Покончив с «ужином», он взял Луизу на руки и девочка устало положила ему голову на плечо.

  - Пойдем прогуляемся немного, дадим твоей маме отдохнуть, - прошептал он, кинув взгляд на Роуз, которая сейчас не проснулась даже, если бы рядом палили из пушки.

Очутившись в пустом длинном коридоре, Бенедикт с тоской представил сколько раз ему придется пройтись по нему из одного конца в другой, но его то и дело пробирала дрожь нетерпения и сидеть сложа руки не представлялось возможным. Как вдруг из приоткрытой двери он услышал обрывки беседы Хоуп с Кэрол Хантер.

У них был явно не простой разговор, Гремелка стояла понурив плечи, она вся угнулась и с опущенной головой молча слушала неприятную отповедь заведующей.

   - У нас не благотворительная организация! Центр выделяет деньги крайне редко и для этого нужны более веские основания чем не продленная страховка пациента.

Тих людей жалостью не проймешь! Только расчетом и возможно выгодой. Таковы реалии взрослой жизни, доктор Ванмеер. Не смотря на ваш недетский возраст, я не понимаю, как Вам удается внушать окружающим мало мальское уважение к себе при столь легкомысленных выводах, которые меня вводят в ступор! Нет, нет...Идите, и скажите миссис Финдлоу, что ее дочь мы прооперировать не сможем, потому что из-за Вашего предвзятого отношения мы предпочтем спасти пациента состояние которого не так критично и он может подождать. А потом ходите и каждый день смотрите ей в глаза! Хоуп... Это тебе не легкая прогулка по школьным воспоминаниям, где мистер Купер явно перешел тебе дорогу и ты наверстываешь упущенное, это варево, не имеет ничего общего с человечностью, за десятки лет работы в онкологии, выгорает все возвышенное, благородное и искреннее, в противном случае этим людям не помочь, просто нужно научиться ориентироваться в приоритетах и напрочь забывать за жалость, которую, кстати, ты так ненавидишь!

Эти слова звучали резко и Бенедикт почувствовал как его пробирает неприятный холодок. Лулу ни разу не пошевелилась у него на руках и как ни страшно было это осознавать, его радовало, что девочка не поняла смысла разговора, который они невольно подслушали.

Вот так происходит выбор между тем, кого спасти, а кого оставить на произвол судьбы. Доктора Хантер можно было понять. Порой у людей наделенных властью, бывают связаны руки или власть носит номинальный характер.

Врагу не пожелаешь делать такой страшный выбор, а потому трудно было судить о черствости заведующей, которая говорила со своей преемницей.

Позабыв о окаменевших мышцах на руках, Бенедикт погрузился в невеселые мысли. Ему самому сейчас стало намного труднее совершить задуманное, незаметно возникла дилемма морали. Если станет известна истинная причина его пребывания в больнице, то не так-то просто ему будет смотреть в глаза всех тех людей, с которыми его свела судьба.

Пользуясь общественным мнением за неимением желания составить свое собственное, Бенедикт считал персонал отделения, как на подбор строгими, черствыми мучениками с неадекватным восприятием мира. Но теперь все изменилось...

Каждый поступок, перехваченный строгий взгляд был таким же отголоском предвзятого мнения о том, что он избалованный, безответственный человек, который не знал в жизни трудностей.

Сам Бенедикт устал от бесхребетного окружения, где он был словно в ловушке и несколько недель в детском онкологическом отделении открыли ему глаза — насколько он малодушно считал трагедией свой творческий кризис. Отныне это слово носило не эфемерный, романтичный размытый смысл с оттенком горечи, теперь это были лица вполне конкретных людей.

Только в детском отделении работали почти три десятка человек, не считая других приходящих специалистов. Невозможно было заводить знакомство, даже самое поверхностное со всеми. Больше не хотелось...

Бенедикт и без того ощущал себя последним подонком от того, что ему придется подставить Грейс. Могут полететь головы доктора Хантер, Люси, Саттеша, Шейлы, Хлои и еще одна светлая, во всех смыслах, голова.

Хоуп.

Задача усложнялась с каждым днем. Появлялись все новые сомнения, но долг перед семьей неустанно клонил чашу весов вниз. Отцу Бенедикт был обязан многим, но крах семейного дела потянет за собой мать и сестру, ее мужа и детей.

Лулу не двигалась и только ее дыхание, согревающее плечо Купера, не давало ему забыться. Он не знал, сколько времени прошло, но судя по тысячам игл, колющих в плечах и спине, прошло уже больше часа.

Осторожно переложив тело девочки на правое плечо, Бенедикт прижался щекой кол лбу ребенка. Кожа была теплой и чуть взмокшей. Температуры не было.

Из игровой комнаты доносилось улюлюкание и восторженные возгласы детей. Их удалось отвлечь от урагана и на время растормошить.

Еще одно резкое движение и в глазах взорвался фейерверк из искр, а позвоночник пронзила острая боль. Еще пол часа можно выдержать.

В конце коридора раздался тихий, тяжелый вздох и Бенедикт уверенно развернулся, чтобы продолжить «прогулку», как вдруг, замер под пристальным взглядом Хоуп .

Она тоже была «при деле», у нее на руках сидел Майки- тот двухлетний малыш, с которым Бенедикт познакомился на пункции костного мозга. На ее лице друг друга сменяли смятение и неловкость — редкие гости среди эмоций Хоуп, будто она подсмотрела нечто крайне личное.

В этот момент окончательно рухнуло ее мнение о том, что из безжалостного, злого мальчишки мог выйти толк. Это был последний штрих к портрету нового Бенедикта Купера, ради которого можно было отпустить прошлое со спокойной душой и забыть старые обиды.

В облике этого мужчины больше не было и намека на лоск, исчезла бравада и очаровательная наглость, которая подсознательно притягивает каждую женщину.

Сейчас Хоуп всматривалась почти в свое подобие — серьезный тяжелый взгляд, сцепленные губы, с которых вот-вот должны сорваться слова, которые никому не будут приятны, потому что так всегда бывает с правдой, но нет, они перерастут в недомолвки и будут похоронены глубоко в душе.

   - Да... Я с тобой поужинаю. Если ураган до пятницы стихнет, заезжай за мной часиков в восемь вечера домой.

Это было произнесено едва слышно, но в пустом коридоре малейший шорох доносился эхом и на этот раз, невидимый курьер доставил посылку адресату, который галантно склонил голову и улыбнулся чарующе и благодарно.

Полтора часа которые длился фильм закончились и дети громко обсуждали самые захватывающие моменты, а когда все разбрелись по палатам чтобы поужинать показалось, что буря только усилилась, потому что жуткий вой за окном казался только громче из-за повисшей тишины.

О пробитом окне в кожно-венерическом диспансере узнали слишком быстро. Миссис Леттерман потребовала отставить кровати в палате где она находилась с сыном еще дальше и чтобы не нарваться на истерику, Кэрол Хантер сама помогала, параллельно пытаясь понять что ее так встревожило.

Заведующая провела обход и с удивлением подвела итог, что природная катастрофа шла детям только на пользу.

У всех как на подбор выровнялось давление.

Да и день прошел слишком гладко не считая утреннего мордобоя Паунда и Купера, благо, что последний окончательно притих и даже лег с сорванной спиной, когда решил повторить коронный номер доктора Ванмеер и потаскать ребенка на руках в порыве милосердия.

Бенедикт показался ей странным и замкнутым и кое-то веке его лоб был сведен складкой от явно тяжелых мыслей. С таким лицом, обычно, обдумывают государственный переворот.

Тем не менее, электронные часы, которые весели в каждой палате, уже перевалили за десять, а дети бодро рвались к окнам при каждой завывании сирены скорой помощи, некоторые даже несмотря на то, что были привязаны к «капельницам».

Оставалось проверенное средство, чтобы утихомирить пациентов.

Стучать в дверь кабинета Тео Робсона пришлось минут десять. Все кто видел анестезиолога клялись, что он точно там и вскоре послышались тяжелые шаги