Или большим ножом, с которым выглядел не менее угрожающе.
- Повежливее, молодой человек, - невероятными усилиями воли сохраняя внешнее спокойствие и остатки своей гордости, отвечала Шрайк. – У нас никого не было. Мы спали, и не стоит вам размахивать этим у меня перед носом – больше, чем правду, я всё равно сказать не смогу.
- Лжёшь! – рявкнул парень.
- Нет. С чего мне укрывать человека, за которым гонятся такие опасные типы, вроде вас? – Карла вдруг вспомнила, где раньше видела эту невероятно смелую женщину и откуда ей было известно её имя. Элизабет Шрайк была известной актрисой театра, снималась в кино, написала пару книг, вела передачи – кажется, на паре кинопремьер и спектаклей Карла была со своими подругами. И с Мерфом.
Мерф…
У неё сжалось сердце, когда она подумала о том, что он тоже может быть здесь. Бить детей внизу, что так испуганно вскрикивали при каждом чужом тяжёлом шаге, кричать на них, требовать ответа – неужели, её соул был способен на это? Карла не чувствовала его злой радости, не могла разделить убеждений – быть может, это просто ошибка? Может, она вовсе и не Карла, а у Мерфа несколько соулов?
Но нет, она ведь чувствовала его, когда стояла на той злополучной яхте. Она ведь росла с ним и они столько вместе пережили… Наверное, Мерф ещё и сам не до конца погряз в этом зле, в ненависти к людям лишь из-за того, что у них отсутствовала метка – господи, как всё странно и сложно в этом мире стало в одночасье. Станет ли он убивать Лайонела, или сможет отступиться от этих страшных правил, что ему прививали с детства?
- Не думай, что с нами можно играть, - словно склонившись над своей пленницей, прошептал парень. – Мы найдём его, - пообещал он. – А после этого – найдём всех немеченых твоего рода и перебьём одного за другим. Ты сама навлекла на свою голову гнев нашего ордена, так знай, что пожалеешь потом… - он словно выпрямился – может, так и было, - а потом зашагал в сторону двери, выхода из комнаты. Карла с облегчением выдохнула, но немедленно закрыла лицо руками – боже, до чего только могли дойти злодейства этих проклятых охотников.
- Не сумеешь, - тихо сказала ему вслед Шрайк, поднимаясь с места. – Наш орден тоже на многое способен.
Найтсмит, прильнувшая к двери и уже согревшая твёрдую поверхность своим теплом, почувствовала, как её дёргает за руку Лайонел:
- Надо идти, - хриплым голосом сказал он. Карла увидела в свете вспыхнувшего фонаря, что он держал в левой руке, какая мука отразилась на лице Фетрони – похоже, чувствовал он себя отвратительно.
Пару минут девочка пыталась понять, почему же столь жертвенный и упрямо не желающий причинять другим неудобства Лайонел решился зашагать по длинному коридору, уходя дальше от места событий. И скоро до неё дошло – Фетрони просто не желал, чтобы уже принесённая ради него жертва была напрасной. Чтобы совершившееся зло остановилось и не двинулось дальше – с первого взгляда его действия можно было назвать подлым побегом, и Карла догадывалась, что именно трусом себя сейчас Лайонел и считает. Но то, что они делали – было правильно. Так оно и должно было быть, что бы там ни говорила им совесть.
- Может, я что-нибудь понесу? – спустя десять минут безмолвного пути по неровному тёмному коридору спросила Найтсмит, нагоняя парня. Тот торопливо отвёл руку с фонарём подальше, втянул голову в плечи. Секундная заминка, и он ответил:
- Не надо. Пока нормально. Позже – отдам, может быть, - и он ускорил шаг, снова поднимая фонарь выше. Карла замолчала и больше не приставала к нему с вопросами – не то, чтобы она увидела, как на его лице блеснули слёзы, но почему-то Найтсмит была почти уверена, что они там были. Может, потому, что будь она на его месте, то непременно бы зарыдала в голос, слушая, как раздавались крики людей, с которыми она росла.
Лайонелу не хочется разговаривать – и его можно понять. Он вообще не особо общителен, насколько Карла уже знала, так что она решила, что не будет разговаривать, пока не почувствует острую в том необходимость. Для неё это было такой же потребностью, как выпить воды, поспать или поесть – и раз уж она уважает чувства Лайонела сейчас, потому ему тоже придётся уступить ей в те часы, что они будут ехать в поезде за город к старому мастеру.
Шрайки предупредили, что придётся постараться, чтобы убедить его взяться за работу, и даже дали двойную сумму – глава семейства был полон желания помочь, и потому Карла была уверена, что у них всё получится. А потом они отблагодарят своих друзей. Как – ещё придумают.
Впрочем, эта древняя дружба существовала на зависть многим родам, чьи потомки объединялись в браке, да и вообще жили рядом, почти в одном доме, но особой привязанности друг к другу не испытывали. Это, в основном, касалось «умников»: уж больно независимы и мнительны были Саду, уж больно непосредственны и увлечены своим делом Брэйны, слишком подозрительны Фласки – вряд ли их могла скреплять такая же крепкая дружба, как Фетрони и Шрайков.
Вероятно, одной только горячей благодарности будет достаточно для них – а потом, спустя много-много лет, Фетрони сами помогут каким-либо образом своим друзьям, что некогда воспитывали будущую королеву Лерию.
От чувства одиночества у Карлы защемило сердце. Она вспомнила, как кинула взгляд на свою руку, когда уходила от той злополучной двери – стрелка указывала в противоположную сторону. Где-то там же находился и её дом, где вполне мог ночевать Мерф, но… нет.
Она ни за что не будет думать о том, что одним из нападающих, из этих мучителей, был её собственный брат и соул. Нет. Не сейчас.
Почему бы и не сейчас?..
- Лайонел, - вдруг сорвался у неё голос. Парень замер, опустил фонарь на пол, повернулся к ней, поймал и удержал – так и произошли первые их объятия. Они не были широкими, как у самой Карлы, не были такими знакомыми и уютными, как у Мерфа, но они были искренними и только для неё. Больше ничего и не нужно.
- Это был не он, - сказал Фетрони, крепко прижимая её к себе, начиная поглаживать по голове. – Не он. Это был Райан, - сказал он.
- Райан? – тихо спросила Карла, не пытаясь понять, откуда он это узнал.
- Я узнал его голос. Ты – разве нет? – спросил парень, не отпуская её. – Он часто сидел возле меня, когда мы были на море.
- Райан… - тихо повторила Найтсмит, закрывая глаза и крепко-крепко стискивая Лайонела в объятиях. Она плохо запоминала голоса – наверное, могла не узнать по телефону даже самого Мерфа или лучшую подругу. Карле легче было запоминать чужую внешность, чем голоса. У Фетрони, видимо, было наоборот. У него вообще всё было наоборот, у этого Фетрони – и почему они стояли сейчас в этом дурацком холодном коридоре, прижавшись друг к другу, как последние оставшиеся на Земле люди?..
Карла не знала, как смогла оторваться от Лайонела. Тот набросил ей на плечи свою куртку, когда почувствовал, как она дрожит – девочка сама не понимала, холодно ли ей, или же она дрожит оттого, что её нервы уже не выдерживали всего, что происходило вокруг. Найтсмит чувствовала, что сможет успокоиться, если пожелает того – но она отказывалась прикладывать к этому хоть какие-нибудь маломальские усилия. Нет, сейчас она успокаиваться не будет – пока может, нужно чувствовать всё, что только «чувствуется». Всё, что причиняет боль, приносит радость и заставляет улыбаться или сдерживать слёзы.
На примере Лайонела, который шёл, освещая ей и себе путь увесистым переносным фонарём, и который буквально вёл обратный отсчёт дней, которые ему осталось прожить, она поняла, насколько ценна жизнь – собственная и чужая. Любая.
Карла смотрела на парня, что шёл рядом, и просто старалась дышать. Так, как дышится – её не пугало, что она может простыть. Не пугало то, что может упасть и разбить себе что-то – её пугало только то, что она знала людей, которые желали, чтобы такой живой и близкий сейчас Лайонел перестал разговаривать и ходить по земле. Чтобы его сердце остановилось – и всё из-за того, что у него на теле не было какого-то проклятого знака.
