Катя колебалась лишь секунду. И ответила согласием.

– На станции затор, электрички отменили из-за ЧП, и я думаю, на Ленинградском шоссе из-за этого пробки. Езжайте по новой дороге. По скоростной. Как подъедете к станции, позвоните, я вас встречу. Я буду здесь.

Катя схватила кофе и помчалась на стоянку за своей машиной. Крошка «Мерседес»-смарт. Коробочка на колесиках. Уже выруливая со стоянки, она позвонила своему начальнику – шефу пресс-центра. Так и так… Помните то дело Пушкинского музея? Этот Миронов умница, смышленый, он зря ничего такого не скажет. Значит, там и правда что-то необычное. Возможно, интересное дело – сенсация!

– А брифинг? – простонал шеф пресс-службы.

– Ну, вы уж сами как-нибудь. У вас яркий талант к публичным выступлениям.

– Нельзя же бросать всю важную работу, если вдруг забрезжила какая-то… чушь! – Шеф пререкался, но неуверенно. – Этот опер годами о себе не давал знать, сама говоришь, а тут…

– Значит, тем более что-то интересное. – Катя ехала уже по Садовому кольцу. – Он не стал бы зря звонить. Вы же сами ворчали на летучке вчера: материалы скучные, дела банальные, бытовуха. Мы погрязли в рутине. Нужно что-то свежее, неординарное.

– Не лови меня на словах. Ладно, я разрешаю. Ты уже, наверное, и так на пути туда, насколько я тебя знаю. Но если там какая-то… чушь, – он повысил начальственный голос, – будешь работать сутками напролет без отдыха.

– А, ладно, – легкомысленно согласилась Катя. – Спасибо. Вы лучший в мире шеф. Мудрый и дальновидный.

Лесть – лучшее оружие в мире мужчин, где женщина – молодая и себе на уме – пытается пробить себе дорогу. А уж в мире полиции и прочих силовых структур лесть – это ключ от всех дверей.

Платная дорога от Москвы до Клина всегда наполняла Катю радостью. Не в смысле того, что надо платить за езду, а в смысле комфорта, скорости и полного отсутствия пробок. На подъезде к станции Подсолнечная она, однако, попала в затор, уже съехав с платного автобана. Видно, ЧП на железной дороге нарушило привычный ритм городка. Катя позвонила Владимиру Миронову. Через четверть часа он встретил ее у платформы, откуда отправлялись электрички на Москву. Катя приткнула машину на стоянку у станции. Ее охватил мандраж: самоубийство на железной дороге – это всегда страшно и кроваво.

– Тело уже увезли в морг, – с ходу успокоил ее Миронов. – Товарный поезд отогнали в тупик. Все достали, ну, то, что осталось. Но там же обрабатывать надо колеса и… Зрелище было то еще, я вам скажу.

Катя разглядывала его – возмужал старлей после женитьбы. Она помнила его хрупким, решительным, рыжеволосыми и с веснушками. Он носил форму участкового и лез на рожон в таком деле, которое вызывало у коллег лишь печальные усмешки. И оказался прав. А сейчас он был в штатском, в легкой пуховой куртке. Рыжие волосы его потускнели, появились залысины. Веснушки почти пропали. На носу сидели круглые модные очки. Ну, совсем не типаж удалого замначальника уголовного розыска. Скорее аккуратный дотошный банковский клерк.

– Что случилось? – Она включила украдкой свой диктофон в сумке.

– Вроде как самоубийство. В сторону Твери шел товарный поезд. Подъезжал к станции. Вон там наш мост, он соединяет одну половину города с другой. Там сейчас ремонт ограды.

Катя увидела непрезентабельного вида старый железнодорожный мост, по которому сама ходила много раз, приезжая в Солнечногорск. Он покоился на серых страхолюдного вида тумбах – бывших водонапорных башнях. На мосту до сих пор суетились полицейские. И там была одна красноречивая деталь: часть ограды отсутствовала, и дыра зловеще и очень опасно зияла.

– Там что же, ограда обрушилась?

– Обрушилась загородка из рабицы. Ремонт ограды – я же говорю. Транспортники сказали мне, что женщина… самоубийца прыгнула с моста на пути прямо под поезд-товарняк.

Катя измерила глазами расстояние – да, мост высокий. Тем, кто был в кабине локомотива, не позавидуешь. Так невинные люди в единый миг становятся убийцами.

– Мрачное место. Но самоубийцы как раз такие и выбирают. Мосты, высокие здания, башни. Что вас смущает?

– Показания машиниста и его помощника. И потом, я знаю эту женщину. Я общался с ней лично два месяца назад.

– А кто она?

– Транспортная полиция так быстро установила ее личность, потому что ее сумка отлетела в сторону, не попала под поезд. Они еще тело не достали, а уже знали ее фамилию и имя. И у нас это прошло по дежурной сводке. А я как раз на сутках сегодня. Ее фамилия Полозова. Зовут Алла. Ей пятьдесят четыре года.

– Семья, муж? Возможно, причина там, семейные проблемы.

– Она не замужем. И никогда не была. И детей нет. Она два года назад похоронила мать – сама мне говорила. И жила после смерти матери в свое удовольствие. Отдыхала от забот.

– А по какому поводу вы ее знаете?

– Она, эта Полозова – менеджер-хостес в частном гостевом доме на Бутырских выселках. Там у пруда красивое место. Вокруг него построены гостевые дома – ну, отдых, барбекю, все такое. Отдыхающие приезжают, снимают дом. Целые компании. Иногда шумно, особенно летом. Два месяца назад там были разборки в одной компании – я выезжал. Ничего особенно. Просто мужики перепили и начали выяснять отношения. Полозова давала показания. Я с ней разговаривал. Там даже не стали дело возбуждать, все закончилось примирением сторон. Но я ее помню, эту женщину. Деловитая, словоохотливая. Такая бойкая дама. Очень приземленная. Простая женщина, чуть с хитрецой. Может, она и не совсем была довольна жизнью – жаловалась мне, что зарплата не очень. А ей хотелось съездить на море. Но чтобы руки на себя накладывать? Прыгать с моста… И потом, я когда начал вникать, я понял…

Миронов внезапно умолк. Он смотрел на мост между водонапорными башнями. Все это сооружение сейчас, когда сама смерть явила себя там, на фоне серого свинцового октябрьского неба, действительно имело какой-то угрожающий вид.

– В общем-то, она и не прыгала оттуда.

Катя ждала объяснений, но Миронов хранил молчание.

– Володя, как это понимать? Она же бросилась под поезд.

– Она не бросалась… то есть… На первый взгляд, это вроде так, но, по словам машиниста… Хотите услышать, что он говорит обо все этом?

– Да, конечно.

Миронов повернулся и пошел, указывая направление в глубину станции. Они перешли через пути. Катя оглянулась – платформа, на ней стеклянный куб нового дизайна, в нем кассы, туалеты и кафе. А в остальном вид прежний – ржавые гаражи вокруг и какие-то склады.

– Вы приехали сюда к транспортникам, потому что знали эту Полозову? – уточнила она.

– Да. Все же она проходила у нас по делу, пусть и материал был отказной. И потом меня сразу поразила эта весть о самоубийстве. Я же говорю – в голове не укладывается. Не тот она человек.

Они снова перешли через пути и направились в отстойник для вагонов, куда загнали злополучный товарняк. Катя увидела его – длинный грузовой поезд. Самый обычный с виду. Локомотив зеленого цвета с красными полосами. Возле его колес, согнувшись, копошились эксперты в специальных защитных костюмах. Катя ощутила прилив слабости. Ну же, ну… тела там уже нет, его извлекли и увезли. Но там немало еще грязной работы экспертам.

– Машинист и его помощник в шоке. Диспетчер их, естественно, отстранил. Поезд убрали из расписания. Они ждут новую бригаду, чтобы вести его дальше. Машинист сказал, он ничего не смог сделать, чтобы спасти ее. Локомотив протащил тело несколько метров уже между башнями.

Они подошли к кабине локомотива. В окно на них глянуло бледное лицо.

– Можно вас снова на пару слов обоих, – окликнул машинистов Миронов.

Они спустились. Мужчина лет сорока и его молодой помощник. Оба – краше в гроб кладут.

– Меня только что допросили, – сказал машинист Коркин. – Я им рассказал, что видел, но они думают, я спятил.

– Вы не спятили, – заверил его Миронов. – Не могли бы еще раз повторить для моей коллеги из нашего ГУВД области.

– Мы к станции подъехали. И Михал Михалыч ее увидел там, на мосту. Эту тетку. Я ее не видел. Был туман. То есть там не было тумана в этом месте у ограды – там фонарь ярко светил, – быстро затараторил помощник. – Но я ее не видел, я разговаривал с диспетчером. За нами шел еще один грузовик, и диспетчер мне это сообщил. Мы не могли сильно снижать скоростной режим. Но мы все же сбросили скорость. Там же такое место под мостом. Надо быть осторожным.