Именно там, в замке-крепости Ландсберг, пока так называемые революционеры отсиживали свои сроки, Гитлер надиктовал свои путаные мысли и разглагольствования, а Гесс усердно записывал за фюрером эти псевдофилософские сентенции и антисемитские высказывания. Так и родилась в тюрьме партийная библия нацистов «Моя борьба», или « Майн кампф».

Кстати, большая часть партийной верхушки Третьего рейха, как со временем выяснилось, даже ни разу не открывала этот так называемый научный труд. Правоверные партайгеноссе, интересуясь между собой в перерывах, на партийных конференциях, задавали друг другу один и тот же вопрос: «А Вы, партайгеноссе, читали «Майн кампф»?»

От этого вопроса партайгеноссе смущенно между собой улыбались, а Геринг в ответ на этот вопрос просто расхохотался, отрицательно тряся головой.

Символично, что тюрьма, собственно говоря, и стала для Гитлера стартовой площадкой на его пути по захвату власти. Так как многие газеты Германии изображали его как борца против «диктата Версаля», невинно пострадавшего и отбывающего в ужасных тюремных условиях большой срок за призывы по отказу подчиняться условиям, выдвинутыми странами Антанты. А Гессу Ландсберг помог подняться в партийной иерархии к позиции «наци номер три». После досрочного выхода из тюрьмы он продолжил стезю секретаря Гитлера, а затем возглавил и партийную канцелярию.

Обо всем, что делалось в замке-крепости Ландсберг, когда там находились основатели нацистской партии, у Гиммлера в его заветном сейфе, конечно же, находилась папочка с документами, с которой так же не преминул познакомиться Гейдрих.

«Такая осведомленность позволяет подозревать, что у Гейдриха втайне от меня в партийной канцелярии Гесса есть свой человечек, – подумал Гиммлер. – Да, недаром начальник одной из спецслужбы дружественной нам страны, – продолжал размышлять рейхсфюрер, – после того как Гейдрих побывал там с визитом и они встретились и откровенно пообщались между собой, при личной встрече сказал мне, что он не стал бы и близко держать рядом с собой Гейдриха. «Это очень опасно иметь такого зама! Этот человек, а точнее, беспощадная машина преследования и уничтожения врагов – и личных, и рейха, ни перед чем не остановится и никого не пожалеет! У него только один бог – неограниченная власть над другими! Гейдрих не то что через вас, дорогой герр Гиммлер, перешагнет, нужно будет ему взобраться на вершину власти – он и фюрера уберет с дороги! Подумайте над моим предупреждением, рейхсфюрер».

Не отпуская своего зама, Гиммлер отбросил воспоминания и, посматривая на него, стал размышлять о том, как и под каким предлогом внедрить своего человека в окружение Гитлера. Остановился рейхсфюрер на том, что надо действовать через начальника личной охраны группенфюрера СС Ганса Раттенхубера. Несмотря даже на то, что как-то фюрер кричал ему, Гиммлеру, по сути дела, самому приближенному и доверенному лицу, чтобы он никогда, ни в коем случае не расспрашивал начальника охраны о том, что происходит в ближнем кругу!

А Раттенхуберу приказал немедленно докладывать о попытках Гиммлера что-либо разнюхать, так и кричал с австрийским акцентом: «Разнюхать!» Вот после этого случая Гиммлер и укрепился в мысли иметь своих людей в ближнем кругу фюрера, чтобы быть в курсе всего, что там происходит.

Здесь надо отметить, что начальник охраны Гитлера своему продвижению по службе был лично обязан Гиммлеру, с которым был близко знаком еще с далекого 1918 года, а с1933 года стал его адъютантом. Через некоторое время рейхсфюрер назначил своего протеже на нынешний пост, конечно, с согласия Гитлера. Когда фюрер услышал фамилию «Раттенхубер», он только хмыкнул и сказал: «Ну и ну, он, как в старые времена, будет меня охранять». Дело в том, что Раттенхубер служил охранником в той самой тюрьме, где сидел Гитлер с Гессом. После назначения на должность главного охранника фюрера Гиммлер присвоил ему генеральское звание, да и формально говоря, тот по службе подчинялся Гиммлеру. Поэтому глава СС предположил, что тот вряд ли доложит Гитлеру о просьбе, а точнее, о приказе рейхсфюрера.

– Гейдрих, как, на ваш взгляд, верно будет, если мы попросим Раттенхубера без лишних расспросов взять в штат гауптштурмфюрера Шварца? Но от Олендорфа мы его, конечно, заберем, со временем переведем, как вы, группенфюрер, предлагаете, к Шелленбергу. Но непосредственно курировать его деятельность буду лично я, а если буду находиться за пределами рейха, то возлагаю это дело на вас, Гейдрих. Прошу вас, подготовьте соответствующие документы для отдела по личному составу.

– Ваш приказ незамедлительно будет выполнен, герр рейхсфюрер, – поднимаясь и делая упор на слово «приказ», прощаясь, сказал Гейдрих.

Посмотрев на своего зама, Гиммлер хотел сказать тому, что тот свободен, но в этот момент зазвонил зеленый телефон спецсвязи, прозванный сотрудниками «лягушкой». Рейхсфюрер снял трубку и услышал глуховато-резкий голос фюрера:

– Гиммлер, в преддверии решения судетской проблемы мне нужен человек из вашей организации для особых поручений, с которым вы и прибудете ко мне в Бергхоф.

– Мой фюрер, все будет выполнено, – ответил Гиммлер, хотел еще добавить «о…», но Гитлер уже положил трубку.

– Рейнхардт, – необычно вместо фамилии назвав своего зама по имени, Гиммлер с легкой улыбкой продолжил: – Мы с вами заранее угадали желание нашего фюрера, ему нужен человек из СС для личных поручений, так что все наши сомнения по этому поводу можно отбросить и забыть. Отзовите немедленно гауптштурмфюрера Шварца из Франции. Его возьму с собой на «Гору» и познакомлю с фюрером, – не спеша проговорил рейхсфюрер и добавил: – Гейдрих, вы свободны.

Тот повернулся и почти строевым шагом покинул кабинет. А Гиммлер еще долго в раздумье смотрел на дверь, за которой скрылся его заместитель.

– Ну что ж, с этим вопросом о внедрении своего человек в окружение фюрера, можно сказать, решил, а вот насчет Гейдриха, – и рейхсфюрер взглянул на закрывшуюся за замом дверь, – надо спокойно поразмышлять, как изящнее и без лишних подозрений избавиться от него.

Глава третья

Судеты и премьер Чемберлен

В Германии также не забывали всуе упоминать Советскую Россию. В начале сентября в столице нацистских съездов Нюрнберге, а точнее, на его окраине, возле озера Дутцендтайх, в подковообразном помпезном здании, носящем названии «Луитпольд», проходил десятый съезд национал-социалистической немецкой рабочей партии.

В начале заседания, по заведенной традиции, Берлинский симфонический оркестр сыграл увертюру Бетховена к трагедии Гете «Эгмонт». Под заключительные аккорды музыки на трибуне театрально появился фюрер, и зал встретил его восторженным ревом: «Хайль!!!»

Как только смолкли последние возгласы восторга, Гитлер начал свое выступление. Сопровождал его фюрер заранее отрепетированными у себя на квартире перед зеркалом жестами рук, мимикой лица, интонациями голоса.

Стоя за трибуной и глядя в зал, фюрер доходил до истошного крика, с поднятыми вверх руками, сжатыми в кулаки, потрясая ими в тех местах своей речи, где выдвигал требования о передаче ему Судет. В других частях речи голос падал и руки опускались, пальцы судорожно вцеплялись трибуну, и Гитлер хриплым шепотом трагично произносил: «Вы не представляете, партайгеноссе, как преследуют наших братьев…» в местах речи о дискриминации фольксдойче. Фюрер останавливался, делал театральную трагическую паузу, и в зале становилось абсолютно тихо. И вдруг «неожиданно» у Гитлера на глазах, на виду у всех, наворачивались слезы, и он продолжал трагическим шепотом рассказывать о невыносимых условиях жизни немцев в Чехословакии. А затем неожиданно опять переходил на крик, вскидывая вновь вверх руки со сжатыми кулаками: «А иначе я не остановлюсь и перед военными действиями, как бы это ни было прискорбно!» Он замолкал на некоторое мгновение, затем уже тоном внушения продолжал: «Все европейские правительства должны понять, что лучше пойти мне навстречу, на уступки, так как это будет мое последние притязание на чью-либо территорию!»