Момент, предвещавший начало тёмного забытья, теперь всплывал прямо перед глазами Ольги. «Господи, ну почему она такая дура?!» — думала в тот момент Ольга.

Подруга решила подобрать какого-то парня на обочине. Оля сразу ответила отказом, намекая на орудующего в городе маньяка. Но девушка уже останавливала свою машину. Оля что-то нервно ворчала, но слегка успокоилась, когда увидела в зеркале, что этот парень неловко подваливал к ним на костылях. Оля вспомнила, что подумала тогда: «Вот — дура, в такие времена она ещё и подвозит кого-то». А потом вспомнила, что она говорила накануне, делясь своими переживаниями о сковавшем город страхе, всеобщем недоверии и безразличии. Ольге стало стыдно, что на деле она оказалась такой же, как все. Подруга лепетала, как ей жалко, видите ли, инвалида, который мок под дождём. Она говорила: «мы в центре города, чего ты боишься?»

Попутчик сразу не понравился Ольге, она яростно шептала: «нет, поехали, прошу тебя, поехали скорее, меня дома ждут». Но, что тут поделаешь, — машина была не её, как никак. Оля не была властна над тем, кого подвозила её хозяйка.

Этот тип забрался в машину, внеся в салон запах дождя и обильно использованного дешёвого, резкого одеколона. Подруга ещё выскочила под дождь, помогла забросить костыли и усесться поудобнее. Попутчик сидел весь мокрый и улыбался своей удаче. Волосы его были неухоженные, длинные и спутанные. Но даже вымокшие от дождя, укрытые в полумраке салона, они всё равно не теряли своего соломенно-светлого оттенка. Лицо покрыто веснушками, с не выделяющимися, но выдающими в себе что-то, при более пристальном просмотре, кажущиеся отталкивающим и неприятным, что-то спрятанное в глубинах больших, тусклых глаз неопределённого цвета.

Оле сразу не понравился его взгляд, смотрящей на неё в зеркале заднего вида. Он сказал нейтральным, ничем не примечательным, разве что чересчур уставшим голосом, контрастирующем с его наивной улыбкой и не отражающими её глазами, что ему не далеко, буквально на следующем повороте свернуть. Подруга вступила с ним в разговор, о чём-то спрашивала у своего случайного пассажира, они даже перекидывались какими-то глупыми шуточками.

Но только их машина свернула в тёмную бездну автомастерских, гаражей и зону городского завода, как все воспоминание скрыл в себе густой, чёрный туман. Оля была уверена: он ударил её чем-то тяжёлым по голове, так, что она отключилась. Подруга в тот момент протяжно закричала, попутчик лишь что-то рявкнул ей в ответ и всё… Кромешная тьма. Оля потеряла сознание.

Теперь девушке хотелось плакать от досады и злости на глупость подруги. В голове мелькали многочисленные «вот, если бы»: «вот, если бы я осталась магазин закрывать, вместо Аньки; вот, если бы я не узнала подругу и не окликнула её; вот, если бы настояла на том, чтобы она меня сразу везла домой; вот, если бы смогла уговорить, не подбирать того парня».

Тут Олю, словно раскатом грома, поразила вспыхнувшая догадка. Если она лежит здесь связанная, но живая, то… её подруга либо уже мертва, либо находится рядом.

Ольга позвала её по имени. В этот раз словам удалось принять относительно нормальное звучание. По глухому эху и ответившей ему напряжённой тишине, Ольга догадалась, что это помещение скорее всего пусто. Как бы там ни было, никто не откликнулся на звук её голоса. Прислушавшись, Оля не услышала ничего: ни движения, ни шороха, ни стона, ни дыхания другого живого существа.

«Выходит, её здесь уже нет. А что же я? Про запас оставил?»

Ольга не выдержала и, собравшись с силами, используя весь воздух в лёгких, издала пронзительный вопль ужаса и отчаяния, который врезался в безжизненные стены, растворился в них, потухнув, при этом повторив её возглас неестественным, глухим и жутким эхом, от которого сквозило безнадёжностью и отчаянием.

Ход времени остановился для Ольги. Она не знала, день сейчас или ночь, какая погода на улице, не знала, приносят ли её многочисленные крики хоть какой-нибудь толк. Вконец выдохшись, она погрузилось в полузабытье, экономя силы, тщетно стараясь ослабить твёрдо сковавшие её руки верёвки.

Мучительно хотелось пить. Во рту стоял привкус крови и рвоты, хоть она и была уверена, что её не рвало. Тишина била по ушам, голова непрестанно пульсировала от тупой, ноющей боли. Ледяная поверхность пола становилась всё более невыносимой.

Находясь в полубессознательном состоянии, она старалась перенестись в своих мыслях как можно дальше отсюда. Вспоминала и анализировала свою жизнь, пытаясь обнаружить в ней радостные моменты и сконцентрироваться на них. Фантазировала о будущем, стараясь абстрагироваться от текущей ужасной реальности. Предпринимала безуспешные попытки встать, пробовала ослабить путы на руках и ногах, передвигалась по-червячьи вокруг себя, тратя на это огромное количество сил, в поисках хоть чего-то, что смогло бы ей помочь. Но всё тщетно. Приходилось только ждать и надеяться.

Резкий, непривычный в вяжущей тишине звук заставил её отбросить своё забытье и тревожно вслушиваться. Это был звук открывающейся тяжёлой железной двери. Громко и уверенно хозяйничал ключ в замке, нисколько не стесняясь производимого им шума. Хотя, этот шум мог казаться именно громким шумом только Оле, давно свыкшейся с безразличным звоном тишины.

Чуть спустя, дверь громко захлопнулась, раздались щелчки закрывающихся задвижек. Сквозь тёмную повязку на глазах пробился включенный свет. Невидимый, страшный в своей неизвестности гость возник в Олиной темнице. По всему телу растекался страх, вызывавший предательски-трусливую дрожь. Сомнения, что это не реальность, а бессознательное наваждение, окончательно исчезли. Теперь в её темнице оказался кто-то ещё.

Раздались стремительные, тяжёлые шаги, приближавшиеся к девушке, от чего Оля непроизвольно сжалась, тщетно стараясь остаться незамеченной, понимая бессмысленность своего движения. Она была как на ладони у своего пленителя. Оля вздрогнула и взвизгнула, когда её взяли за плечо и грубо, резко дёрнули, заставив подняться на ноги. Оля пыталась сопротивляться, но ноги её не слушались, подкосились, бросив её, как куклу, в руки пришельца. Она невольно вскрикнула ещё раз, но сильная, звонкая, обжигающая пощёчина едва не выбила сознание из девушки, оставив после себя жгучую боль на щеке, звон в ушах и всепоглощающее желание, чтобы боль больше не повторялась.

— Будешь орать, сука, — сразу грохну! Веди себя тихо, может проживёшь подольше. — неприятный, высокий, с нотками истеричности голос раздался прямо над ухом девушки. — Тебя всё равно никто не услышит, как будто ты сама этого не знаешь!

Незнакомец с силой усадил её на стул. После на лицо девушки начала стекать жидкость, Оля жадно старалась проглотить капли живительной влаги. В губы ей уткнулось горлышко бутылки, и Оля, прижавшись к ней губами, в исступлении делала глоток за глотком, вскоре начав захлёбываться. Поток воды прекратился. Оля кашляла, облегчённо чувствуя, как уходила мучительная жажда. Когда она отдышалась, рука похитителя сдёрнула её глазную повязку, при этом оцарапав немного её лоб нестриженными ногтями.

После столь длительного отсутствия света, отвыкшие от него глаза сразу залились слезами и снова непроизвольно закрылись. Хоть освещение и было довольно тусклым, но и этого хватило, чтобы Олины глаза в испуге искали прежней темноты. Наконец проморгавшись, Оля смогла смутно оглядеть свою тюрьму. Тюрьма, как она и подозревала, оказалась пустым гаражом. Она сидела посередине помещения на перекошенной табуретке. Напротив неё — массивная гаражная дверь, на стенах висели полупустые полки с расположенным на них разным хламом. Вверху одиноко свисала лампочка, однако светившая достаточно ярко, так что без труда освещала весь маленький гараж.

С правого бока появилась тёмная фигура, отбрасывающая огромную, зловещую тень. Ольга сжалась от испуга, приметив в руках маньяка мясницкий большой нож. Робко, медленно, в тени смертельной опасности, девушка переводила взгляд от этого ножа всё выше, к самому лицу пленителя.