Мне стало как-то совсем не хорошо, и я уже не выходила, а выбегала из дома на улицу.

«Это неправда, это все не по-настоящему», – крутилось у меня в голове как в карусели на аттракционе. – «Нет, нет, этого не может быть».

Я зажмурилась, в надежде, что все это лишь сон. Но когда открыла глаза, меня так сильно замутило, что пришлось бежать за дом.

Рядом с розовым кустом, которые так любила тетя Тоня, стояла бутылка с водой. Я открыла ее и полила себе на руки, потом умыла лицо. Надо было что-то делать. Я нащупала в кармане джинсов телефон и набрала 112.

А дальше все как в тумане. Какие-то люди в форме полицейских, вопросы, мои сбивчивые ответы, скорая. В какой-то момент я отключилась.

Помню, когда я была маленькой, мы с папой часто ходили гулять за окружную дорогу в лес. Там рос орешник, и мы набирали полные карманы орехов, а, придя домой, кололи их и ели. Ничего вкуснее тех орехов из своего детства я не помню. Однажды мне попался испорченный орех. Я не заметила этого и разжевала его. Меня всю перекосило от этого мерзкого вкуса во рту.

Когда я очнулась в больнице, у меня было ощущение, что я съела как минимум ведро таких орехов. Я открыла глаза и осмотрелась. Около меня стояла медсестра в белом халате и поправляла капельницу.

– Где я? Что со мной? – неповорачивающимся языком еле проговорила я.

– Я сейчас позову доктора, он вам все объяснит, – промолвила она и вышла из палаты.

«Должно быть, я уснула в электричке, электричка сошла с рельсов, и я попала в больницу», – успокаивала я себя безопасными мыслями.

В палату вошел мужчина средних лет с седыми висками. Он поздоровался и представился. Спросил, что я помню из последних событий.

– То есть, что произошло на даче, вы не помните? – подытожил доктор.

Я на секунду задумалась.

– Вы хотите сказать, что все это правда? – я отрицательно замотала головой, как будто пытаясь отогнать весь этот кошмар. – Нет, этого не может быть. Нет. Прошу вас, скажите, что это неправда, – взмолилась я.

– Мне очень жаль, – сочувственно произнес доктор.

Слезы полились из моих глаз ручьем. Доктор жестом подозвал медсестру, чтобы она сделала мне укол.

– Это успокоительное, – пояснил он. – Сейчас вам станет полегче.

– А Вика, что с ней? – вдруг вспомнила я о крестнице. – Она в порядке?

– Ваша племянница? – уточнил доктор. – Она в палате интенсивной терапии. За ней там присмотрят. Видимо, от состояния шока она потеряла сознание. До сих пор в себя не приходила. Но может быть так даже лучше, в сложившихся обстоятельствах мы решили пока оставить ее в этом состоянии.

– Она в коме? – не веря своим ушам, переспросила я.

– Да, – кратко ответил доктор и спросил, – могу я еще что-то для вас сделать?

– Можно мне к ней?

– Медсестра проводит вас. Если у вас больше нет ко мне вопросов, то можете остаться до утра, а утром мы вас выпишем. Но какое-то время постарайтесь избегать физических и психических нагрузок, по возможности.

С этими словами доктор удалился. Оставаться здесь на ночь мне вовсе не хотелось, и я решила, что навещу Вику и поеду домой. Никаких физических нагрузок у меня в ближайшее время не предвиделось, а лежать на кровати и созерцать потолок я могу и дома. Что касается психических нагрузок, то думаю хуже, чем есть уже навряд ли будет.

Медсестра помогла мне подняться, хотя голова у меня уже не кружилась, и проводила меня в палату к Вике.

То, что я увидела, заставило мое сердце сжаться от боли. Загорелость Викиной кожи, подмеченная мной еще днем, сейчас куда-то безвозвратно подевалась. Наверное, такое сравнение нельзя применять по отношению к людям смешанной с африканцами расой, но она была бледна как полотно. Только темно-жгучие волосы выделялись на больничных простынях. Мне стало так жаль ее. Именно в этот момент я, кажется, начала верить в происходящее, еще до конца не осознавая, насколько это трагично. Меня охватила невообразимая паника. В один миг эта маленькая девочка потеряла все, всю свою семью, маму, тетю и бабушку с дедушкой. Она осталась совсем одна, такая беззащитная и беспомощная. Слезы снова навернулись у меня на глаза. Наверное, действие успокоительного уже заканчивалось.

– Пойдемте, вам пора, – голос медсестры как будто выдернул меня из бездны.

– Я не вернусь в палату, – сквозь слезы произнесла я, – я ухожу домой.

Медсестра с пониманием кивнула.

–Тогда вам нужно подписать отказ. Это в ординаторской, пойдемте за мной.

Я послушно поплелась следом за ней.

Подписав все необходимые бумаги, я уже собралась к дверям.

– Вещи вашей племянницы, – сказала медсестра и протянула мне полиэтиленовый пакет.

Я на полном автомате взяла его и вышла в коридор. Это был тяжелый день, а мне предстоял не менее тяжелый вечер. Мне нужно было рассказать все маме, попытаться успокоить ее, если это возможно в данной ситуации, и сохранить спокойствие самой. И хотя это были не мамины близкие родственники, а папины, думаю, она все равно будет из-за них переживать. Никогда, никогда в жизни мне не было настолько тяжело и тошно.

Мама охала и ахала и поминутно хваталась за сердце весь мой рассказ, а глаза ее настолько сильно округлились с начала моего повествования, что к его концу я всерьез испугалась, уж не вылезут ли они из орбит.

Многие осудят меня за столь ироничное описание достаточно печальных событий, но в данном случае это лишь защитная реакция на весь тот стресс, что я пережила за последние несколько часов.

Спать мы легли далеко за полночь, наглотавшись всевозможных валерианок и корвалолов. Мой сон был беспокойным. Всю ночь мне снился Егор, который бегал по дому с топором в руках и кричал: «Это не я, я этого не делал». Наверное, надо было поверить ему на слово, но я не могла произнести ни слова, поэтому он продолжал преследовать меня вплоть до самого утра.

Проснулась я с первыми лучами солнца и сразу же после завтрака отправилась в больницу к Вике, в надежде получить хоть какие-нибудь утешительные новости. Однако, там меня ждал не очень приятный сюрприз.

– Арина Михайловна, – позвала меня медсестра, когда я уже почти зашла в Викину палату, – с вами хочет поговорить следователь.

– Кто? – с удивлением переспросила я.

Хотя это было вполне логично. Произошло преступление. Его надо расследовать. А учитывая, что я оказалась на месте его свершения одной из первых, то являюсь важным свидетелем, поэтому естественно было меня допросить. Странно, что это не пришло мне в голову раньше. Хотя вчера мне казалось, что меня уже допрашивали. По крайней мере, я смутно помню, что мне задавали какие-то вопросы, и я даже вроде на них что-то отвечала.

Медсестра подвела меня к двери с табличкой «Заведующий отделением» и со словами «Вас там ждут» куда-то испарилась. Я вежливо постучала и вошла.

За столом прямо напротив двери спиной к окну сидел мужчина средних лет. Он был одет в рубашку с короткими рукавами, из которой были видны загорелые руки.

Когда я вошла, он пристально посмотрел на меня. От этого взгляда мне стало как-то не по себе.

– Громова Арина Михайловна? – то ли спросил, то ли констатировал он. По интонации было не очень понятно.

– Да, – согласилась я, на случай если это все-таки был вопрос.

– Тихонов моя фамилия, Юрий Иванович, следователь районного ОВД, – представился он. – Присаживайтесь, у меня к вам несколько вопросов.

– Ну надо же, – изумилась я, подходя к столу и присаживаясь на любезно предоставленный стул.

– Что вы имеете в виду? – не понял следователь.

– Ну как же, вы сказали, что вы Тихонов.

– Да и что же?

– Вы Тихонов, я Громова. Как противоположности, слова-антонимы.

Следователь снова пристально на меня посмотрел, как будто раздумывая, вызвать психиатра сейчас или подождать, что будет дальше. При этом он ни разу не моргнул. Мне стало еще хуже. Я сглотнула, поняв, что болтнула лишнего.