Переделкино, 1932 Торжество мудрости По-над пропастью над горной, Где шумит Кура-река, Самолёт одномоторный Пляшет в небе гопака. То крылом воды касаясь, То взмывая в небеса, Издеваясь, кувыркаясь, Как зудячая оса. Шоферит машиной этой Досаафовский Петро, Весь поддатый, разогретый Правит вольно и шустро. Лишь вчера его родитель Старым валенком порол, А теперь он истребитель, Сил небесных победитель И вобще почти орёл. Славься, славься, истребитель! В неба грозной высоте Краснозвёздый гордый китель Ты несёшь навстречь звезде, Чтоб Луны светилось гало, Чтоб гусей увял косяк, Чтоб ничто бы не мычало, Чтоб не вякал гадский враг. Вдруг из папиной из сакли Вышел дедушка Сандро, На усах кинза, как пакля, А в руке вина ведро, Шапкой вытер лоб свой потный И к ружью щекой приник… Поделом тебе, залётный, Не дыми, как мой шашлык. Вновь кругом лишь горы белы, Да воды бегущей прыть… Не людское это дело Небо носом бороздить! Переделкино, 1932 Тимирязев и грибы В годины мрачныя печали, Среди напастией судьбы Топча родных просторов дали, Бредут народы по грибы. Сам Ломоносов просвещенный Любил закусывать грибом. А был пока непросвещенный, Так тож закусывал грибом. Грибы! Как много в этом слове! Ну как же. Был уж наготове Грибной хулитель и нахал Небезызвестный Тимирязев. Явив их нам подобьем грязи, Сей принаучный коновал Грибы вдруг плесенью назвал. Вотще развязный академик Унизил гордые грибы. В бреду открытий и полемик Не избежишь своей судьбы. Тогда как плесень благородный Леса российские красит, Его хулитель принародный В саду как памятник стоит. И нет покоя истукану. Бродячий пёс у ног его, Его тревожит утром рано Прохожий смерд битьём стакана, И голубь серит на него. Переделкино, 1932 Баллада о Николке и Миколе Через речку, через лес, Через степь равниной голой Со штыком наперевес Шли Николка и Микола. Где героев путь пролёг, Зацветает василёк, Рожь-пшеница колосится, Конь стреноженный резвится, Власть народная родится. Перед ними ероплан Вдруг сморчит угарным газом. Позалезли в ероплан. Крутанули ручки разом, Небом весело летят, Песни вольные галдят. Долго ль, коротко ль летели, Только на краю Земли Вниз случайно поглядели — Там сплошные индуи. Толстопузы буржуины Во дворцах среди ковров, Кобр, мангустов и слонов И несчитанных коров, А простые индуины Мангом с дерева постятся, Посередь джунглёв плодятся, На коров взглянуть боятся. Не повыдержал Николка, Достаёт свой пулемёт И с индуйской со двуколки, Им такую речь ведёт: Будьте, хлопчики, здоровы! Щас буржуев победим И вам барские коровы В пропитание дадим! Только все вдруг разбежались. Лишь баньян в цвету стоит, Да буржуйский подкулачник На гвоздях в пыли лежит. Налетели белы банды На махновских на слонах, И навек лежать остались Верны други в бананах. Лишь брамин бредёт по воду, Где, от Родины вдали, За индуйскую свободу Два героя полегли. Переделкино, 1932
Дон Кихот Сидр пьёт, поет романсы, Веселится весь народ. Там Санчо с большою пансой Губернатором живет, Публикует всем декреты И указы издает, И лизать свои штиблеты Всякой челяди дает, И того не понимает, Что при шутовом дворе Идиота роль играет В идиотском кабаре. Кум Сервантес с огорченья Головы кочном трясёт И кошмарным наважденьем Царство панчино зовёт. Что ты, кум, так огорчился, Утешает Дон Кихот, Полным Санчею родился, Полным Панчею помрёт! Мы с тобою не умнее: Я вот мельницу подбил И гадюку Дульцинею Из дали побед любил. Обойдись без укоризны, Санчу-Пончу возлюби. В глупой пьесе нашей жизни Все мы чучела судьбы. Переделкино, 1932 Испытание Запуржило, закружило, Засвистело, замело, Всё вокруг как зверь завыло, Камнем на сердце легло. Не избегнуть мне могилы, Не найти пути домой. Растворился облик милой За белесой пеленой. Звёзды в небе не мерцают, Не видать путей-дорог, А под сердце заползает Леденящий холодок. Уж подняться нету силы, Меркнет свет в моих очах… Уф, насилу отпустило. Так плесни же, друг мой милый, Свежу кружку первача. |
