– А не отправиться ли нам куда-нибудь в путешествие?

Тогда в комнате воцарилась точно такая же жутковатая тишина, как и сейчас: у всех подруг захватило дух, но ни одна не отваживалась первой признаться в этом.

– Ну хорошо, допустим, мы найдем убийцу… и что дальше? – прервала тишину Хенми Мидори. Она несколько переусердствовала с гигиеническими салфетками для лица, отчего на щеках и на лбу у нее отражался свет люстры.

После этих слов в комнате снова стало тихо как в могиле. Все пятеро опустили очи долу, словно невесты на смотринах. Ивата Мидори задумчиво дергала бахрому на ковре, Хенми Мидори разглядывала ногти на руке, Такеучи Мидори немузыкально мурлыкала себе под нос, Сузуки Мидори водила по губам краем пустого стакана из-под пива, а Томияма Мидори просто хлопала накладными ресницами – такими длинными, какие еще поискать.

Все так и молчали, пока Хенми Мидори, обнаружившая тело Янагимото Мидори, не развила мысль:

– А дальше… убьем его?

Теперь в комнате наступила поистине гробовая тишина.

На той же неделе, в субботу Томияма Мидори встречалась со своим сыном Осаму на железнодорожной станции линии Кейо.

– Ну, как твой отец? – спросила она, поглаживая сына по голове.

Впрочем, ей было решительно все равно, как поживает его отец. Осаму отвернулся в другую сторону и ничего не ответил. И все-таки Томия-ма Мидори любила своего неприветливого, вечно хмурого сына, как только мать может любить ребенка. Слово «любовь» обретало для нее истинное значение, лишь когда она думала об Осаму. Любовь заключалась не в том, чтобы радоваться встрече или пузыриться от счастья, увидев любимого человека. Любовь требовала прилагать все возможные усилия, чтобы именно объект любви получал удовольствие от общения. Часы, проводимые с сыном, были для Томиямы Мидори поистине мучительными. Он приезжал к ней под вечер и оставался до следующего вечера, и если за целые сутки Томияме Мидори удавалось уловить хотя бы одну слабенькую улыбку на лице сына, она чувствовала, что совершила настоящий подвиг.

Привычки Осаму установились раз и навсегда. Обычно он встречал мать на станции у билетной кассы, затем они шли через галерею в «МОС-бургер», потом Осаму тащил ее к игровому автомату в «Кидди касл», затем мать покупала ему диск с новой компьютерной игрой и три выпуска манги. На автобусе они доезжали до жилого комплекса, корпуса которого скрывались среди глыб слюдяного песчаника. Осаму осваивал новую игру, обедал, листал купленные выпуски манги, принимал ванну и наконец засыпал, держа мать за руку. Они почти не разговаривали друг с другом, но Осаму всегда улыбался хотя бы разок. В ожидании его улыбки Томияма Мидори была как на иголках; иногда ей приходилось мучиться до самого последнего момента, когда Осаму уже садился в поезд, чтобы ехать домой.

В тот знаменательный день Осаму улыбнулся почти сразу же, едва они встретились. В «Кидди касл» Томияма Мидори переписала все фамилии игроков, набравших более трехсот тысяч очков. Затем, следуя совместно разработанному с другими Мидори плану, она объяснила служащему, что является представителем отдела маркетинга крупной фирмы по разработке компьютерных игр и желала бы связаться со всеми чемпионами, предложив им протестировать новую «стрелялку».

– Нельзя ли получить их адреса? – спросила она.

– Да я и не знаю, где они живут, – отвечал служащий, чья физиономия напоминала раздавленный апельсин. – Но есть список учебных заведений.

Там оказалось семь имен:

1. Шинкай Йосиро – средняя школа Сакураги, второй класс.

2. Сакаи Миненори – начальная школа Чофугаоки, пятый класс.

3. Сакума Тосихиро – начальная школа Симофуды, шестой класс.

4. Нака Ацуси – средняя школа Нисибоси, первый класс.

5. Сугиока Осаму – институт электроники Коганеи.

6. Фудзии Масацугу – начальная школа Симофуды, шестой класс.

7. Маэда Такуми – средняя школа Яманобэ, третий класс.

Ее немного покоробила фамилия Осаму, совпадающая с именем ее сына, но Томияма Мидори чувствовала, что здесь не может быть ошибки. И она пометила пятый пункт звездочкой. Судя по данным списка, Сугиока набрал 370 000 очков.

– Какой крутой парень! – воскликнул Осаму и снова улыбнулся.

Томияма Мидори ласково потрепала его по голове.

Сугиока вышел из ворот института электроники, не заметив, что за ним пристально следят две оба-сан. В первый раз после множества дождливых дней было ясно. Сугиока неспешно брел в тени кедров, высаженных вдоль улицы, по обыкновению бессмысленно хихикая. На некотором расстоянии за ним следовали Ивата и Хенми Мидори.

– Я думала, он будет выглядеть пострашнее.

– А ты видела его челку? Длиннющая. Наверное, девицам такое нравится.

– Кажется его зовут так же, как и сына Томии.

– И она уверена, что это точно он, так ведь?

Обе Мидори напоминали самых обычных домохозяек, обсуждающих вступительные экзамены своих отпрысков, – зрелище настолько привычное, что ничей любопытный взгляд на нем не задержится. Со своего наблюдательного поста они не могли видеть идиотскую улыбочку на лице Сугиоки, который как раз вспоминал недавнюю вечеринку, где произвел настоящий фурор. Пока остальные поглощали вяленую говядину, салат из макарон, сушеного кальмара и свиные клецки, он неожиданно поднялся с места и сообщил всем о своем подвиге, мгновенно превратившись в героя и до предела повысив градус эмоций собравшихся.

– Хотите верьте, хотите нет, – начал он, выкладывая на стол перед друзьями газету с жирным заголовком: «Случайное убийство». Потом он вынул из-за пазухи шведский нож, на котором все еще оставалась почерневшая запекшаяся кровь, и объявил: – Именно этим ножом я перерезал горло этой оба-сан. – И добавил с истеричным смешком: – Настоящее орудие убийства!

Никто даже не усомнился в его словах. Все знали, что Сугиока постоянно носит при себе оружие и любит резать все, что попадется под руку. Тут, однако, был совсем особый случай. Исихара разволновался больше всех. Представляя себе, как нож рассекает горло оба-сан и рана раскрывается, точно рот Пакмана[2] он вдруг понял природу своего внутреннего беспокойства, хотя не сумел облечь ее в слова. Вместо этого он пробормотал: «Я тебе верю!» – и заерзал на месте, захлебываясь булькающим смехом. Остальные поначалу не знали, как реагировать на заявление Сугиоки. Но тут Яно сообразил, что приятелю удалось исполнить мечту самого Яно «уничтожить» человека, и разразился гоготом, точно сумасшедший вьетконговский солдат, выскакивающий из засады в полной боевой готовности. А вслед за ним захлопал в ладоши и заржал Нобуэ:

– Невероятно! Значит, ты и есть убийца!

Сугияма потупился и тихо произнес:

– Возможно, теперь и для меня настало время что-то изменить в жизни.

Потом закудахтали и все остальные, будто повторяли слоговую азбуку катакана: «Ка-ки-ку-ке-ко!» – а щеголь и модник Като, уставившись на Сугиоку округлившимися глазами, воскликнул:

– Вот что я называю «ништяк»!

Следующие полчаса приятели только обалдело пялились друг на друга, то и дело разражаясь неудержимыми взрывами хохота.

И сейчас, неспешно прогуливаясь, Сугиока перебирал в памяти те минуты и тихонько подхихикивал. С особым удовольствием он вспоминал момент, когда его спросили, как выглядела эта самая оба-сан, и то, с каким вниманием друзья выслушали его историю.

– В общем, после окончания нашего шоу Pinky & the Killers… э-э, мне неловко говорить об этом, но я так перевозбудился, что не мог заснуть. Пришлось жрать снотворное, которое я купил в Сибуйе. Но и тогда я заснул с трудом, а с утра – ну, вы знаете, как бывает, – у меня случился такой стояк, что аж больно стало. И вот взял я нож и пошел прогуляться. Теперь-то мне кажется, что я действительно с самого начала хотел кого-нибудь уложить – не в смысле убить, а именно уложить, вот такое настроение было. И тут вижу: выходит эта самая оба-сан в белом платье из «Ито Йокадо», а платье-то такого цвета, будто из спермы сделано, и сама она воняет моллюском…