– А ты, Марион, оказывается, та еще штучка. – Кейт с интересом взглянула на свою спутницу и тоже рассмеялась: – Впрочем, мой дядя это заслужил. В следующий раз подумает, прежде чем совершать что-то подобное.

Теперь, когда мисс Маккейн стало лучше, они почти все свободное время проводили на свежем воздухе: любовались морскими просторами, грелись на солнце, читали или негромко беседовали о разных вещах. Прочие пассажиры не проявляли к ним особого интереса: женщины держались своих мужчин, офицеры и капитан вообще старались не иметь никаких дел с пассажирами, воспринимая их как вечно путающийся под ногами и беспокойный балласт, одинокие джентльмены несколько раз подходили к девушкам с целью представиться и завязать разговор, но тут же появлялся бдительный дядя Грэм, отвлекал их внимание на себя, и больше этих молодых людей Мэри и Кейт рядом с собой не видели. Корабельные матросы жили какой-то своей, обособленной жизнью и, казалось, вообще не замечали их, однако спустя несколько дней Мэри случайно убедилась в обратном.

Вечером, когда стемнело, она вышла одна постоять у фальшборта: Кэтрин уже уснула, а Мэри отчего-то не спалось, и она надеялась, что шелест волн и прохладный ветер излечат ее от бессонницы. В темноте закутанную в платок девушку, устроившуюся возле лестницы, ведущей на шканцы, легко было не заметить, что и произошло с проходившими мимо двумя матросами. Поэтому Мэри стала невольной свидетельницей их разговора.

– Дурная примета. Знаю, о чем говорю, – сказал один. – Будь моя воля, я бы не взял ее на борт за сотню гиней, и наш предыдущий капитан, да упокоит Господь его душу, поддержал бы меня. А нынешний думает только о выгоде. Накличет на всех нас беду, вот увидишь.

– Я думал, плохая примета – это убить альбатроса или выйти в плаванье в пятницу, – засомневался второй.

– Нет! – горячо возразил первый. – Еще мой дед говорил: женщина на корабле – само по себе скверно, а женщина в черном – вдвойне. Хуже только покойник, я знаю, о чем говорю.

Второй ненадолго задумался, потом хохотнул:

– Невелика беда! Надо просто избавиться от проклятого платья. Пройти мимо и, скажем, уронить на него горящий фитиль: ой, простите, мэм, я так неловок!.. Вот начнется потеха: подол сгорит, останутся только эти забавные штуки из китового уса да панталоны под ними. Воображаю, как юная вдовушка завизжит и бросится бежать!

Мужчины засмеялись и стали подниматься на шканцы. Выждав какое-то время, Мэри огляделась и тенью метнулась на полубак. Кейт сонно прищурилась и приподнялась на койке, когда девушка второпях зажгла обе свечи.

– Марион? – удивленно пробормотала она. – Что случилось?

– Простите, мисс. – Мэри присела рядом, переводя сбившееся дыхание и взволнованно глядя ей прямо в глаза: – Мисс Маккейн… Кэтрин… милая Кейт, вам грозит опасность!

– Не беспокойся, Марион, – сказала Кейт, выслушав перепуганную девушку, – они не посмеют. На корабле запрещен открытый огонь; даже наши свечи устроены так, что при падении сразу же гаснут. Да и офицеры во главе с капитаном не оставят без наказания подобную выходку…

– Да, мисс, – перебила ее юная шотландка, – разумеется, они накажут виновных, но вам это уже не поможет. У нас в театре был случай: после спектакля молоденькая актриса не заметила свечу, забытую кем-то на краю стола, и неосторожно встала рядом. Сперва у ее платья вспыхнула кружевная манжета, затем загорелся рукав и пламя перекинулось на пышный ворот. Другие актрисы бросились на помощь и быстро потушили огонь; костюм оказался несильно испорчен, и мы с миссис Спрингс за два дня его починили, но вот багровые пятна ожогов на плече и шее бедняжки не сходили несколько месяцев и оставили после себя безобразные шрамы. Только благодаря доброте мистера Росса девушка не потеряла работу и не оказалась на улице: он даже оплатил ей лечение. – Марион помолчала, а потом умоляюще взглянула на Кейт: – Прошу, подумайте о себе. Неужели какое-то платье стоит того, чтобы из-за него пострадать?!

Какое-то платье…

Женщины не облачаются в черное просто так, по своей прихоти. Все это время ее компаньонка проявляла удивительную деликатность и ни разу не спросила, по кому молодая мисс носит траур. Сама Кейт говорить с кем-либо о потере и искать сочувствия не хотела, но сейчас вдруг осознала, что ее тянет открыть свою душу Марион. Что это необходимый и правильный шаг на пути… к чему?

Кажется, она догадывалась.

– Чуть больше трех месяцев назад я потеряла единственного мужчину, которого беззаветно любила всю жизнь, – сделав над собой усилие, проговорила Кейт. – Его звали сэр Джеймс Гарольд Маккейн, он был полковником в отставке и моим отцом.

Кейт была пятой по счету – и последней – попыткой полковника Маккейна обзавестись наследником мужского пола. Когда она появилась на свет, сэру Джеймсу исполнилось сорок восемь, ее матери было тридцать. Аманда Луиза Маккейн, в девичестве Спенсер, имея приданое в десять тысяч фунтов, вышла замуж за полковника в возрасте семнадцати лет; в восемнадцать родила дочь Анну, в двадцать – дочь Шарлотту, в двадцать два – еще одну дочь, Софию. На этом можно было бы и остановиться, но сэр Джеймс Маккейн был оптимистом, поэтому в двадцать пять его жена родила четвертую дочь, Луизу, и заявила, что больше не намерена иметь детей. Несколько лет, при поддержке семейного врача, миссис Маккейн удавалось избежать неприятной обязанности, однако полковник, прекрасный стратег и тактик, стремясь достичь вожделенной цели, применял не только словесные уговоры, но и телесную настойчивость; таким образом, осенью 1762 года в семье появилась пятая девочка, которую назвали Кэтрин Роуз. После этого миссис Маккейн, сославшись на подорванное родами здоровье, навсегда закрыла для мужа двери своей спальни. А младшую дочь отдала кормилице и не особенно интересовалась ею до тех пор, пока однажды к ней в гости не приехала ее кузина из Лондона, миссис Пирс.

Надо отметить, что Кейт единственная из дочерей полковника не походила на мать – женщину высокую, статную и по характеру очень спокойную, даже флегматичную. Старшие дочери были точными копиями Аманды Маккейн в юности, Кэтрин же явно пошла в отцовскую породу, чем, видимо, и привлекла внимание сэра Джеймса. Не питавший особой привязанности к другим дочерям полковник неожиданно стал уделять почти все свободное время младшей, которую называл Кит⁴ и заставлял одевать как мальчишку. Таким образом, по их дому в Хартфордшире носился босоногий маленький сорванец с коротко стриженными белоснежными кудрями, совершенно не понимавший, как и зачем играть в куклы, но зато знавший, как зовут каждую из двенадцати принадлежавших полковнику гончих, и более всего на свете любивший наблюдать, как сэр Джеймс разбирает и чистит какой-нибудь экземпляр из своей ружейной коллекции.

– Это кремниевый замок, – объяснял он любознательному ребенку. – Вот курок, он ударяет по стальному огниву. А называется вся эта штука Браун Бесс⁵.

Девочка по имени Кит внимательно слушала, глядя на отца не по-детски серьезными темно-голубыми глазами.

Так вот, когда вышеупомянутая миссис Пирс очутилась в поместье своей кузины и увидела, как по двору, размахивая хворостиной, носится неугомонное дитя непонятного пола, она решила внести свою лепту в воспитание будущей мисс Маккейн.

– Аманда, душечка, а сколько лет твоей самой младшей? – спросила она.

– Точно не помню, – рассеянно отозвалась женщина. – Должно быть, года четыре.

– Вижу, ты совсем не занимаешься ею, – строго сказала миссис Пирс. – Кэтрин не похожа на девочку, она выглядит как маленький разбойник, играет в какие-то дикие, шумные игры, бегает босиком и откликается на мужское имя. Полагаю, все это причуды твоего мужа, который никак не может смириться с волей Всевышнего и пытается сделать из дочери сына. Но, дорогая Аманда, это невозможно! Девочка из хорошей семьи должна выглядеть и вести себя, как подобает девочке. Не хочу тебя пугать, но я знаю в Лондоне одно семейство… там девице уже скоро тридцать, а она до сих пор не замужем, коротко стрижет волосы, ездит в седле по-мужски и имеет довольно грубые манеры. Но самое ужасное то, что, по слухам, эта девица и ее компаньонка… – Миссис Пирс наклонилась к кузине и что-то прошептала ей на ухо, отчего лицо Аманды Маккейн покрылось пунцовыми пятнами. – Неужели ты хочешь, чтобы Кэтрин, став взрослой, тоже считала себя мужчиной? Милая моя, тебе давно пора взяться за дочь и сделать из нее истинно английскую леди. Пусть мы и джентри,⁶ но наше поведение и манеры должны быть безупречными.