– И тут-то меня и осенило, что эту оба-сан я и должен уложить. Сейчас объясню, почему я так решил. Потому что я охотник. То есть собственно охотой, беготней за всякими там зверушками, я ни разу не занимался, но читал книгу одного чувака, который называет себя Первый Охотник Японии. Этот перец работал в какой-то занюханной рекламной конторе копирайтером, денег у него особо не было, жена его выгнала, и он жил в Тама-Нью-Тауне, бухал и участвовал в боях. И пусть обычно он проигрывал, но упорно считал себя Первым Охотником Японии и постоянно вписывался во всякие блудняки. И вот я прочитал его книжку, и знаете, когда читаешь такое, то сразу думаешь: вот это и правда настоящий охотник. Он воображал, что носит с собой дробовик, хотя у него и ружья-то не было, потому что он запорол письменный экзамен на лицензию, хотя там вообще легкотня, обычный вопросник с вариантами ответов, как тест на водительские права. Я думаю, вопросы были вроде такого: «После охоты или тренировочной стрельбы у вас остались неиспользованные патроны. Ваши действия: А) забрать их с собой и поместить дома в оружейный шкаф; Б) раздарить детям; В) швырнуть в ближайший водоем и заорать изо всех сил: „Да пошли вы!“» Короче, чувак всегда выбирал пункты «Б» или «В», потому что был честен перед собой, вот в чем засада, просто не мог лгать. Короче, разрешение на оружие ему не светило, и как же он вышел из положения? Он занялся бегом и во время пробежек представлял себе, что расстреливает по пути все живое. Начал с муравьев, гусениц и прочей дряни, потом переключился на богомолов и бабочек. Наконец, нарезая круги по Тама-Нью-Тауну, отважился мысленно палить по собакам и кошкам. Я не помню, как там точно в книге, но вроде того: «Охотничьи угодья бывают не только степях и лесах, но и в городе. Я единственный, кто охотится в самом сердце большого города». И еще он писал, что правило «выживает сильнейший» – очередная слащавая философская чепуха, которая горожанину совершенно не поможет. И продолжал: «Гуманизм – вот что важно. Мы, охотники, должны убивать только в мыслях, придерживаться непостижимого учения под названием гуманизм и по возможности претворять его в жизнь». Неплохо сказано, а?

Произнося свою речь, Сугиока оглядывал комнату и заметил, что в кои-то веки собравшиеся внимательно его слушают и стараются вникнуть в смысл. Нобуэ нахмурился, что случалось с ним довольно редко, и сказал:

– Поразительно. Судя по всему, он и правда удивительный чувак.

Исихара, сверкнув глазами, добавил:

– Не иначе. А где ты купил эту книгу? В каком издательстве она вышла? Небось, «Кадокава», а?

Сугияма же потупился и пробормотал:

– Глубоко… Офигеть как глубоко!

Яно, так и не вышедший из образа вьетконговского бойца, готовящегося к атаке в безлунную ночь, завопил:

– Да он настоящий человек дела, вот он кто! Не Мыслитель, как тот роденовский истукан, а настоящий Деятель!

А Като, едва сдерживая слезы, произнес:

– Вот человек, кому на роду написано нести знамя Мира Настоящих Охотников[3].

Сугиока же, весь трепетавший от совершенно нового для него ощущения – глаза всех присутствующих устремлены на одного, уши внимают его истории, – продолжал:

– Иными словами, когда представляешь себе убийство, но не хватает решимости его совершить, нужно некое подспорье. В моем, например, случае в качестве подспорья выступили утренний стояк и недосып. Но ни в коем случае не какая-нибудь идея, философия или прочая ерунда – вещи, которые вообще не имеют смысла, если верить тому парню. Он писал, что после «охоты» на собак и кошек перешел к визуализации охоты на людей. Но дальше так и не продвинулся, остановился на мысленном убийстве. И кому же, как не мне, надо было рано или поздно претворить его учение в жизнь? Короче, я только подошел сзади к этой оба-сан и ткнул ей хером в задницу, а она заверещала, точно банши[4] Я такое дерьмо терпеть не намерен. Тут любой обозлится, верно? У меня ведь тоже есть гордость. И тогда я прорвал завесу воображения и пронзил ножом реальность, разрезав бабе глотку на манер десантников. И поступил правильно.

Остальные согласно кивнули. Одни говорили: – Вот именно! Ты довел дело до логического конца.

Другие подхватывали:

– Уж коли дело доходит до дела, в наши дни имеет смысл только убийство.

Вот такие моменты своего триумфа и вспоминал Сугиока, направляясь к дому, а Хенми Мидори и Ивата Мидори между тем записали его адрес.

Все пятеро оставшихся участниц Общества Мидори собрались на квартире Иваты Мидори, чтобы создать учебную группу под названием «Как совершить убийство». Хотя трехкомнатная квартира обошлась Ивате недешево, стены были настолько тонкими, что пятерым подругам приходилось говорить почти шепотом и убавить до самого минимума звук на видео, которое они смотрели в исследовательских целях.

Кумушки проанализировали и подробно обсудили различные способы человекоубийства. Они долго взвешивали все достоинства и недостатки яда, дубинки и веревочной петли и по окончании дискуссии с изумлением отметили, что смогли последовательно выслушать друг дружку. Первой на это обстоятельство обратила внимание сама Ивата Мидори.

– А ведь раньше мы никогда не обменивались мнениями, – произнесла она, – и даже не слушали друг друга.

– Да уж, – откликнулась Хенми Мидори. – И вроде как если внимательно слушаешь других, то действительно понимаешь, о чем они толкуют, вы заметили?

– И тогда ясно, что другой человек – тоже человек, – подытожила Такеучи Мидори.

Вот так, на исходе четвертого десятка своего существования на нашей планете, каждая из Мидори открыла для себя других людей. Уже поздно вечером, обсудив и выбрав способ отмщения, они взялись за руки и заплакали. Для представительниц уникальной нации, привычной разве что к «банзай-атакам», вечер выдался поистине революционным.

– Самое главное – чтобы нас не поймали.

Возвращаясь в очередной раз домой, Сугиока по обыкновению улыбался. Проходя мимо спального корпуса женского колледжа, он замедлил шаги и по привычке пристроился помочиться. Стена спального корпуса образовывала тупик, поэтому машин на улице было мало. Но что характерно, именно в это время, между тремя и четырьмя часами дня, бо́льшая часть студенток находилась во дворе. Для робкого в душе Сугиоки вряд ли нашлось бы лучшее место и время, чтобы продемонстрировать свою извращенную натуру и публично обоссать стену.

– Рассмотрев все варианты, я бы сказала, что лучше выбрать самый простой способ, но с небольшим подвывертом.

В тот день Сугиока играл в видеоигры в «Кидди касл». Но думал он только о грядущей вечеринке на квартире у Нобуэ, которая намечалась в следующий вечер. Он до сих пор не мог сдержать довольной ухмылки, вспоминая недавний свой триумф. Ведь никогда раньше, ни разу в жизни, Сугиока не оказывался в центре всеобщего внимания. И теперь его душу переполняла благодарность. «Но кого же мне благодарить? – невольно спросил он себя, и ответ пришел незамедлительно: – Кого еще, как не Первого Охотника?

Завтра темой вечеринки будет „Тяньтики окэса“[5] и все благодаря мне, ведь именно я дал Като послушать ее. Великолепная песня, почти в блюзовом стиле: пусть она грустная, но приносит настоящее счастье, о чем и писал Первый Охотник: „Радость через печаль“. Вот куплю себе кроссовки и начну бегать трусцой по улицам этого гнилого умирающего города в поисках удачи. Все согласились, что убийство – клевая штука; в первый раз ни у кого не нашлось возражений, если не считать того случая с женщиной с потрясающей фигурой. А как было бы круто поступить с ней, как я поступил с той вонючей оба-сан! Но в одиночку у меня не выйдет, понадобится помощь всей компании. Да, именно: взаимопомощь! Что может быть важнее для каждого мужчины, чем укрепление дружеских уз?»