Растянувшийся на второе десятилетие нового века мировой экономический кризис показал беспомощность формального подхода к кризисам. Он вновь, как это уже не раз было в истории, напомнил: острые и длительные хозяйственные переломы неверно списывать на ошибки финансистов, центральных банков или правительств. Они также не могут быть привязаны к перепроизводству товаров, раздутию кредита и чему-либо еще. Все это имеет место, но не позволяет понять ситуацию. А, не понимая столь сложный и затяжной кризис, можно ли было говорить о том, что мы понимаем кризисы вообще? Возможна и обратная постановка вопроса.
Ключ к постижению сути кризиса 2008 г. и последующих лет лежит во множестве других экономических кризисов, включая и те, которые были до капитализма. Таких кризисов два – это кризис III в. и кризис XIV столетия, о котором писали многие ученые с 1950-х гг. Мимо него не проходили Фернан Бродель и Иммануил Валлерстайн. В России им занимался историк Борис Кагарлицкий. Именно этот кризис следует считать родами торгового капитализма, предшественника промышленного капитализма. Работы многих ученых продвинули наше понимание этого кризиса, но не вскрыли в полном виде его сущности. Более всего прояснилось значение кризиса как экономического, социального и культурного перелома в европейской истории. В середине XVII в. случился еще один кризис, породивший Английскую буржуазную революцию и фронду во Франции. Ранее, во второй половине XVI столетия, прослеживается другой мировой хозяйственный кризис, связанный с оскудением ряда рудников серебра в испанской Америке и исчерпанием возможностей хищнической эксплуатации ее коренного населения. На выходе же Европа получила буржуазную революцию в Нидерландах, считающуюся первой, религиозные войны во Франции и многое иное. Так экономические кризисы предстали творцами революций нового типа. Но эти кризисы не были равнозначны переломам III и XIV в. В иерархии кризисов они стояли ниже этих великих революционных переворотов.
Не миновал без кризисов и «галантный» XVIII в. В 1770-е годы грянул, быть может, один из самых серьезных по последствиям кризисов в истории мира. То был кризис торгового капитализма, кризис лидировавшей тогда британской экономики, ориентированной во многом на внешние рынки, но базировавшейся на мануфактурном производстве, которое легко копировалось странами друг у друга. Этот кризис дал нам индустриальный, машинный капитализм. С этого момента, согласно собранным советским экономистом Львом Мендельсоном данным, берут начало циклические торгово-промышленные кризисы[3].
Являлся ли начавшийся в 2008 г. кризис циклическим? Безусловно, да. Но каково измерение этих циклов? Каковы они? Многое ли современная наука знает об этом? Есть ли у нас законченная и ясная теория циклического развития мировой (зональной, в ранние периоды истории) экономики или хотя бы промышленного капитализма? Такой теории на момент начала современного кризиса не существовало. Различные аналитики подходили к нему с разными линейками. Большинство из них недопустимо коротки; эти системы оценок основаны на изучении процессов за относительно короткий период времени и по отдельным проявлениям. Даже там, где исследователи пытались опереться на знания обо всей эпохе индустриального капитализма, они не устраняли «белых пятен». Ими, например, могли быть кризисы 1770-х и 1810–1820 гг., а также многие иные событий. Потому кризис 2008 г. и оказался для многих настолько неожиданным и малопонятным в своей логике.
Но загадка кризиса была столь трудной не для всех.
Девятого июня 2008 г. в России был представлен аналитический доклад «Кризис глобальной экономики и Россия». Документ был подготовлен нашей командой в сжатые сроки – надвигалось большое биржевое падение, а темой доклада был еще только начинающийся мировой экономический кризис. Доклад был опубликован на русском и английском языках. Он вызвал немалый интерес, поскольку содержал как прогноз развития кризиса (включая его первую острую фазу), так и анализ его причин[4]. Однако как бы за скобками этой работы осталось исследование всевозможных предтеч глобального кризиса второго десятилетия XXI в. – кризисов прошлого.
Кризис, начатый 2008 г., вызвал бурную дискуссию. Один из поставленных ею вопросов гласил: не является ли столь продолжительный и острый кризис точкой в истории капитализма? Не заканчивается ли с ним время господство капитала? Но не наступит ли вслед за крахом этой системы не социализм, а примитивное общество – постиндустриальный феодализм? Спекуляции различных «ученых» на эту тему продолжают будоражить умы миллионов людей. Вера в подобное развитие событий тем более логична, что марксистская наука с ее верой в светлое будущее, казалось, была посрамлена в XX столетии: вместо коммунизма советский «развитой социализм» пришел к катастрофе. В то же время мыслители либерального толка приучили мир к вере в рынок, который ничего так и не смог сам отрегулировать в 2008–2019 гг.
В современном обществе была также посеяна вера в безграничную вариативность истории. Постмодернизм внушал людям возможность всего. Сторонники цивилизационного подхода старались доказать, что все в истории обстоит именно так. По их мнению, кризисы уничтожали цивилизации, тем самым давая дорогу построенным на иных принципах цивилизациям, порой очень жестоким и малокультурным. С этой точки зрения дикость легко сменяла прогресс. Даже приверженцы теории длинного циклического развития капитализма Николая Кондратьева и сторонники идеи постиндустриального общества, не говоря уже о фанатиках глобализации и «свободной торговли» (якобы единственной дороги прогресса), не были способны внушить людям уверенность в лучшем будущем.
Повышение налогов на доходы и имущество трудящихся, рост долгов домохозяйств, девальвации и сокращение правительствами социальных расходов (с ними исчезали трудовые и социальные права) – таков набор постоянно поступавших в 2008–2019 гг. новостей. Периодические декларации властей различных стран об окончании кризиса ничего не меняли. Кризис оставался. Он осознавался миллионами людей, которые хотели бы найти из него выход. Их старались успокоить самоуверенной фразой «Все кризисы проходят», тогда как вопрос состоял в том, как и когда, а вернее, в силу чего они преодолеваются.
Какими бывают кризисы? Каким является современный кризис? Как мы пришли к нему и куда он нас поведет? Какова цикличность кризисов? Как связаны они со сменой формационных эпох, в которых пытался разобраться Карл Маркс? Как вообще следует выделять фазы развития человечества и почему? Для этого необходимо конкретно ответить на вопрос о том, как закончились рабовладельческая и феодальная формационные эпохи. Что еще следует рассмотреть, это каков был процесс рождения промышленного капитализма. Какие кризисы и в какой цикличности он породил, что дает нам понимание их логики? На эти вопросы можно дать ответ, пусть еще и не являющийся полным, но позволяющий лучше понять роль экономических кризисов в истории и сегодняшней жизни.
Готовя первое аналитическое исследование современного кризиса, автор книги проанализировал большинство кризисов эпохи промышленного капитализма. Однако работа началась с едва ли не первого известного крупномасштабного кризиса рыночного хозяйства – кризиса III в. Он до основания потряс экономику Римской империи, хотя историки больше обращают внимание на его политические проявления. Важность этого кризиса для современного анализа состоит в том, что римская рабовладельческая экономика являлась во многом моделью капитализма – экономики, основанной уже на свободном труде. Но это не все. Кризис III в. перевернул страницу истории, он завершил рабовладельческую формационную эпоху в Европе. Чуть ранее (в конце II столетия) подобные процессы можно увидеть в Китае. Однако именно в Римской империи рабовладельческий строй достиг вершины развития, показал максимум своих возможностей. Такой же вершины достиг к XIV в. европейский феодализм. Созданная им сложная система отношений и распределения функций между разными группами населения, возможно, казалась современникам почти совершенной. Но кризис XIV в. навсегда изменил Европу. В век этого особого экономического кризиса был рожден торговый капитализм.
