© Майдуков С. Г., 2019

© Depositphotos.com / lenanet, Demian, nejron, LeszekBo, guruxox, обложка, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2019

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2019

Осень выдалась дождливая, хмурая. Днем солнца не видать, ночью – звезд. Серые тучи стелются низко, плывут по небу быстро; задерешь голову, и кажется, будто на перевернутый речной ледоход смотришь, да только настоящий еще не скоро будет – до весны ох как далече. Зима впереди суровая, долгая, постылая. Закует Славутич льдами, завалит пути-дороги сугробами, возьмет град Киев в снежную осаду.

– Эй, Лиза! Просыпайся! Тайну открою.

– Какую еще тайну?

Сонно моргая, Елизавета уставилась на младшую сестру, склонившуюся над кроватью.

Звали ее Анной. С детства белобрысая, в отрочестве она потемнела и избавилась от ненавистных конопушек. Мелкая, худенькая, но боевая и решимости не занимать. Своего привыкла добиваться любой ценой.

– Важную тайну, Лиза. Вставай, вставай же. Хватит спать!

– Рано еще. – Бросив взгляд на серое оконце, Елизавета зевнула. – Ступай к себе, Анюта, а я посплю еще.

– Нет, спать не надо, – возразила Анна. – Я по тебе соскучилась.

Все лето Елизавета провела у матери в Новгороде и вернулась оттуда совсем взрослой, да в придачу еще и невестой. Теперь, будучи девицей на выданье, она смотрела на Анну как на маленькую. Время игрищ и забав для Елизаветы кончилось. Начиналась другая жизнь, полная хлопот и забот. К тому же Елизавета была очень огорчена тем, как сильно и необратимо изменилась мать. Та была очень плоха и производила тягостное впечатление. Не стало горделивой, красивой княжны Ингигерды, которую помнили и любили три ее дочери. В Новгороде перед Елизаветой предстала дурно выглядевшая, слегка тронувшаяся умом старуха, то постившаяся неделями, то жадно объедавшаяся всем, что попадалось под руку. Прежнее имя сменила она на Ирину, называла себя великомученицей и собиралась постричься в монахини. Смертельно бледная, ко всем равнодушная, часто впадающая в сонное оцепенение, она будто заживо хоронила себя. Любое воспоминание об этом порождало тяжесть в груди, словно сердце свинцом наливалось.

Заставив себя улыбнуться, Елизавета погладила сестру по голове, украшенной венчиком косы.

– Ты все больше на матушку становишься похожа, Анна. И глаза с зеленью. Раньше вроде не замечала.

Сестра с размаху села на перину, попрыгала, словно проверяя ложе на прочность. Она всегда ерзала и крутилась, когда сидела и стояла. Егоза.

– У меня глаза кошачьи, – заявила Анна, шутливо вытаращившись. – Я, может, в кошку превращаюсь по ночам.

Елизавета, относившаяся к любому упоминанию нечистой силы с суеверной опаской, поспешила сменить тему разговора. Поправляя разметавшиеся по подушкам огненные волосы, она напомнила:

– Кто-то тайну обещал открыть.

Болтая ногами, Анна быстро покачала головой:

– Она не здесь, Лиза. К ней идти надо.

Елизавета опять зевнула. При этом она пыталась держать рот закрытым, но губы сами собой разлепились, издав потешной чмокающий звук. Сестры расхохотались, чувствуя, что прежняя близость, казалось, утраченная за лето, возвращается к ним.

– Хорошо, уговорила, – сказала Елизавета, отсмеявшись. – Соберусь и выйду. А ты сама поиграй пока.

– Я уж выросла, чтобы играть, – надулась Анна. – Пока тебя не было, мне четырнадцатый год пошел. Тебя догоняю.

– А вот и нет, сестренка. Время для всех одинаково идет. Для тебя год ми́нет, и для меня тоже. Ты растешь, я старею.

Заметив перемену в голосе сестры, Анна быстро взглянула на нее и, сунув руки под одеяло, воскликнула:

– Не дам тебе состариться, не дам!

С этими словами она принялась щекотать пятки сестры. Визжа и брыкаясь, та была вынуждена сесть и подобрать ноги под себя.

– Хватит, хватит, Анюта! – проговорила она с напускной строгостью. – Не выношу щекотки.

– Тогда вставай. – Анна спрыгнула с кровати и нетерпеливо переступила с ноги на ногу. – Хватит спать, Лиза. Побежали к Золотым Воротам, покажу чего.

– Так дождь хлещет, – возразила Елизавета.

– Просвет в тучах близок, я сама видела, – поторапливала Анна. – Скоро солнышко проглянет, а мы дома сидим. Побежали!

– Княжеским дочкам бегать не полагается, тебе разве батюшка не говорил?

– А он на охоте. Не увидит.

– Ладно, уговорила. – Разбирая пальцами рыжие пряди волос, Елизавета протяжно зевнула и свесила ноги с кровати. – Иди Настю буди. Втроем гулять пойдем.

– Уже пробовала. – Анна насупилась. – Она на засов закрылась и охает.

– Как охает?

– А вот так. Ой!.. Ай!.. Ох, мамочки! – Передразнив Анастасию, Анна подозрительно уставилась на сестру. – Ты чего улыбаешься? Настя захворала или кручинится, а тебе смешно!

Елизавета прогнала улыбку с лица. Не объяснять же младшей сестренке, отчего взрослые девушки томятся и стонут в опочивальнях. Намедни из Угорщины приехал жених Анастасии, опальный герцог Андрош. Спать его, конечно, отдельно положили, однако же, пользуясь отсутствием князя, он мог запросто к Насте в покои пробраться. Если только охота не была затеяна нарочно, дабы подзадорить молодых. Ярослав на запад стремился, в тамошних властителях союзников искал, для них трех дочерей своих и растил. Одна только Анна пока жила как хотела, свободная и делами не обремененная. Елизавете даже завидно стало.

– Ступай во двор, – распорядилась она, выдвигая ногой горшок из-под кровати. – Я скоро.

– Попроще оденься, – наказала Анна, перед тем как покинуть почивальню. – Чтобы не выделяться.

Вместо ответа Елизавета бесцеремонно выставила ее за порог и захлопнула дверь.

Сборы заняли немало времени, потому что и причесаться нужно было, и слегка нарумяниться, и брови подвести. Зато когда Елизавета во двор спустилась, солнце уже светило вовсю, словно торопясь наверстать упущенное. Анна болтала с дворовыми девками, учившими ее разгадывать сны. Увидев сестру, она схватила ее за руку и потащила прочь от терема.

– Погоди, стрекоза! – упиралась та. – Разве никого с собой не возьмем? Самим боязно.

– Кого нам в Киеве страшиться? – отмахнулась Анна.

– Увидят, – бормотала Елизавета, не позволяя подвести себя к воротам. – Батюшка вернется, скажут ему, что мы без дядек по городу ходили.

– А мы вот так.

Подавая пример, Анна накинула на голову синий плат и поправила его, прикрывая лицо.

– Ох, не нравится мне это, – вздохнула Елизавета, но сделала то же самое и засеменила за младшей сестрой за ворота.

Земля была сырая, но щедро пересыпанная речным песком и опилками и на подошвы не липла. Домá близ терема стояли богатые, нарядные, из дуба рубленные, крашеным тесом крытые, с петухами да цветами на наличниках. Встречный народ был одет и обут как на праздник: голытьбу и рвань на гору не пускали, заворачивали на нижних улицах, чтобы заразу какую не принесли и не смущали видом своим киевскую знать. Ежели хотел, скажем, пасечник бочки с медом на боярский двор поставить, то приходилось ему чистую рубаху надевать, иначе поворачивай оглобли.

Чем ниже уходила улица, тем незатейливее были жилища, тем беднее люди, тем проще нравы. Тут тебе и сапожники пьяные, и горшечники задиристые, и старые ведьмы с вязанками хвороста на сгорбленных спинах, и детишки сопливые без портков, и бродяги, обвешанные котомками, и кафтаны латаные, и лапти стоптанные, и онучи заскорузлые, вонючие. Вон дружинники поволокли кого-то, костеря почем зря, вон волосатый мужик за бабой с вожжами гоняется, а на мосту через овраг воз с мукой перевернулся, и теперь каждый норовит утащить оттуда кто мешок, а кто и два. Покуда мельник за одним с кнутом гонится, другие безнаказанно воруют.