Сражения в любую эпоху и в любой стране безжалостны. В древности в Японии, как и в прочих странах, существовал идеализированный ритуал, когда полководцы противостоящих друг другу армий решали исход сражения в личном поединке. Представленный ниже рассказ является самым старым из известных в Японии полных описаний подобных поединков. Он взят из «Кондзяку моногатари сю» («Собрание новых и старых историй»), т. 25, разд. 3.

Точные даты рождения и смерти двух героев неизвестны. Однако мы знаем, что Тайра-но Ёсифуми был племянником Масакадо (ум. 940), мятежника, поднявшего восстание и провозгласившего себя императором.

В коротком, но восхитительном рассказе, описывающем обмен посланцами перед битвой, есть один пробел. В оригинале утрачен кусок текста, и это не позволяет нам судить о том, что посланники сделали или не сделали с лошадьми. Я склоняюсь к тому, что они не пустили лошадей галопом, а не что они вообще были пешими.

В восточных землях когда-то жили двое воинов, Минамото-но Мицуру и Тайра-но Ёсифуми. Мицуру был известен как Минота-но Гэнни, а Ёсифуми – как Мураока-но Горо.

Оба они преуспели в бусидо. Но чем совершеннее становились они, тем более ненавидели друг друга. Это произошло потому, что злые языки передавали одному из них то, что сказал о нем другой. Так, кто-то сообщал Ёсифуми: «Господин, Мицуру говорил о вас: “Он не может вызвать меня на поединок, но перечит мне во всем. Это отвратительно”».

Услышав это, Ёсифуми отвечал: «Как он смеет говорить так? Я знаю все о его слабостях, о его мыслях. Я говорю ему: “Если вы на самом деле так думаете обо мне, выходите сражаться со мной в любом удобном месте”». И эти слова обязательно передавали Мицуру.

Поэтому, хотя оба воина были отважны и мудры, они, в конце концов, разгневались, ибо люди продолжали науськивать их, и отправили друг другу послание:

«Мы больше не можем говорить так друг о друге. Мы выберем день, найдем удобное место и сразимся, чтобы увидеть, кто лучше». Обменявшись письмами, они выбрали поле сражения и установили день, после чего обе армии начали готовиться к битве.

Когда назначенный день настал, армии собрались утром в условленном месте. В каждой из них насчитывалось 500–600 воинов, и каждый воин был готов отдать все свои силы и жизнь. Обе стороны стояли в ста ярдах друг от друга, выставив вдоль переднего края щиты.

Вскоре каждая сторона отправила воина с письмом, официально объявляющим войну. Как только воин возвращался в свой лагерь, противник, как установлено правилами, посылал ему вслед стрелы. Не нестись в этот момент, не уклоняться и не оглядываться, но спокойно возвращаться в свой строй считалось признаком отваги.

После этого обе армии подняли щиты и начали готовиться к стрельбе, когда Ёсифуми сказал Мицуру: «В сегодняшнем сражении не имеет смысла, чтобы наши воины стреляли друг в друга. Ведь вы и я хотели узнать, что каждый из нас может показать другому, не так ли? Если так, нет необходимости затевать стрельбу между вашими и моими воинами. Лучше каждому из нас выйти из ряда и выстрелить, показывая свое искусство. Что вы думаете?»

Услышав предложение, Мицуру ответил так: «Именно этого я и желал. Я немедленно выхожу».

Затем он выехал на коне из-за щитов и встал, положив на лук стрелу с раздвоенным наконечником.

Ёсифуми был доволен таким ответом и сказал своим воинам: «Я хочу состязаться в стрельбе из лука с ним одним, используя все свое мастерство. Оставьте дело мне и наблюдайте. Если я погибну, заберите мое тело и похороните».

Затем он один выехал на лошади из-за щитов. Оба воина поскакали навстречу друг другу, держа наготове луки, и сделали первый выстрел. Надеясь поразить врага второй стрелой, каждый натянул тетиву и выстрелил в тот момент, когда они мчались мимо друг друга. Проехав, они повернули лошадей и поскакали обратно.

И снова каждый натянул тетиву, хотя в этот раз они мчались навстречу, не стреляя. Проехав мимо друг друга, они вновь повернули коней и поскакали назад. Опять они натянули тетиву и прицелились. Ёсифуми прицелился в центр тела Мицуру и выстрелил. Но Мицуру, уклоняясь от выстрела, резко наклонился в сторону, почти упав с лошади, и стрела попала в рукоять меча.

Мицуру вновь сел в седло и выстрелил в центр тела Ёсифуми, но Ёсифуми увернулся, и стрела попала в пояс, на котором висел меч.

Когда воины вновь помчались навстречу друг другу, Ёсифуми закричал Мицуру: «Мы оба стреляем в центр тела. Теперь мы знаем, что можем показать друг другу, и это не так плохо. Вы знаете, что мы не старые враги, и потому давайте остановимся. Мы просто хотели бросить вызов друг другу. Мы не хотели убивать друг друга, не так ли?»

«Я согласен, – сказал Мицуру. – Мы увидели, что у нас есть, что показать друг другу. Остановиться сейчас будет правильно. Я уведу своих воинов».

И каждый из них увел свою армию.

Воинов охватил ужас, когда их хозяева мчались навстречу друг другу и стреляли из лука, и каждый из них думал: сейчас его убьют! Сейчас его убьют! Поистине, смотреть, как сражаются их хозяева, им было тяжелее, чем самим стрелять друг в друга. Поэтому развязка поначалу озадачила их, но потом они возликовали.

Таким путем следовали воины древности. После поединка Мицуру и Ёсифуми стали близкими друзьями и, не колеблясь ни мгновения, говорили друг с другом обо всем.

Чувство вины за убийство птиц и зверей (но отнюдь не людей) совсем не обязательно обусловлено буддизмом, который появился в Японии в VI в. Тем не менее буддизм оказал воздействие на тех, кто, ощущая такую вину, отказывался от мирской жизни. В следующем эпизоде, взятом из «Кондзяку моногатари сю» (т. 19, разд. 4), обращение в буддизм воина Минамото-но Мицунака (913–997) описано с очаровательной насмешкой. Мицунака, достигший высокого положения и известный также как Тада-но Мандзю (китаизированное произношение его имени), жил в Тада, провинция Сэтцу. В некоторых официальных летописях он упоминается также и как поэт, и действительно, его стихотворение включено в третью императорскую антологию «Сюи сю» (№ 334). Оно представляет собой ответ на стихотворение Киёвара-но Мотосукэ (908–990) по поводу отбытия последнего к месту службы – на должность губернатора провинции Хиго. Первые строки:

Ответ гласил:

Среди тех, кто упомянут в рассказе, – Энъю-ин, шестьдесят четвертый император Энъю (959–991). Мидзуно – пятьдесят шестой император Сэйва (850–880), шесть сыновей которого положили начало шести семьям Минамото (в китайском прочтении – Гэндзи). Одна из линий, начавшаяся с принца Садасуми, превратилась в славный военный клан, ибо его сын Цунэмото (917–961) стал главнокомандующим. По этой генеалогии Минамото традиционно называли Сэйва Гэндзи.

Монах Гэнкэн (977–1020), третий сын Мицунака, поначалу был известным воином-монахом, но стал набожным буддистом. Он также писал стихи и оставил после себя пятьдесят одно стихотворение.

В правление Энъю-ина жил человек по имени Минамото-но Мицунака, занимавший пост Начальника Левых императорских конюшен. Сын губернатора Тикудзэн Цунэмото, он был несравненным воином, поэтому двор относился к нему с почтением, а знать, министры и высокие чины жаждали заполучить его на службу. Потомок императора Мидзуно, он был знатного происхождения. После долгих лет службы при дворе Мицунака достиг огромного влияния и заслуг, сравнимых лишь с теми, кто занимал должность губернатора в различных провинциях. В конце концов он стал губернатором Сэтцу. К старости он построил себе дом в Тада, что в Тэсима, в этой же провинции, где и жил.