Марилев, словно спохватившись, что увлечённый Линой, забыл о брате и его непосредственных нуждах, тотчас присоединился к уговорам Белика и чуть не насильно уложил паренька, закутав в плащи. Сам он был в одном кафтане, видимо, ещё в лесу отдал накидку младшему.
Ирре подчинился, но не спал, и глаза сверкали всё той же злостью. Он поглядывал то на Лину, то на Марилева, вероятно ревновал. Белику было не привыкать. Его собственный младший братишка тоже сердился, когда старший начал прогуливаться по косогору с девочками и меньше с ним играть.
Лина разговаривала с кадетом приветливо, но и Белика вниманием не обделяла, потому он отнёсся к сопернику вполне благодушно. Почему-то уверен был, что интересен прекрасной лицедейке гораздо больше товарища.
— Марилев, ты тоже мог бы сыграть с нами в спектакле, — предложила она. На роль Бранио нет человека. Оба актёра покинули нас, а комики изобразить дворянина не смогут. В городе мы, конечно, найдём замену, но выступать предстоит уже вечером.
Марилев, как будто, колебался, но устоять против уговоров Лины вряд ли было в его силах, он согласился и тотчас получил текст роли.
Внутри тесного мирка фургона началось представление. Марилеву тоже приходилось заучивать множество заклинаний, поэтому несложные слова пьесы он наверняка запомнил без труда. Вот выговорить их, глядя на Лину, получалось хуже. Суть плохого дворянина, а именно эта роль досталась кадету, мало походила на его собственную натуру. Марилев краснел и запинался, а то и совсем забывал, что нужно говорить, едва поднимал глаза на прекрасное лицо лицедейки.
Она, в полном соответствии с пьесой, отворачивалась и бросала ему сердитые реплики. Марилев терялся ещё больше. Оба комика, понаблюдав со стороны, взялись помогать, наперебой засыпая советами. Видимо раздражение от этой сумятицы помогло кадету прийти в себя, и у него начало получаться. Не иначе ему приходилось в жизни сталкиваться с такими дворянами, и он просто припомнил нужные интонации.
Дуэт уже звучал так хорошо, что Белик чувствовал, как сами собой сжимаются кулаки от острого желания немедленно проучить наглеца. Забывал, что перед ним хороший товарищ, который лицедействует, чтобы выручить труппу, и он не замыслил против Лины плохое.
Самое трудное — поединок, предстояло репетировать уже в селе, где собирались выступать. В фургоне для этого просто не хватало места. Впрочем, Марилев блестяще владел мечом, да и Белика научил немного в благодарность за помощь в собственных стараниях, так что затруднений не должно было возникнуть.
За делом и дорога летела незаметно. В село въехали ещё до темноты и сразу расположились в большом амбаре, где и предстояло играть пьесу. Здесь уже подготовили подмостки и места для публики, осталось установить привезенные с собой декорации.
Пока актёры переодевались и раскрашивали лица, амбар наполнялся желающими. Услышав ропот большой толпы, Белик почувствовал трепет. Пусть всё, что ему предстоит, это только игра, но ведь на него будут смотреть люди и он должен казаться им не самим собой, простым крестьянским парнем, а благородным господином с гордой осанкой и властными манерами.
Марилев тоже выглядел неважно: лицо осунулось и то бледнело, то разгоралось румянцем. Он подошёл к Ирре, заботливо поправил плащ, но мальчик сердито отстранился.
— Иди играй! Я посмотрю из зала.
— Не стоит тебе туда ходить, там уже яблоку негде упасть, задавят.
Ирре сердито нахмурился, но уселся возле закутка, где переодевались актёры. Вид у него был до того несчастный, что Белик тоже подошёл, чтобы сказать приветливое слово и увидел, что из покрасневших глаз текут сердитые слёзы.
— Ты обиделся из-за того, что не досталось роли? — растерявшись, спросил Белик.
— Ничего я не обиделся. Это от холода и пыли никак не могу проморгаться.
Мальчик отвернулся, и Белик решил его не трогать, и заговорил-то, чтобы как-то отвлечься. По ту сторону разрисованных холстов уже началось представление. Там звучали голоса Лины и другого актёра, изображавшего пастушка. Он и директор труппы с середины пути ехали в другом фургоне, чтобы не мешать репетиции.
— Давай так, — сказал Марилев. — Нападай на меня как умеешь, я буду обороняться, а когда по роли мне придётся упасть, просто пропущу один из твоих выпадов. Приготовить что-то действительно красивое мы не успеем, да и мечи тупые из плохого железа, покалечиться ими трудно.
Кадет рассуждал более чем здраво. Они успели немного размяться, пока Лина с пастушком вели свою партию, а потом пришла пора выходить Марилеву. Выглядел он так, что Белик с трудом его узнал, тоже переживал, наверное, но храбро шагнул на освещённое пространство и важным видом направился к Лине. Белик следил, затаив дыхание, а потом обнаружил, что Ирре тоже передвинулся так, чтобы наблюдать происходящее на сцене. Слёзы высохли, но глаза горели странной в столь хрупком создании яростью.
Засмотревшись на диковинного мальчика Белик забыл, что скоро самому появляться на обозрение людей, а там их, если судить по голосам, наверное, их не одна сотня собралась. От тревожных мыслей захватывало дух. Вот Лина вскрикнула особенно громко, подавая сигнал, и Белик, деревянно ступая вышел вперёд. Все слова вылетели из головы, а во рту пересохло так, что он не представлял, как сможет произнести хоть один членораздельный звук.
Белик почувствовал, что сейчас опозорится, будет стоять истуканом на глазах этой живой напряжённой толпы в нагревшемся нутре общинного сарая, а то и просто убежит, когда Марилев пришёл ему на помощь. Подбоченившись, он схватил другой рукой Лину за талию и вызывающе глянул на Белика.
Точнее, это же Бранио подлец и мерзавец посягнул на прекрасную пастушку, которую он Рарис так любит. Чувства сложились не совсем по пьесе, но такие мелочи не имели теперь значения. Медленно вскипавшая, но оттого не менее горячая кровь кинулась Белику в голову. Он взревел и шагнул к парочке.
— Да как ты смеешь, мерзавец, лапать эту чистую прекрасную девицу!
Слова в роли были немного другие, но и эти нашли горячий отклик в толпе внизу, и Белик почувствовал прилив сил. Он наступал на соперника, сверля его яростным взглядом, а когда Лина, заламывая руки, отбежала в сторону, чтобы освободить им место для боя, охотно выдернул из ножен потешный меч.
Он атаковал кадета, точнее, Бранио, со всей страстью благородного негодования, звон пошёл по амбару, восторженный рёв публики был ответом. Рарис так увлёкся, что менее опытного бойца просто пришпилил бы к стенке или спихнул в публику, но Бранио недаром лил пот в тренировочном зале. Белик не сразу понял, с каким искусством Марилев отражает его удары, чтобы не выдать подлинного превосходства, как грамотно уворачивается и при этом не позволяет поединку выходить за границу подмостков.
Однажды чуть не оскандалились, когда кадет слишком ловко парировав выпад Белика, едва не выбил меч из его руки. Крестьянская сила и сноровка помогли удержать оружие, но происшедшее изрядно отрезвило. Белик стал действовать осторожнее и не пропустил момент, когда Марилев отвёл свой меч в сторону и позволил клинку противника скользнуть к самой груди.
На мгновение Белик испугался, что ранит кадета, но тот уже падал навзничь и распростёрся со стоном на истоптанных досках помоста. Рарис горделиво выпрямился.
— О благородный господин! — воскликнула Лина, бросаясь к нему.
На мгновение показалось, что это происходит наяву, а не в пьесе, но Белик сумел взять себя в руки и произнести всё что далее следовало по роли. Прибежали отец и пастушок, представление пошло своим чередом. Тело Бранио, сражённого мечом мстителя, никому не мешало, потому что Марилев перед гибелью благополучно увёл схватку подальше от фонарей рампы.
Когда Белик произнёс последние слова и соединив руки влюблённой пары ушёл в относительно тихое и тёмное пространство за парусиной декорации, ему показалось, что никогда ещё не делал более тяжёлой работы. Коленки тряслись, по спине тёк пот, хотя внутри сарая так и не стало по-настоящему тепло, а в ушах звенели голоса и свой собственный почему-то тоже.
