Только успел обзвонить друзей, мол, если следователя еще не было, то ждите, как к дому подъехала машина Ромы Поролона. Вместо него самого из-за руля вылез один из его помощников (наверное, по связи с общественностью, в общем – подручный). Он некоторое время объяснял мне что-то невнятное и наконец сообщил: «Роман Павлович хочет поговорить и для этого прислал машину». Я тогда впервые услышал отчество Поролона. Конечно, поехал, но оттого, что все мое нутро отвергало этот барский напуск, с лакеями-господами и «карету мне карету!», находился в раздраженном расположении духа. Опаска тоже имела свое место, ведь эта скользкая «поролоновая» сволочь могла затеять все, что угодно. Когда пошел надевать куртку, почти машинально прихватил отвертку, что лежала у газовой плиты на веранде. Тогда подумал: «Мало ли что, а тут какой-никакой контраргумент».
Я прекрасно знал, где жил Поролон, но теперь ехали не к нему, а когда машина остановилась у дома Марата, местного «очень уважаемого человека», меня взял озноб. Помню, еще был младше, когда взрослые мужики говорили о Марате в каком-то шутейном разговоре как о «свидетеле-рецидивисте». Мол фигурировал в таком количестве уголовных дел, сколько на весь поселок за все девяностые не заводилось, а все проходил как свидетель. Наверное, очень невезучий человек? Вечно оказывается не в то время не в том месте!
Вышли из машины, и водитель открыл дверь в высоких автомобильных воротах, в резном деревянном заборе. Сказал, чтобы я держался тропинки, а сам остался снаружи и запер дверь, стоило мне войти. Двор, прямо скажем, впечатлил. Кроме гладко стриженого изумрудного газона повсюду росла масса кустов деревьев и пучков какой-то декоративной травы. Там и здесь поднимались каменные стенки клумб, засаженных пионами, розами, ирисами. За садом в левом углу участка стоял дом, отделанный бежевым камнем. А по правую руку из-за ряда высоких елок виднелся край навеса. Я прошел чуть вперед по широкой мощеной диким камнем дорожке, когда из кустов вышел здоровенный черный мохнатый пес. Он уселся на край газона, вывалив язык и, пяля на меня свои добрые глаза, облизнулся.
– Начальник – неси мяч! – послышалось откуда-то справа.
Пес тут же встал, повернулся и сунул морду в куст. Повозился и вновь вылез уже со светло-зеленым теннисным мячом в зубах. Тоскливо посмотрел на меня и тяжело побежал по дорожке, пока не скрылся за невысокой стеной живой изгороди.
Я с опаской осмотрелся и последовал за ним, сжимая в кармане отвертку. Сразу за стеной, справа, располагалась просторная восьмиугольная беседка. В ней за широким столом, заняв высокое кресло, укрытое клетчатым пледом, сидел Марат и повторял, пытаясь выдрать мяч из пасти пса:
– Начальник, отдай! – и, наконец отняв мяч, бросил его в кусты.
– Добрый вечер! – сказал я, приблизившись ко входу в беседку.
– Ваня? – спросил он, я кивнул. – Да ты понимаешь, Ваня, забились как-то с пацанами в буру играть! Я тогда ставку двинул, мол, если проиграю, собаку заведу, назову Начальником и мячик носить научу!
– Проиграли, похоже? – машинально сказал я, и сжал отвертку сильней.
– Проиграл… – протяжно сказал Марат и посмотрел с прищуром.
– Во всяком случае оригинально, – отметил я и предпринял какую-то не очень мной контролируемую ужимку.
– Проходи, присаживайся, – предложил Марат, указывая на место, напротив.
Я уселся на лавку, застеленную тонкими длинными подушками, и навалился на спинку, не вынимая рук из карманов. Пахло шашлыком, и откуда-то справа тянулись неровные облачка сизого дыма. Слышались треск углей и тихий металлический скрежет.
– Ты не напрягайся – отдыхай… – сказал протяжно Марат. – Пока отдыхаешь я тебе историю расскажу. Это ты тему нашел с электрооборудованием?
Я было хотел ответить, но Марат меня опередил:
– Знаю – ты! И Роме ее предложил! Молодец! – Тут Марат указал взглядом на накрытый стол. – Есть хочешь?
– Нет, спасибо, только что из-за стола, – хрипло ответил я.
– Выпьешь?
Я отрицательно покачал головой.
– И правильно, тебе теперь сколько, шестнадцать?» – Я кивнул. – «Если не француз, то рановато. Я вот тоже не пью, давай-ка мы с тобой лучше сока гранатового выпьем! – сказал он, взявшись разливать сок из графина и, подвинув стакан ко мне, добавил, – для крови полезно.
Я глубоко вздохнул, и он продолжил:
– Представь себе картину: идет, значит, предположим, из Новосибирска караван из трех фур в какой-нибудь Казахстан, а по дороге его перехватывает, скажем, другая организация. Караван катит дальше, но вместо пункта назначения прибывает куда-нибудь в сельскую местность, допустим, в лесной заброшенный хуторок. Груз ставят в отстойник до лучших времен или пока пыль не уляжется. Потом этот отстойник находит какой-нибудь грибник, допустим, по имени Леопольд! – тут он повысил голос, я еле сдержался чтобы не вскочить с места. – …и начинает потихоньку таскать груз к себе и мало-помалу продавать или отдавать за бутылку! Ладно… Потом, грибник этот натыкается на молодых пацанов, готовых купить сразу машину. Пацаны перепродают товар другому барыге, и все вроде при деле? Но вдруг пацаны куда-то пропадают и появляются другие – уже городские, просто мимо проезжали, а тут грибник им товар и предложил. У этих размах пошире, начинают брать помногу. Опять дела пошли, всем хорошо, но тут появляются люди, которые этот товар до лучших времен отложили. Понятное дело, и покупатели, и грибник без вести пропадают и вроде хвостов больше не осталось. Но вот подъезжает к дому грибника паренек, один, на грузовике, и начинает спрашивать про Леопольда. Ему говорят: «Нет его!». А тот видит – оборудование из сарая носят, и возьми да скажи, что-нибудь вроде: «Тоже электрику покупаете?» или «Я его здесь подожду!» Ребятки смотрят – местный, да еще и на машине, и чего им с этим делать?» – Я в тот момент кажется почти окаменел. – «Пацан-то молодой, вроде тебя, но молодой – не молодой, дело делать надо, ну что, машину в кювет да сжечь к чертовой матери – правильно!?
– Это вы…? – протяжно выдал я, чувствуя себя словно черепаха, высунувшая голову из панциря.
– Не перебивай, Ваня, я не закончил! – сухо и страшно сказал Марат. – А потом ребятки эти соображают, что раз местный приехал за их товаром, значит, кто-то здесь им торгует, и начинают шустрить по району и искать с кого спросить. Находят местного барыгу, прессуют его, а потом приходят ко мне, потому как барыга этот говорит, что работает от меня.
Здесь из-за изгороди появился Поролон и медленно прошел в беседку держа на руках поднос с шашлыком. На нем был надет передник с изображением улыбающегося лица, а на забинтованной голове маленький поварской чепчик. На его отекшем лице кроме множества царапин и пары синяков под глазами белели полоски пластыря, фиксирующие квадратный тампон из бинта. Он поставил поднос на стол и молча исчез за изгородью.
– Когда люди делают то, чего не понимают – нужно дать им дело по силам, – сказал Марат и взял шампур с подноса.
– А зачем вы мне это говорите? – с трудом минуя внутреннее сопротивление, выдавил я.
– Зачем…? – со вздохом начал Марат. – Пока не поднимай головы и своим тоже скажи. Если будет новая тема – приходи сразу ко мне. В этот раз повезло, а другой можешь и не выскочить, но, если за тебя или твоих с меня спрашивать придут, тут поварским колпаком не отделаешься, – уже смягчившись, сказал Марат и, прищурившись, спросил. – Как вы Рому зовете?
– Поролон, – не думая ни секунды, выдохнул я.
– Ему теперь к лицу. А ты думай, чего тебе надо, и кто ты есть? – указывая в сторону дорожки, сказал Марат и стал уплетать шашлык, навалившись на стол локтями.
Я встал и словно во сне побрел к воротам, еще вскользь зацепив взглядом грызущего мяч Начальника. Ромин подручный отвез меня обратно, и только теперь, стоя у своей калитки, я разжал ручку отвертки в кармане, и тошнота тут же подкатила к горлу.
Домой заходить не стал, вместо этого не торопясь побрел на берег речки, тогда подумал: «Нечего эту тяжесть домой тащить». Умылся и стал слушать воду и бормотать на нее, а издалека словно мне в ответ, слышались неразборчивые голоса, прилетавшие из-за речного поворота. Так и просидел, пока солнце не завалилось за зазубренный макушками елок горизонт, и испуг не растворился в крови слабостью, к тому же похолодало, а ночью и вовсе пошел дождь.
