Марилев поставил размягчаться целебную смолу, специальную чашку он принёс с собой. Пока лекарство нагревалось, он аккуратно свёл края пореза и соединил их смоляными пластырями. Ирре переносила манипуляции терпеливо, только иногда вздрагивала и кусала губы.
— Это для того, чтобы не было шрама. Рана чистая, да и кровь, пока текла, хорошо её промыла, так что надо только дать ей спокойно зажить. Сейчас я замажу смолой весь разрез, чтобы туда не попадал воздух и через три-четыре дня всё срастётся.
— Так быстро?
— Ну да. Главное, не беспокоить рану.
Марилев принёс разогретую смолу и специальной кистью нанёс покров. Он быстро застывал, образуя на коже блестящую прочную плёнку.
— Вот так. Теперь осторожно ложись на другой бок и постарайся до утра не вертеться.
Она поглядела всё так же кротко и послушно устроилась, как он велел. Марилев осторожно стащил с неё сапоги, дивясь их крохотному размеру. Он укрыл Ирре и задул свечи, оставив только одну.
— Спи! Во сне всё заживает в два раза быстрее.
— Хорошо! — сказала она и улыбнулась. — Спасибо!
Странно было видеть такой тихой решительную Ирре. Сейчас, когда она получила в бою совершенно мужскую рану, в ней вдруг пробудилась старательно скрываемая женственность. Девочек иногда так трудно понять. Впрочем, будь она такой, как все прочие, то рыдала бы и капризничала и ни за что не пустила его в свою комнату.
— А ты заметил, что наша кровь смешалась? — вдруг спросил Ирре. — У тебя порез на руке, и когда ты лечил меня…
Марилев обратил на это внимание. Вообще-то он мог бы сказать, что она смешалась ещё в сражении с бандитами, так как и его пустяковые царапины на тыльной стороне ладоней и её рана были нанесены одним и тем же клинком, но промолчал. Ведь это случайное побратимство произошло не нарочно, и следовало ли налагать на женщину связанные с ним тяжкие обязательства? Многие мужчины не рискуют давать клятву, страшась, что её не выдержат, а тут хрупкая девушка, почти ребёнок.
— Разве это не значит, что мы теперь связаны и стали ближе друг к другу, чем были прежде?
Девушек, наверное, и не посвящают во все тонкости ритуала, вряд ли были примеры, а возможно, у них существуют свои тайные обычаи. Раньше это не приходило в голову, лишь теперь он стал размышлять о том, что есть целый отдельный женский мир, и он вовсе не обязательно приложение к мужскому.
Марилев хотел уйти и не мог, словно ноги к полу прикипели. Странная выдалась ночь. Играла, перебирая двоих кадетов, словно струны лютни.
— Ритуал не завершён, — произнёс Марилев.
Голос таинственно звучал в комнате, озарённой светом единственной свечи. От жаровни горько пахло углями, а ещё витал в воздухе мягкий и незнакомый аромат, какого не могло быть в комнате мужчины.
— Нужно его выполнить? И ты не захочешь?
Она явственно огорчилась. Потух таинственно сиявший взгляд, хрупкая фигурка, словно съёжилась под одеялом. Марилев ощутил, что уже едва справляется с собственным волнением. Он знал, что никогда не преступит законов чести, но в чувствах своих был не волен.
Эта девочка, изображавшая мальчика, чтобы вырваться из круга привычных её полу забот и проблем, вызывала в нём желание защищать её от всех, быть её рыцарем и возвышенно поклоняться. При этом и товарищем она показала себя хорошим: слушалась, когда он преподавал искусство мечного боя, не бросила в настоящей схватке и даже по мере сил пыталась биться с взрослыми ражими мужчинами.
Как можно отказывать судьбе, посылающей верного товарища? Рок лучше знает, кто нужен человеку на жизненном пути.
Марилев подошёл к постели и вновь опустился на колени. Его взгляд встретился с её, доверчивым и ясным.
— Давай руку!
Маленькая ладонь легко уместилась в его, тоже не слишком великой. Голос дрогнул, когда Марилев начал произносить затверженные наизусть слова клятвы, прерываясь, чтобы Ирре могла их повторить. Они звучали в едва освещённой комнатке огромного пустого здания с такой свежей силой, что если и были у Марилева сомнения, к концу ритуала они исчезли.
«Перед пролитой и смешанной кровью обязуюсь быть братом своему брату, хранить ему верность и беречь его честь как собственную. Отдать за него жизнь, если придёт нужда, не попрекать немощью, если настигнет горе, не желать его имущества, но отдать своё. Клянусь в том, и пусть настигнет меня кара богов и людей, если преступлю данное слово».
Не колеблясь более, Марилев склонился к побратиму и поцеловал в лоб, а потом подставил собственный для ответного поцелуя. Когда коснулись его мягкие губы, ритуал был окончательно завершён.
Таинственная обстановка, запретность происходящего распалили воображение. Марилев весь горел странным волнением. Ему казалось, что только что свершившееся здесь таинство наделило обоих новой силой сродни магической. В сущности, так оно и было. Не выучив ещё ни одного заклинания, не смешав ни единого зелья, они вызвали в свет силу волшебства.
— Я оставлю смолу, ты поняла уже как ей пользоваться, — смущённо пробормотал Марилев. Если нечаянно потревожишь рану, просто закрой её новым слоем бальзама.
— Хорошо! — послушно ответила Ирре.
Голос её звучал мягко и нежно, тревожил чем-то и без того неспокойную сегодня душу. Марилев скованно поклонился и ушёл. В своей комнате, он присел было на постель, но не мог оставаться на месте. Следовало, конечно, обработать собственные порезы, но он совершенно забыл об этом. Тёплая смола осталась в комнате Ирре, а раздувать жаровню у себя и готовить новую порцию не хотелось.
Впрочем, осмотрев ранки, Марилев убедился, что они поверхностные, кровь на них запеклась, так что не стоило и тревожиться по пустякам. Следовало лечь и поспать, поскольку завтра начинались занятий, приезжали другие кадеты, и спальный корпус обещал стать очень шумным местом.
Марилев опять присел на постель, но сразу вскочил как ошпаренный. Ирре лежала беспомощная и не могла запереть дверь изнутри, значит, он не должен ложиться, его работа охранять побратима от всех возможных посягательств. Раненый — священен, беспомощный друг — вдвойне.
Марилев положил меч на табурет у двери и принялся расхаживать из угла в угол, прислушиваясь к тишине пустого здания. Ему чудились неведомые враги, мерещились силы зла, вознамерившиеся прорваться в мир по следам пролившейся крови. Легенды утверждали, что такое возможно, хотя, по здравом размышлении, Марилев решил, что вряд ли. У тёмных сущностей наверняка хватит собственных забот. Что им за дело до двух юных кадетов, которые и наук-то никаких ещё не превзошли и потому являют собой не слишком сытную добычу.
Спохватившись, что стук его сапог, наверное, мешает Ирре спать, разулся и продолжил ревностное бдение в одних чулках.
Странная выдалась ночь. От усталости мысли мешались. Перед глазами то и дело вставало красочное зрелище театрального представления, звучали, словно наяву, реплики актёров. Прекрасная Лина улыбалась ему нежно, как будто он один сидел в зале. Ну да, там, в театре, она его вряд ли заметила, но сейчас казалось, что между ними уже протянулась странная дымка, словно магическая вуаль, о которой он слышал, но никогда её не встречал.
Происшествие на улице отвлекло от пережитого в шатре, отодвинуло в тайник души все испытанные тогда чувства, а сейчас, когда утомление притупило бдительность рассудка, он опять был там, где сияли жаркие огни, и вершилась любовь. Чудные выдались мгновения. Он перебирал их как скряга сокровища. Блеск её глаз, звуки голоса. Из глубокого выреза корсажа вздымались округлые груди, мелькали из-под короткой, выше щиколоток, юбки изящные лодыжки. Задорные туфельки с каблучками стучали по доскам помоста, призывая волонтёров в строй любви, словно труба, собирающая ветеранов на поле брани.
Погружаясь в водоворот этих сладких воспоминаний, Марилев совершенно забывал о том, где он находится и почему не спит, а когда проснулся в кресле у двери, был до глубины души поражён допущенной им непростительной слабостью.