитетный – она решила, что это идеальное сочетание для мужчины; во всяком случае, так утверждали любимые ее матерью любовные романы. Поэтому она с готовностью ответила:

– Да, сэр.

– Отлично. Скоро увидимся. Не торопитесь, пообедайте спокойно. Мисс Марчмонт, приятного аппетита. – Он кивнул Клариссе и ушел.

– Кто это был? – спросила Джульетта.

– Знаменитый Перегрин Гиббонс. Он заправляет Би-пять-би – а может, Би-си-один? Я вечно путаю. В общем, противодействие подрывной деятельности. – Кларисса засмеялась. – Похоже, тебя сорвали с места.

– Это звучит неприятно.

– Сорвали, как розу, – попыталась утешить ее Кларисса. – Прелестную невинную розу.

Джульетта решила, что роза не может быть невинной. Как, впрочем, и виновной.

– А вот и наша тайная магия.

Перри Гиббонс распахнул еще одну дверь, и оказалось, что она ведет не в волшебное царство, но в другую спальню, поменьше, где громоздилось оборудование для прослушки и двое мужчин, толкаясь в тесноте, его монтировали. Точнее, мужчина и мальчик. Мужчина, Реджинальд Эпплтуэйт («Язык сломаешь, дорогуша, зови меня просто Редж»), был из Исследовательской лаборатории почтового ведомства в Доллис-Хилле. Мальчик, Сирил Форбс, работал там же младшим инженером. Именно Сирил (Джульетта на миг задумалась, с чем можно срифмовать это имя) будет заниматься приборами каждый раз, когда за стеной соберется пятая колонна.

– «Ар-си-эй Виктор», модель ЭМ-ай-двенадцать семьсот, – гордо сказал Редж, с энтузиазмом коммивояжера демонстрируя что-то электрическое.

– Американская, – робко добавил Сирил.

– Точно такая используется в Трент-Парке, – добавил Перри Гиббонс. – В центре для допросов, – объяснил он, встретив непонимающий взгляд Джульетты. – Кажется, Мертон там иногда работает. Он ведь вас собеседовал на должность, верно?

– Мистер Мертон? Да, он со мной разговаривал.

Джульетта не встречала Майлза Мертона с самого дня их беседы. («Я просто должен был задать все нужные вопросы».)

И Реджинальд, и Сирил очень гордились своими техническими познаниями и забросали Джульетту терминами – «стабилизатор плавающей режущей головки… полистироловая мембрана… с подвижной катушкой… управляемый давлением… сапфирово-стальные звукозаписывающие иглы…». Наконец Перри натужно засмеялся (похоже, смех давался ему ценой особых усилий) и сказал:

– Достаточно, джентльмены. Мы не хотим перепугать мисс Армстронг. Она здесь в роли машинистки, а не инженера.

Стены звукоизолированы, объяснил он, ведя ее в соседнюю квартиру; Реджинальд и Сирил устремились за ними, продолжая бойко трещать про «диски для мгновенной записи» и «микрофоны восемьдесят восемь-А».

Эта квартира оказалась точным отражением предыдущей, словно они попали в зазеркалье. Ковер с узором из осенних листьев, заурядные обои «Арлекин» – Джульетта мгновенно узнала их: точно такие же обои с розами и шпалерами выбрала когда-то ее мать для гостиной в Кентиш-Тауне. Эта неожиданная встреча была для нее как удар в сердце.

– Прослушивается! – сказал Сирил.

– Микрофоны установлены в стенах, – объяснил Редж.

– В стенах? – повторила Джульетта. – Неужели?

– А с виду и не скажешь, правда? – Реджинальд постучал по стене.

– Господи, в жизни не догадалась бы! – Джульетту это в самом деле впечатлило.

– Отлично, а, мисс? – ухмыльнулся ей Сирил.

Он выглядел невероятно молодо – словно должен бы до сих пор ходить в начальную школу. Джульетта представила себе Сирила на детской площадке у школы – грязные коленки, серые гольфы сбились гармошкой, в руке каштан, который вот-вот полетит в цель.

– Он у нас дамский угодник, – засмеялся Редж.

Лицо Сирила залил пламенный румянец.

– Не слушайте его, мисс.

– Запирайте дочерей, а, мистер Гиббонс? – сказал Редж.

– Боюсь, что у меня нет ни одной дочери. – Перри Гиббонс засмеялся, опять натужно. (А если бы были – стал бы он их запирать? – задумалась Джульетта.) Он улыбнулся ей, словно прося прощения за что-то – возможно, за свою неловкость. У него была изумительная улыбка. Ему следовало бы улыбаться почаще, решила Джульетта.