– С тобой не поспоришь, Станек, – улыбнулся Михаил. – Ваш варшавский дом действительно восхитителен… Так вот, возвращаясь к разговору о деньгах, получаемых от Ясно Вельможного пана… После встречи с ним в его варшавском доме смотрю, а на мой банковский счет деньги поступили. Вот я и пошел к портному, где заказал этот фрачный костюм, в котором сейчас перед тобой стою. Заранее знал, что ты меня на какой-нибудь светский раут с собой возьмешь или на бал.
– Знатный костюм! – резюмировал Станислав, не найдя к идеально сшитому фрачному костюму Михаила нареканий. – Захочешь придраться, не получится… Жаль только, что эпоха этих костюмов заканчивается… Я ведь, братишка, вырос среди изящных фраков и смокингов. Это моя стихия!.. А теперь, Михаська… Ах… Теперь их надевают крайне редко… Только по торжественным случаям. А скоро они и вовсе канут в Лету, вместе с балами и привычной для нас жизнью… А ведь я ретроград, Михаська. Люблю старый, привычный для меня уклад жизни. Все новое меня страшит…
– Да… Это так, Станек!.. – с той же печалью в голосе согласился с ним Михаил. – Жаль, очень жаль расставаться с фраками!.. Но что же нам остается делать, кроме того, как привыкать к новому укладу жизни, к новой моде… Вот и я, помимо этого фрачного костюма, заказал портному еще два костюма по последней, сегодняшней моде. К каждому из них подобрал разноцветные жилеты. Все мои костюмы из самого дорогого сукна пошиты.
– Все костюмы у того же портного шил? – вяло уточнил Станислав.
– Да, Станек!.. Только у него теперь и шью, у старого еврея – пана Зильбера. До невозможности старательный человек… Маленький такой, пузатенький. Со мной у него проблема, – улыбнулся Михаил, – на скамеечку вынужден вставать, когда примерку мне делает. Смешной такой… Седые волосы в разные стороны дыбом торчат. Похоже, ему и причесаться-то нет время, всегда заказов у него много. Уставшие глаза из-под пенсне на тебя глядят. Жена его, пани Роза, ему помогает. И еще две его дочери, Бася и Зося. Шьет пан Зильбер безукоризненно! Но и берет этот портной-еврей, что обшивает всю варшавскую знать, баснословно дорого. Сам барон Ордоновский у него шьет. Кстати сказать, он меня с ним и свел. А теперь ответь мне, Станек, если бы не мой Ясно Вельможный папенька, смог бы я шить себе дорогие костюмы у дорого портного? Конечно, нет! Да и деньги на дорогу у меня появились благодаря ему. Родителям немного подкинул. Они-то у меня, как всегда, еле-еле концы с концами сводят. Как видишь, не забывает меня мой папочка.
Станислав не перебивал Михаила, но слушал его с откровенным неприятием, при этом нервно поглаживая свои усики… Когда его друг Михаил начинал напоминать ему, Станиславу Войцеховскому, о своем происхождении, о преследующей его семью нищете, его это унижало… Унижало, что он, особа, принадлежащая к родовитой знати, в приятельских отношениях с человеком из самых низших слоев общества…
Ну что ж…. ничего с этим не поделаешь… Как отвратно смирение для гордого, так и отвратен для богатого бедный… Настроение Станислава ухудшилось, и он снова словно взбесился…
– Не убедишь ты меня, Богдан, в том, что барон Ордоновский не скряга. Скряга! И безответственный человек! – с запалом страстей выкрикнул он.
Михаил в растерянности застыл на месте. Его ввела в замешательство экспрессия друга. В больших его синих глазах застыл знак вопроса.
– Что ты на меня уставился!.. Что тут непонятного?!
Ничего не ответил ему Михаил, только как-то мгновенно сник…
– Не обижайся на меня, братишка! Никогда не обижайся! – видя, что друг его Михаська снова стоит, как потерянный, попытался взять себя в руки Станислав. – Не костюмами и туфлями должен от тебя отделываться барон, а дом обязан тебе купить! Понял меня?! Долг у него перед тобой! Долг!!! Капитал солидный обязан оформить на твое имя в банке, а не отделываться карманными деньгами. И это тоже его долг! Свою фамилию обязан тебе дать. Давно обязан! И это тоже его долг, коль уж он перед лицом общественности тебя за сына своего единородного признал. А раз признал, то должен о твоем престиже позаботиться. Ты уже давно бы мог быть Ясно Вельможным паном Михаилом Ордоновским. А так, кто ты?! Да никто!.. Просто Михаил Богдан. Сын батрака Селивестра Богдана. А почему?.. Да потому, что ты сам по себе непритязательный человек. Дали кроху – спасибо! Не дали – спасибо! Не твой это удел, братишка, довольствоваться тем, что с панского стола упало!.. Ты достоин лучшей доли!.. Да и мне было бы морально комфортнее, если бы ты, мой друг, не просто каким-то там Михаилом Богданом был, а был бы бароном Михаилом Ордоновским. Тогда бы я не без гордости представлял тебя, как своего друга, высшему обществу…
Услышанное ввергло Михаила в безысходность: «Тебе что, Станек, меня снова обидеть захотелось?..».
– Не обидеть мне тебя, пан Богдан, захотелось! А захотелось довести до твоего сведения, что у меня на душе накипело…
– Да я смотрю, Войцеховский, ты не столько обо мне, сколько о себе самом печешься!.. Тебе надо, чтобы твой друг не просто другом был, а был титулованным другом?..
– А почему бы и нет?!! – с возмущением смотрел на него Станислав. – Я что, не достоин того, чтобы мой друг был титулованным?
– Достоин! Конечно, достоин! – отходя к окну, потерянно сказал Михаил. – Но тебе не повезло с другом, Станек! Не барон я! И даже…. если бы барон Ордоновский захотел записать меня на свое имя, ему бы все равно не позволили этого сделать. Сам прекрасно знаешь, что он с моей матушкой, Ганкой Богдан, не венчан. А раз родители не венчаны, то я, сын своего титулованного отца, по закону не имею права носить его фамилию, не имею права претендовать на его дворянский титул и на все привилегии, предоставляемые по закону дворянству. Вот и останусь я теперь на всю свою жизнь просто Михаилом Богданом… Вследствие чего принимай меня таким, какой я есть, или пошли меня ко всем чертям… А себе в друзья подыщи друга-барона. Тебе это труда не составит. Только пожелай…
– Ach, cholera! Опять ты своему папаше оправдания находишь!.. – вскипел Станислав. – Сам прекрасно знаешь, что при желании любые препоны можно обойти, и уж тем более ему, твоему отцу! С его-то деньжищами, связями и авторитетом ему ничего не стоит выбить для тебя дворянство «по Высочайшему соизволению». Было бы только его желание на это…
– Значит, у него нет такого желания! – болезненно поморщился Михаил. -
Нет и никогда не было! Что тут непонятного?
Увидев печаль в глазах своего друга, Станислав забеспокоился… Почувствовал, что саданул Михаську по больному его месту.
Неожиданно…. он припомнил неприятный инцидент из детства, когда в гимназии его дружка Михаську один из однокашников обозвал быдлом. А парнишка-то оказался сыночком очень влиятельного чиновника. Вспомнил, как отчаянно бил тогда Михаська бедолагу до первой крови, пока педагоги с трудом не растянули их в разные стороны. Вспомнил так же, что, несмотря на то, что Михаська всего-навсего защищал свою честь, виновным все равно сделали его. Скандал был великим… Еще бы!.. В образцовой гимназии мальчик из низших слоев общества обидел барчонка. И только вмешательство в ситуацию барона Ордоновского утрясло тогда непростое дело. Оставили гимназиста Богдана в учебном заведении…
– «Вот когда барон должен был сделать все от него зависящее, чтобы официально усыновить Михаську и даровать ему соответствующий статус в обществе», – подумал Станислав, направляясь к другу, уныло стоящему у окна…
– Да не обидеть мне тебя захотелось, братишка! – погладил он по плечу раненного в самое сердце своего друга Михаську, да не просто друга, а друга с большой буквы!.. – Просто обидно за тебя! Обидно, что ты – человек со скромными запросами в жизни, – все гладил он его по плечу, желая хоть как-то успокоить. – И виной тому… твой Ясно Вельможный папаша, который не пожелал приподнять планку твоей самооценки на достойную тебя высоту. Принудил тебя довольствоваться малым и быть этому чрезмерно благодарным. А ведь у тебя есть право требовать от него лучшей для себя доли!.. Потому что ты его сын! Его часть! Его продолжение! Я помню, как непросто тебе было выживать в нашей гимназии. Помню, как приходилось бороться за свое место под солнцем, убеждая всех, что ты человек не десятого сорта. А дал бы тебе отец вовремя свою фамилию, твой бы статус уже в гимназии поменялся. Поменялось бы и твое мировоззрение… Тебе бы это облегчило жизнь. Да и денег он дает тебе мало. А ведь это долг его, поставить тебя на ноги и сделать все, чтобы ты в этой жизни ни в чем не нуждался. Поверь, Михаська, не стоит этот скряга твоих благодарностей!..
