– Мы забудем, – тихо проговорил Пампурин, накрывая Машину руку своей ладонью.

– Что забудем?

Она посмотрела на него. Ее глаза были чисты и невинны.

– Ту ночь, когда… – забормотал он. – Ну, сама понимаешь.

– Мне нечего понимать, – отрезала она. – Ничего не было. Живем, как жили. Главное – как следует исполняй свои служебные обязанности. За Наташку не беспокойся. Она сильная. Как я.

Мария высвободила руку и взялась вытирать плиту, чтобы снова поставить кофе.

– Значит, ты бы тоже смогла? – спросил Пампурин.

– Эти сволочи еще легко отделались, – произнесла Мария жестко. – И давай закроем тему. Хватит драм на сегодня. Что будешь на завтрак? Овсянку или гречку?

– Гречку, – решил Пампурин. – Только масла побольше.

В кухню заглянуло солнце. Погода налаживалась. Жизнь тоже.

Выходные Пампурины провели за городом. Взяли свой раскладной (и очень нескладный) мангал, запаслись углем, жидкостью для разведения огня, купили три красивейших осетровых стейка. Пампурину пришлось удовлетвориться безалкогольным пивом, тогда как его женщины получили по две бутылки настоящего – и не какого-нибудь польского, а дорогущего английского. Сидели на ковриках для йоги, чтобы не простудиться на холодной земле. Болтали обо всем на свете, только не о страшной ночи, которая, подобно черной дыре, неотступно присутствовала в их жизнях, что бы они ни говорили, как бы ни притворялись.

– Спасибо, родители, – сказала Наташа, когда они закончили трапезу и сидели у остывающего мангала, каждый со своей бутылочкой.

– Глупости, – отмахнулся Пампурин.

– Мы одной крови, ты и мы, – сказала Мария.

– Я уже два дня хожу на занятия, – Наташа сделала маленький глоток из горлышка. – И знаете, мне вдруг понравилось учиться. Вот возьму и закончу инст с красным дипломом.

– Мы только рады будем, – сказал Пампурин.

– Счастливы, – поправила Мария.

И улыбнулась. Они все улыбались по пути домой, расслабленно и спокойно. А потом наступил черный понедельник.

Утром Пампурина вызвал Распопов и, не поднимая глаз от бумаг на столе, тихо спросил:

– Как продвигается расследование тройного убийства? Готов доложить?

– Докладывать особенно нечего, – покаялся Пампурин. – Похоже, вы были правы насчет ограбления. Я задействовал всех осведомителей в криминальных кругах. Будем ждать результатов.

– Ждать. Ага. Результатов, – Распопов принялся выкладывать башенку из коробок для файлов. – Слушай, а ведь версия с ограблением развалилась. На даче Тамонниковых не пропало ничего. Я просмотрел копию дела, а там черным по белому записано: владельцы исчезновения каких-либо ценных вещей не подтвердили.

– Да? – глупо спросил Пампурин.

Холодок пополз по его позвоночнику. Он эту страницу из протокола удалил, не учтя, что главный прокурор мог оставить себе второй экземпляр. Если кому-нибудь вздумается сравнить две версии, то возникнет большая проблема. И, судя по мине Распопова, это была еще не самая плохая новость.

– Да, – произнес он веско.

Словно дверь захлопнул, перекрыв доступ последнему лучику света. Распопов поднял тяжелый взгляд.

– Довольно странно, Валерий Константинович, что об этом сообщаю тебе я, а не наоборот. Ты что, не занимаешься делом?

Пампурин как раз думал о деле днем и ночью и делал все, чтобы выхолостить его даже от малейших намеков на истинные мотивы и обстоятельства преступления. Подшил кучу новых актов экспертизы, которые истину не проясняли, а хоронили – в изобилии бесполезных фактов. С этой же целью Пампурин опросил десятка полтора свидетелей, которые ничего не знали и не могли знать. Имитируя бурную деятельность, он постепенно раздувал объем дела, зная по своему опыту, как легко увязнуть в болоте лишней информации.

– Занимаюсь, Василий Петрович, – выдавил из себя Пампурин.

– Неужели? – саркастически спросил Распопов. – А результаты? Есть результаты?

– Пока собираю доказательную базу. Мотаюсь по дачному поселку, по окрестным селам…

Пампурин внутренне сжался, ожидая, что сейчас последует вопрос, опрошены ли водители местных автобусов. Вместо этого Распопов объявил, пренебрежительно выпячивая пунцовые губы:

– Пока ты собираешь и мотаешься, истина без тебя прояснилась.

– Истина?

Пампурину страстно захотелось вытереть испарину со лба, но он сдержался, опасаясь выдать свое волнение.

– Она самая, голубушка, – подтвердил Распопов. – Появился реальный свидетель. В данный момент дает показания Чакурову.

– Почему Чакурову?

Чувствуя, что пот вот-вот потечет по лицу градом, Пампурин провел рукавом по лбу.

– Взмок? – усмехнулся Распопов. – В жар бросило?

«Он знает, знает, – застучало в мозгу. – Играет, как кошка с мышью. Что же делать-то? Стукнуть по башке и бежать? Нет, не успеть. Наташа в институте, Машка на работе. За ними, наверное, выехали уже…»

– Правильно, что взмок, – продолжал Распопов, вальяжно откинувшись на спинку кресла. – Потому что ты не оправдал высокого доверия, Валерий Константинович. Со всеми вытекающими последствиями, так сказать. Понял, что я имею в виду?

– Нет.

Голова у Пампурина шла кругом. Он действительно не понимал, о чем ему толкует прокурор.

– Какой ты у нас непонятливый, – досадливо произнес Распопов. – Теперь я окончательно решил отстранить тебя от дела. Все, иди. Дальше Чакуров будет разбираться. Надо было ему сразу поручить. Бульдожья хватка. Не успокоится, пока своего не добьется, – начальственный палец указал на дверь. – Свободен. И помни: ты меня не просто разочаровал. Ты меня подвел, Валерий Константинович. Сочин беснуется, а тебе хоть бы хны. Ступай. Выводы сделаны.

Пампурин встал, чувствуя себя сомнамбулой.

– Василий Петрович…

Распопов вскинул массивную голову:

– Ты еще здесь? Чего тебе?

– Объясните хоть, что за свидетель! Откуда он взялся?

– Из народа, Валера, из народа. Родители мальчиков скинулись и назначили денежное вознаграждение тому, кто поможет следствию найти убийц. Сто тысяч баксов, между прочим, – Распопов смешливо фыркнул. – Но, правда, как ты определишь и как проверишь, пригодились твои показания или нет? Одним словом, отличная задумка. И свидетель сразу нашелся.

– Он был на месте преступления? – пожелал знать Пампурин.

– Это женщина. Она видела убийцу, покидавшую дом.

– А кто поручится, что она не выдумала все в надежде отхватить куш?

– Не твоя забота, – отрезал Распопов. – Со свидетельницей Чакуров работает, а ты давай подтягивай хвосты, какие там у тебя накопились. Спрошу строго. Ты у меня из доверия вышел.

Распопов опустил взгляд, а правую руку поднял. Указательный палец снова указывал на дверь. Недвусмысленно и безапелляционно.

Пампурин на плохо гнущихся ногах покинул кабинет. Секретарша, которая обычно охотно болтала с ним и даже предлагала чаю с домашним печеньем, поджала губы и забегала пальцами по клавишам компьютера, давая понять, что проштрафившимся здесь не рады. Пампурин вышел из приемной и медленно зашагал по коридору.

Что за свидетельница объявилась у Чакурова? Действительно ли она была на месте преступления или блефует? Если да, то видела ли Наташу? Сумеет ее опознать? Черт! Ночь была темная и, кажется, ненастная, но какая-нибудь местная жительница вполне могла идти по дороге. Например, возвращаться с работы. Или, наоборот, спешить в город по неотложным делам. Рано Пампурин расслабился. Вместо того чтобы возиться с бумагами, надо было все дома обойти, тогда бы он сам свидетельницу отыскал и повернул бы ее показания нужным для себя образом.

«Вам показалось, что незнакомка была молода? Но ведь было темно, и вы находились на приличном расстоянии, гражданка. Давайте не будем утверждать категорично. Запишем, что встреченной вами женщине было, скажем, от двадцати пяти до тридцати лет. А может, это вообще был молодой человек? Не подвело ли вас зрение? Давно вы у окулиста обследовались, гражданка? Не злоупотребляете ли алкогольными напитками?»