Конами поставила деревянную пиалу перед ним и затем наклонилась, чтобы аккуратно поставить тэцубин* между ними на низкий столик. В этот момент запах душистой камелии ощущался наиболее ярко.
— И не страшно с таким положением дел здесь одной? — намекая на вовсю бушующих преступников в деревне, поинтересовался Кисаме.
— Я немного научена боевому искусству. Хоть я и не шиноби, но за себя постоять смогу.
У мечника это вмиг вызвало широкую улыбку, и он не смог скрыть насмешливый оскал своих острых зубов. Смотря на неё, он представлял разве что копошащегося в попытках вырваться мышонка, угодившего в мёртвую хватку огромного питона, но никак не отчаянно дерущуюся куноичи. Ей это… не к лицу? Она вряд ли даже приемлет любую жестокость.
— А вы? — Конами пронзительно посмотрела в его глаза, и её отражающая спокойствие и умиротворение улыбка заставила его немного расслабить губы и расплыться в менее вызывающем оскале. — Вы шиноби, верно?
— В яблочко, — в этот раз как-то невесело ухмыльнулся мужчина и перевёл взгляд на тарелку с рисом.
— Вас это не радует, Кисаме-сан?
Не сразу догадавшись, о рисе она или о том, что он шиноби, Кисаме с непониманием глянул на девушку, которая уже аккуратно разливала чай. Она всё же вряд ли догадывается, что он из «Акацуки» и является ещё более опасным преступником чем все, что здесь когда-либо бывали.
— Как сказать…
Молчание перебивал только звук ударяющихся друг о друга деревянных палочек и пение металлических колокольчиков, создававших музыку гулявшего из-за приоткрытых сёдзи* ветра.
— Я бы хотела, чтобы вы попробовали ещё один чай. Лепестки липы и ромашки для него я собирала сама, — Конами улыбнулась и привстала из-за котацу*.
Кисаме заинтересованно проследил за удаляющейся девушкой, но она остановилась неожиданно поблизости, отодвигая татами* с пола в бок. Под ним Кисаме увидел небольшую дверку, ведущую, вероятно, в небольшой погреб.
Конами дёрнула за складную ручку и с усилием потянула на себя. Не почувствовав легкости от того, что дверца поддалась, девушка попробовала снова.
Мышке не хватает силёнок?
Кисаме снова оголил зубы в улыбке и встал из-за котацу. Конами, видимо, почувствовала приближение мужчины спиной, поскольку шумно выдохнула и перестала сопротивляться несчастной ручке. Кисаме не спеша присел рядом и лёгким движением пальцев открыл дверцу.
— И снова выручаете, Кисаме-сан, — немного неловкий, но благодарный взгляд тут же скрылся за длинной чёлкой.
Повеяло ещё большей сладостью, словно там хранилась сотня кан* моти и манджу* в сахарном или липовом сиропе.
Она и сама пахнет, как медовый сироп.
Конами, не дождавшись руки от задумчивого Кисаме, чтобы встать, поднялась сама и направилась обратно. Она заваривала чайные лепестки, добавляя липу и ромашку в последнюю очередь, чтобы не перебить их мягкое послевкусие и ненавязчивый сахарный аромат.
— Склад, где следовало бы хранить всё это, сгорел на прошлой неделе, поэтому приходится пользоваться домашним, маленьким, — пояснила она, тише добавив: — и очень неподатливым…
Кисаме недобро нахмурился:
— Это дело рук той бандитской шайки?
Конами кивнула и молчаливо посмотрела на улицу сквозь приоткрытые сёдзи.
— И с этим разберёмся.
Девушка удивлённо повернулась к нему, вскинув брови и, казалось, чуть не выронив от удивления пиалу из тонких рук.
— Вы собираетесь их найти? — Кисаме немного задела её неуверенность, и он сам не понял, почему. — Это очень опасные преступники, Кисаме-сан, вам следовало бы быть осторожнее и остерегаться их.
На это он лишь посмеялся сквозь острые зубы, но перечить не стал.
Пусть думает, как угодно.
Неожиданно Конами поставила пиалу на котацу, аккуратно положила ладони на согнутые в коленях ноги, распрямила плечи, подняла голову, слегка вытянув тонкую шею, и со всей своей присущей мягкостью во взгляде посмотрела на мужчину, который с осторожностью наблюдал за ней.
— Спасибо, мне очень спокойно, когда я с вами. — Её улыбка отдавала каким-то тугим, но тёплым толчком где-то глубоко. — Это напоминает мне о временах, когда хозяином дома был отец, а не я.
Кисаме с неопределёнными чувствами почесал затылок и принял решение, что пора вспомнить о миссии. Тем более, что, благодаря Конами, некоторую информацию ему всё же удалось выудить.
— Мне нужно идти.
— Вот как, уже уходите, — разочарованно проследив за тем, как он поднимается с места, Конами вздохнула. — Что же, если будете ещё в наших краях, обязательно заглядывайте, Кисаме-сан.
Вряд ли, мышонок. Вряд ли.
— Конечно.
***
Улицы деревушки приняли его обратно с обыкновенным холодком, какой бывает по вечерам. Всё вокруг почти пустовало, былой толпы не было уже давно, лавки закрывались очень рано, что отметил и Кисаме. Видимо, деятельность той преступной банды у всех вызывала опасения и вгоняла в страх, раз жизнь для торговцев стала вдруг дороже денег.
— Отвали, придурок!
И шумный лязг металла. Рефлексы шиноби сработали сами за себя — Кисаме резко отклонился назад от пролетавшего в районе груди куная.
Шиноби? Интересно…
Привычный оскал в предвкушении. Молниеносный скачок куда-то вбок, только на звук. «Ину — И — Хитсуджи» — три печати, и хенге с Самехады снимается.
Рукоятка знакомо вжалась в ладонь под тяжестью меча, давая ощутить приятный вес в руках. Кисаме довольно прищурился, наблюдая пятерых людей, повернувшихся на него. Их и шиноби-то он погорячился назвать. Так, шайка бандитов с катанами и, скорее всего, кривыми руками, которые он не прочь был оторвать. Но избитому мужчине, лежащему сзади них, по всей видимости, не хватило сил дать отпор.
— Вот так везение, — едко оскалился он.
Его это горячило, к горлу подкатывал злобный смешок и глухой рык. Это точно они. Он их нашёл, и теперь они достанутся Самехаде.
Одно мощное движение, давшееся ему гораздо легче, чем должно было, из-за бушующего адреналина в крови, — и двоих разорвало на куски. Самехада голодно облизнулась, найдя не замотанное окровавленным бинтом место. Ещё пара отброшенных на метры прочь катаны — и двое завершают своё жалкое существование в предсмертных судорогах, давясь алой кровью. Теперь вместо сандала ощущался только запах железа.
Последний из них в страхе замер, не решаясь что-то предпринять против медленно надвигающегося на него монстра. Его голодный смеющийся оскал заставлял стыть в жилах кровь.
Последний взмах ненасытной Самехадой. Миссия выполнена.
— Кисаме… -сан…
До боли знакомый голос. Мечник обернулся рефлекторно, неосознанно, сохранив звериную ухмылку на лице.
Конами и ещё несколько жителей, сбежавшихся на шум битвы, недоумённо глядели на него. Снова эти взгляды, полные страха, опасения и презрения. А он их, вообще-то, только что обезопасил, возможно, на долгие годы вперёд.
Конами нервно сглотнула, вмиг потеряв прежнее самообладание. Нахмуренные в непонимании брови, голубые похолодевшие глаза.
Что, дошла истина, мышка?
Он в разы более опытный. В разы более опасный. В разы более жестокий преступник, чем они. Он гораздо больший монстр, чем они все вместе взятые.
От читавшегося на её лице разочарования и тревоги саднило где-то в груди, где-то там, что называется душой. Таков мир шиноби. Таков этот мир.
Конами опустила глаза и, пробравшись назад сквозь редкую толпу, побежала прочь.
***
Кисаме подошел почти вплотную к сидящей на траве девушке, так, что она могла ощутить его присутствие даже с закрытыми глазами. Гул ветра то медленно растворялся в вечерней тишине, то вновь набирал обороты, завывая и разливаясь в округе. Вдали мерцали огни звёзд, особенно ярко сияющие в стране Медведей, их свет разбивал ночную тьму, играя и переливаясь огоньками на водной глади.
Конами поднесла руку к лицу, незаметным движением протерев его рукавом юкаты и всё ещё не решаясь взглянуть на мужчину, стоящего за спиной.
Земля была уже очень холодной, что отметил и Кисаме, но не решился сделать замечание по этому поводу. Он лишь негромко вздохнул и всё же осторожно примостился возле неё, опустив взор туда же, куда и она — на воду. И пускай она делала это почти бессознательно, он, однако, осознанно выискивал предмет её заинтересованности хотя бы для того, чтобы отвлечься. Расспрашивать он её не хотел.