– В Службе его считают чем-то вроде перебежчика, – сказала ей Кларисса в тот вечер за выпивкой в «Клубе 400». – Я собрала для тебя компромат на Перри Гиббонса.

Оказалось, что в список его многочисленных талантов входит умение показывать карточные фокусы – он член общества «Магический круг», – знание суахили (что толку в этом, удивилась Джульетта, если, конечно, не жить в Африке) и игра в бадминтон «на почти профессиональном уровне».

– Еще он страстный натуралист и изучал античную культуру и древние языки в Кембридже.

– Как и все мы, – буркнул Хартли.

– Хартли, заткнись, – сказала Кларисса.

Хартли – его звали Руперт, но его никто никогда не называл иначе как по фамилии – нагло втерся в их компанию. «Ох, только Хартли нам не хватало, – вздохнула Кларисса, заметив, как он, подобно бульдозеру, прокладывает себе путь через толпу к их столику. – Он такое хамло». Он плюхнулся на стул и немедленно заказал два раунда коктейлей для всех, велев принести их с десятиминутным интервалом. Хартли пил – эта характеристика полностью исчерпывала его свойства. Он был удивительно некрасив: волосы щетинистые, темно-рыжие, лицо и руки усыпаны веснушками (все остальные части тела, вероятно, тоже, но мысль об этом была невыносима). В целом создавалось впечатление, что где-то в его генеалогическом древе отметился жираф.

– Он любит придуриваться, – сказала потом Кларисса, – но на самом деле он умен. Конечно, вхож в общество: его отец – член кабинета министров.

Ах, этот Хартли, подумала Джульетта. В МИ-5 он попал обычным путем – через Итон, Кембридж и Би-би-си.

– Ну, чин-чин, – сказал Хартли и осушил свой стакан единым духом. – Гиббонс – странный тип. Все вечно восторгаются тем, какая он разносторонняя личность, но бывает так, что человек знает слишком много. Он ужасно скучный. Я не удивлюсь, если он под этими своими твидами носит власяницу.

– Ну, удачи тебе с ним, – сказала Кларисса Джульетте. – Девочки в «Скрабзе» считают, что он С. А.

– С. А.?

– Сексапильный! – фыркнул Хартли. (Над ним самим явно поработала злая фея, лишив его сексапильности коварным заклинанием прямо в момент его появления на свет.)

Почти все, что касалось секса, по-прежнему оставалось для Джульетты загадкой. Ее éducation sexuelle[11] (почему-то ей проще было думать на эту тему французскими словами) пестрела прискорбными лакунами. В школе на уроках домоводства они чертили схемы домашнего водопровода и канализации. Это был совершенно бесполезный предмет. Их учили, как сервировать чайный поднос, чем кормить лежачего больного, на что обращать внимание при покупке мяса («жир должен образовывать мраморные прожилки»). Насколько полезнее были бы эти уроки, если бы на них рассказывали о сексе!

Любовные романы, которые читала мать Джульетты, тоже не помогали. В них бесконечной чередой шли шейхи и нефтяные магнаты, в чьих объятьях героини постоянно обмякали. Те же самые женщины в ответственные моменты, как правило, таяли, но это напоминало Джульетте лишь о колдунье из «Волшебника страны Оз», что вряд ли входило в намерения авторов.

– И еще Гиббонс совершенно не умеет вести бессодержательную светскую болтовню, – сказал Хартли. – Поэтому люди относятся к нему с подозрением. Светская болтовня – фундамент, на котором стоит Служба безопасности. Неудивительно, что Гиббонс замуровал себя в «Долфин-Сквер».

– Так что, ваш агент будет тут жить? – спросила Джульетта, рассеянно водя пальцем по розам и шпалерам.

– Годфри? Боже мой, нет, конечно! – ответил Перри. – Годфри живет в Финчли. До сих пор наши «шпионы» встречались где попало – в ресторанах, пабах и все такое. Они думают, что эту квартиру тайно снимает правительство Германии специально для их встреч с «агентом гестапо». Безопасное место.

В комнате были письменный стол, камин, а перед ним – четыре удобных кресла вокруг кофейного столика. Везде стояли пепельницы. На стене висел портрет короля.

– А информаторы не подумают, что это странно? – спросила Джульетта.

– Здесь есть определенная ирония, не так ли? Они решат, что это – часть камуфляжа. – Он взглянул на часы. – Годфри будет тут с минуты на минуту, он должен прийти проверить диспозицию. Понимаете, вся эта операция держится на его плечах.

Они вернулись в «свою» квартиру, и Перри сказал:

– Мисс Армстронг, не заварите ли нам чашечку чаю?

Джульетта вздохнула. В «Скрабзе» ей хотя бы не приходилось никому прислуживать.

В дверь сдержанно постучали, и Перри сказал:

– Ага, вот и он – точно вовремя. По нему можно часы проверять.

Джульетта ожидала увидеть здоровяка вроде Бульдога Драммонда[12] и была сильно разочарована, когда оказалось, что во плоти он больше похож на Чарльза Путера[13]. Годфри Тоби, в помятой шляпе-трильби и утомленном жизнью тренчкоте, имел потрепанный вид. При нем была трость – орехового дерева, с серебряным набалдашником. У другого человека это показалось бы наигранным, но в руках Тоби она выглядела естественно и придавала ему какую-то чаплинскую бойкость – возможно, несвойственную ему от природы. («Но вообще-то, если вдуматься, ему лучше было бы с зонтиком, – сказал ей потом неизменно практичный Сирил. – Ему не нужна палка, у него ведь ноги не болят, верно ведь? А если пойдет дождь, палка ему никак не поможет, правда, мисс?»)

Годфри познакомили с Реджем и Сирилом, а потом с Джульеттой – до нее дошли в последнюю очередь, поскольку она в это время на кухне сражалась с чайным подносом (кувшинчик с молоком – в дальнем правом углу, сахарница – в ближнем левом, как ее учили на уроках домоводства).

Перри снова описал диспозицию, и на этот раз Сирилу велели отправиться в ту квартиру, чтобы Редж мог продемонстрировать процедуру записи. Сирил – видимо, не столь робкий, каким казался, – во все горло затянул «Польку пивной бочки»[14] и явно не собирался останавливаться. Наконец Джульетту послали его остановить.

– Его можно на фронт забрасывать вместо танков, – заметил Редж. – Тогда Гитлеру точно придет каюк.

Дошла очередь до обязанностей Джульетты. Годфри Тоби послушал через наушники записанное пение Сирила («Вся компашка собралась!» – закончил он бодрым фортиссимо).

– И тогда мисс Армстронг перепечатает услышанное, – сказал Перегрин Гиббонс (Джульетта услужливо простучала дробь по клавишам машинки), – и таким образом мы получим запись всего, что говорится за стеной.

– Да-да, я понял. – Годфри встал рядом с Джульеттой и зачитал вслух напечатанные слова. – «Вся компашка собралась». Весьма подходит к случаю.

– А теперь нам осталось только дождаться дорогих гостей, – сказал Перегрин Гиббонс. – И тут начнется настоящая работа.

Перри, Годфри, Сирил, Джульетта. «Вся компашка собралась», – подумала она.

– Так, значит, ты работаешь с Тобиком? – сказал Хартли.

Девушки снова встретили его в «Кафе де Пари». Он как-то упорно им подворачивался все время.

– С кем? – переспросила Кларисса.

– С Годфри Тоби, – объяснила Джульетта. – Ты его знаешь?

Кларисса, кажется, знала решительно всех.

– Нет, вроде бы нет. Моя мать всегда говорит, что нельзя доверять мужчинам, у которых вместо фамилии еще одно имя.

Джульетте это правило показалось надуманным. Но ее собственная мать считала, что нельзя принимать всерьез мужчин с голубыми глазами. Вероятно, она забыла, что когда-то, описывая Джульетте ее отца, утонувшего моряка, сказала, что глаза у него были голубые, как море. В которое он в итоге и погрузился.

– И чем же именно занимается наш Тобик? – спросил Хартли.

– Мне запрещено рассказывать о деталях операции, – чопорно сказала Джульетта.

– Да ладно, среди друзей-то!