– Кстати, здравая мысль! Ты умница, дорогая. В последнее время нам «везет» на пропавших женщин, – задумчиво произнес сыщик. – Что бы это значило?

– Женщин беречь надо, вот что.

– Смотря какую сумму предложили Марине в обмен на ее отъезд из Москвы, – подхватил он в шутку высказанную Евой идею. – Вряд ли удастся найти даму, которая не согласилась бы исчезнуть на подобных условиях.

– Почему же ты решил работать на Киселева, если все так просто? – Ева выдала несокрушимый аргумент и победоносно уставилась на Смирнова.

Тот перестал жевать.

– На сей раз ты попала в точку! – улыбнулся он. – Есть в этой истории подозрительный «душок». Я его чувствую, а объяснить не могу. Будем размышлять.

Стас места себе не находил. Правда состояла в том, что он испугался. Предостережения отца по поводу увлечения религиозно-мистическими воззрениями полностью оправдались, он таки влип в неприятности.

«Зачем я потащил девчонок в «Молох»? – задавал он себе один и тот же вопрос. – Крутым хотел показаться? Этаким столичным масоном, таинственной личностью? Да бедные провинциалки и слов-то таких не знают! Их интерес дальше моего кошелька и кое-каких связей не простирается! Главное, чтобы жилье было, постоянная работа и примитивные развлечения: пива попить, в новом наряде покрасоваться, парня соблазнить, если повезет, замуж выскочить. Так нет, повыпендриваться решил, пыль в глаза пустить! Вот и доигрался! Как теперь выпутываться?»

Картины грядущих ужасов сменяли одна другую в воспаленном уме молодого человека. Вот его вызывают на допрос в полицию, подозревают бог знает в чем; с позором выгоняют с работы; объявляют опасным маньяком или сумасшедшим. Кошмары начали преследовать Стаса уже и во сне. Засыпая, он снова оказывался в страшной красной комнате… только на стенах была не ткань, а самая настоящая кровь… она стекала вниз и блестящими лужами стояла на полу, в ее густом глянце отражались фигуры в балахонах и покрытое золотой краской лицо Главного. Он разбрасывал белые лепестки роз и приговаривал: «Утоли мою жажду… утоли… утоли…» И вот уже лепестки падают не в кровь, а на снег… перед унылой процессией, бредущей за гробом, в котором лежит…

– Нет, нет! Это не я! Не я! – кричал Стас и просыпался в холодном поту.

С большим трудом ему удавалось уснуть вновь, но страшный сон продолжался. Теперь перед ним возникало лицо Марины, белое и бескровное, как тогда, летом.

– Зачем ты меня спасал? – спрашивала она, протягивая к Стасу белые, тонкие руки. – Чтобы убить? Смерть не любит, когда ей мешают… Тебе пришлось исправлять ошибку? Да? Скажи мне… скажи.

Ее пальцы с бледной синевой под ногтями тянулись к его горлу, обхватывали ледяной петлей и сдавливали… сильно, еще сильнее…

Он хрипел, просыпался от удушья, вскакивал с постели, кашлял, с шумом втягивая воздух, неумело бормотал слова молитвы, кое-как успокаивался, выравнивал дыхание, шел на кухню пить воду.

– Ф-фу-ты, черт… ну и скрутило. Может, у меня астма?

В детстве он страдал от приступов астматического кашля, но перерос, выздоровел полностью, и плавание сыграло в этом не последнюю роль. Потому отец и таскал его за собой в летние лагеря, заставлял закаляться, бегать по утрам босиком по холодной росе, купаться в любую погоду. Если бы не плавание, не работа спасателем на воде, не навыки неотложной помощи, не познакомился бы он в тот роковой день с приезжими девчонками, не подружился бы, не строил бы из себя московского ловеласа, романтического героя, любителя острых ощущений, не поперся бы с ними в «Молох»…

– Все! Хватит! – вслух обрывал он запоздалые сожаления. – Что было, то прошло! Я мог захотеть покрасоваться перед другой девушкой, и вышло бы то же самое. Почему я мучаюсь, в конце концов? Друид посоветовал побывать в «Молохе», привел нас туда, и ничего… не страдает, не вешает на себя вину. Ну, пропала Маринка! Так неизвестно же, по какой причине? При чем тут вообще оккультные ритуалы? Может, она решила плюнуть на всю эту московскую суету и вернуться в городок Шахты?

Но что-то в глубине души подсказывало Стасу: проклятие, да еще несмываемое, как заявил во всеуслышание Главный, было при чем. Оно коснулось смертоносным крылом всех троих новеньких, которых угораздило явиться в некий предсказанный час… и судьба Марины может постигнуть остальных. Суеверный ужас поднимался при этой мысли внутри Киселева, охватывал крепкими петлями грудь, останавливал дыхание. Наверное, так первобытные люди боялись непознанных и грозных явлений природы – грома, молнии, ураганного ветра, засухи, наводнения, колебаний тверди земной. И придумывали идолов, чтобы молить их о пощаде, задабривать щедрыми подношениями.

Если бы не этот глубинный, какой-то животный страх, Стас не обратился бы к сыщику. Его волновала не столько Марина, сколько он сам, его безопасность. Хотя… разве в состоянии обыкновенный человек соперничать с тайными силами? А что такие силы есть, у Киселева почти не осталось сомнений.

Вероника тоже была в шоке от происшедшего.

– Маринка меня не могла просто так бросить, – причитала девушка, заливаясь слезами. – Она мне все рассказывала, с детства. Мы же росли вместе, как сестры, я на год старше! Она бы ни за что никогда ни с кем от меня не сбежала. Искать ее надо, Стасик, миленький! Беда случилась, сердце чует.

– Цыц! Не каркай, дуреха! – срывался на грубость Киселев. – Накликаешь несчастье!

– Она же ничегошеньки не взяла, кроме сумочки и паспорта, – испуганно бормотала Вероника. – Деньги, вещи – все на месте.

– А паспорт, значит, взяла? Зачем, спрашивается?

– Ну… мы привыкли документы при себе носить. Москва же! Могут остановить, проверить регистрацию.

– Она сказала, куда идет?

– Насчет работы узнавать. Нам позвонили… из тепличного хозяйства. Им работницы в теплицы нужны. Надоело на рынке стоять, да и зарплата там повыше. Правда, ездить далеко, за город, аж в Зеленую Рощу.

– Что за тепличное хозяйство? Почему мне не сказали?

– Так… мы объявления в газете нашли: из страховой компании и тепличного хозяйства. Позвонили. Нас пригласили на собеседование. В страховые агенты мы не подошли, а в теплицы обещали взять. «Оставьте свой телефон и ждите», – сказали. Мы и ждали. Да это давно было, еще до «Молоха»! Мы уж забыли, вдруг – звонок: приходите, мол, поговорим об условиях. Маринка поехала, – она в тот день выходная была, – а я на работу пошла. Все… больше я ее не видела. Вечером, поздно уже было… начала по тому телефону звонить, но никто не отвечал.

– Конечно, – сердился Стас. – Ты бы еще среди ночи позвонила! Люди давно домой ушли.

– Я и с утра звонила, – оправдывалась Вероника. – Про Маринку спрашивала. Только она там не появлялась. Не дошла, значит! По дороге что-то случилось…

Киселев не раз перебирал в памяти разговор с Вероникой, но зацепиться было не за что. Он все пересказал сыщику, а тот захотел сам побеседовать с девушкой. Не доверяет? Или привык задавать вопросы непосредственно свидетелю? Свидетелем чего была Вероника Грушина? Их знакомства, их отношений, во-первых; во-вторых, посещения «Молоха»… ну и, в-третьих, именно она видела Марину последней.

«Сыщик прав, что подвергает сомнению мои слова, – думал молодой человек. – Но и от Вероники он большего не узнает».

Старица – Москва

Хромов повторно прочитал обратный адрес на письме из Москвы, удивленно хмыкнул.

– Кто такой Шелестов, мама? – спросил он у Зинаиды Васильевны.

Мать сидела у печки, грела больные ноги.

– Шелестов? Не припоминаю.

– Виктор Анатольевич, – добавил сын. – У тебя не было такого ученика? Странно, что письмо адресовано мне.

– Раскрой и прочитай, чего гадать-то?

Валерий с некоторой опаской последовал ее совету. Он не любил сюрпризов. Мало ли что таится в аккуратно заклеенном белом конверте с изображением памятника Пушкину на лицевой стороне? Хорошее ли известие?