– В перчатках я потею, – уныло признался дворецкий…
– Ну, положим, ты и без перчаток потеешь!.. – злобно ухмыльнулся Станислав. – При этом безбожно смердишь, словно загнанный жеребец!
– В чем же тут моя вина, барин, если у меня природа такая…
– В баню ходите почаще, голубчик! Да мойтесь усердней! Смердеть-то и не будете…
– Я и без того, как и положено всякому христианину, каждую субботу хожу в баню…
– Значит, ходите в баню каждый день! – начал опять гневаться Станислав.
– Да как же это можно, чтобы каждый день и в баню?! Помилуйте, Христа ради!.. – вскинул-таки дворецкий на Станислава свои помутневшие от долгой жизни глаза… Но, увидев крайнее недовольство на его лице, тут же снова опустил их вниз.
Перед высоким, словно памятник, словно монумент, своим хозяином дворецкий с согнутой в три погибели спиной казался еще ниже ростом, нежели был на самом деле, и еще более убогим для восприятия его и без того невзрачной наружности.
Станислав же, с высоты своего роста, с отвращением наблюдал за чрезмерно подчеркнутым холуйством дворецкого. Нечесаные, всклокоченные его волосы, мятый сюртук, запылившиеся башмаки, да еще какой-то исходящий от него дурной запах – всё это навеяло на брезгливого Станислава прямо-таки смертельную тоску…
– Ну, все!!! Хватит!!! – не контролируя своих эмоций, вдруг громогласно воскликнул он. – Запас моего терпения по отношению к вашей персоне, милейший, иссяк. Иссяк окончательно и бесповоротно! Так вот… если по моему возвращению из имения господ Медведских я по-прежнему буду лицезреть вас в засаленном сюртуке и грязных башмаках, тогда пеняйте на себя! Ох, пеняйте на себя!!!
– Схожу я в баню, схожу, – пробурчал себе под ноги дворецкий. – Сегодня же схожу…
– Очень бы хотелось в это верить!.. – поморщившись, отступил от него на пару шагов назад Станислав, тем самым желая избавить себя от мук вдыхать неприятный запах, исходящий от его тела. – И вообще… скажете мне еще спасибо, сударь, что, несмотря на ваш неряшливый вид, я все еще нахожу в себе жизненные ресурсы общаться с вами в вежливой форме. А все почему?.. – сконцентрировал он свой взгляд на его затылке. – Я вас спрашиваю, почему?..
– Не знаю, барин, – пробубнил куда-то в пол дворецкий.
– Да все потому, что никогда не забываю о том, что возникающие разногласия и всяческие конфликтные ситуации между людьми следует урегулировать, соблюдая каноны вежливости. Знаю, что благодаря вежливости проще поддерживать атмосферу взаимопонимания между противостоящими сторонами и легче приспосабливаться друг к другу в точках соприкосновения. Не так ли, сударь?
– Так, барин!.. – охотно согласился дворецкий с ходом размышлений своего хозяина…
– Хорошо, что вы это понимаете!.. – продолжал Станислав, с неприятием рассматривая засаленный воротник сюртука своего дворецкого, его спутанные на затылке волосы и далеко торчащие в разные стороны бакенбарды. – Итак, милейший… что касается меня, то я по отношению к вам соблюдаю эту самую вежливость, коль уж довожу до вашего сведения все свои претензии в учтивой форме. Вот и сегодня в учтивой форме прошу вас о том, чтобы вы регулярно посещали баню, дабы не смердеть на весь дом, точно мексиканский скунс, отравляя тем самым мне жизнь. А еще настоятельно прошу вас о том, чтобы вы ходили опрятно одетым. А что это значит? Можете мне ответить?.. Ну-у-у? Где вы там? – склонился над дворецким Станислав, желая заглянуть ему в глаза.
Но… безуспешно… Тот еще ниже опустил свою голову. Убедившись в тщетности своих намерений, Станислав отступил от него на шаг назад и продолжил: «А это значит, милейший – вы должны быть всегда в чистом и тщательно отутюженным фрачном костюме с лакейскими пуговицами, а не в засаленном сюртуке с полу оторванными пуговицами от старых кальсон… Непременно должны быть в белой сорочке и чёрном галстуке-бабочке… Непременно в начищенных до блеска башмаках. И обязательно в белых перчатках на руках! Ведь вы же, сударь, глава всей прислуги моего дома, которая должна брать с вас пример! Итак, милейший…. я полагаю, что все мои претензии, направленные в ваш адрес, четко мною аргументированы, и выразил я их в уважительной по отношению к вашей персоне форме? Не так ли?..
Витиеватую речь своего хозяина, до самого ее конца, дворецкий выслушал всё в той же позе покорности, не отрывая при этом своего взгляда от начищенных до безупречного блеска его черных лаковых туфель. По этой причине Станиславу, желающему хотя бы раз взглянуть в его глаза, дабы понять, действительно ли он правильно понимает всё то, о чем ему вещают, справиться с поставленной задачей так и не удалось. Оставалось только уповать на сохраняемую им позу покорности, которая ручалась за него самого, что точку зрения своего барина он разделяет и опротестовать её не собирается…
– Вот и прекрасно!.. – заключил Станислав, неожиданно теряя к персоне своего дворецкого всяческий интерес. – Надеюсь, сударь, мы пришли с вами к единому мнению и больше эта тема между мною, хозяином, и вами, моим слугой, возникать никогда не будет…
– Не будет!.. – метнув на хозяина короткий, затравленный взгляд, подтвердил с ним свое согласие дворецкий.
Но Станислав уже не обращал на него никакого внимания. Он в этот момент с великой заинтересованностью вскрывал конверт, доставленный ему из поместья князей Козловских.
Из конверта он достал белую открытку с гербом князя Козловского и жадно пробежал по её тексту глазами…
«Опоздание на бал в дом князя Козловского допускается на четверть часа… А из одежды, как обычно, приветствуется черный фрак и белый галстук-бабочка…» – расшифровал Станислав пояснения в конце приглашения…
Неожиданно….. лицо Станислава просветлело… его губ коснулась улыбка… Устремив взгляд куда-то вдаль, он на мгновение погрузился в какие-то свои, одному ему известные размышления, при этом…. всё постукивая и постукивая ребром пригласительной открытки по своей левой, облачённой в белую перчатку, руке…
Интересно, что за мысли будоражили сейчас его воображение?.. Может….. припомнил он образ той, с которой мило провел время на прошлом балу?.. Или уже прикидывал, которой из барышень отдать своё предпочтение на предстоящем балу?
– Ну, что ж….. 9 сентября еду в городской дом князя Козловского на семнадцатилетие его внучки, княжны Анны! – достаточно громко и решительно произнес он вслух. «Семен!!! – обратил он свой взор в сторону дворецкого, который по-прежнему стоял подле него с согнутой в три погибели спиной, – 9-е сентября – который день недели? Знаешь? Ты же у нас мастер отгадывать все дни недели наперед…»
– Среда, барин, – без промедления ответил ему дворецкий, и, почувствовав, что хоть на что-то сегодня сгодился хозяину, выпрямил-таки перед ним свою спину…
– Среда, говоришь?.. – призадумался Станислав…
– Среда, барин, среда…
– Вот и ладно… В среду еду на бал в дом князя Козловского. А теперь… меня ждет дорога в имение господ Медведских на бал по случаю помолвки их дочери Эллены…
С этими словами Станислав, одетый во фрачный костюм с белым шарфом на шее, в черном цилиндре на голове и с перекинутым через левую руку пальто, а ещё с тростью, зажатой под мышкой его правой руки, проворно вышел из дома…
Легко сбежав по ступенькам парадного крыльца вниз, он направился к давно дожидающемуся его экипажу. Но… на полпути приостановился… Его внимание привлекла пролетка извозчика, стремительно вырулившая из-за угла трехэтажного здания, стоящего на перекресте двух улиц – его и соседней, и уже во всю прыть летящая по улице в сторону его дома. В пролетке находился какой-то величественный седок. Сердце Станислава сбилось с былого спокойного ритма и застучало учащённо, взволнованно, отдаваясь своими ударами во всём его организме.
Пролетка, которой управлял страшно усатый и бородатый извозчик, лихо подкатила к подъезду. С ее подножки, почти на ходу, соскочил молодой господин… Увиденное повергло Станислава в шок… Перед ним стоял его любимый и долгожданный друг Михаська, с которым он не виделся более полутора лет с того самого момента, когда вместе с ним встречал в Варшаве новый 1914 год.