– Я помешала?

Голос у девушки был немного резкий, хрипловатый – так непохожий на мелодичный нежный голосок Ивы.

– Нет, что ты. Проходи, Самина. Ты же знаешь, я всегда рад тебе.

– Я установила новые камеры на первом этаже и в холле. Они такие миниатюрные и так замаскированы, что ты ни за что не угадаешь.

– Спасибо. Завтра проверю, но ты правда думаешь, что это необходимо?

– Да.

– Ты не доверяешь Виталию?

– Я никому не доверяю. Особенно мужчинам. Единственный человек, которому я верю, это Вы.

Белосельский улыбнулся.

– Самина, поверь, что я очень ценю твое отношение ко мне. Ты мой лучший телохранитель. Ты одна из очень немногих, на которых я всецело полагаюсь. Но это не должно вселять в тебя уверенность в том, что я хуже буду относиться к другим. Я хочу быть справедливым и беспристрастным ко всем.

– Я закурю, хорошо?

– Конечно, у меня в кабинете можно. А вот при Иве не надо, и при Милоше тем более.

Самина очень изящно поднесла сигарету к своим розовым губам и стала пускать сизые кольца дыма.

– О Милоше я как раз и хотела поговорить.

– Что он натворил? Опять пригласил тебя?

– Да, он настаивал на ужине в ресторане, а сегодня предложил прогулку на мотоцикле. Каким-то чудом он узнал, что я увлекаюсь хорошими мотоциклами и люблю скорость.

– Самина, я уверен, что ты сможешь дать ему верный ответ.

– Я уже и дала, но он не хочет слышать «нет». Он должен уже понимать, что когда девушка говорит отказом, настаивать невежливо.

– Ты же можешь поставить его на место. Он не допустит неуважения… Он же не виноват, что ты такая красавица.

– Если бы эту красавицу пригласил другой человек, более зрелый и опытный, – заметила Самина, завлекательно глядя на Алексея, – тогда бы девушка ответила согласием.

– Самина, – отвечал Белосельский, – ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Кроме любви есть и другие чувства. Привязанность, например, причем глубокая и сильная. И эта привязанность тоже может так сильно укорениться в сердце, что ее не вырвать никакими чувствами. И это то, что я испытываю к тебе…

– Почему бы и нет, Алексей? – возразила девушка, касаясь руками его волос.

Он не протестовал.

– Это испортило бы отношения между нами. Ты для меня очень важна. И сама это знаешь. В твоих руках моя жизнь. Разве не каждый день ты подставляешь себя под пули? Разве не ежечасно думаешь о моей безопасности? Это не просто работа.

– Я тебя уважаю за твою искренность и за то, что могу говорить все, что думаю.

– Разве это единственное мое положительное качество?

– Есть и еще, но именно это придает мне иной раз дерзости говорить все без обиняков.

Белосельский слегка отстранился от нее и вновь открыл окно на веранде.

– Так что будешь делать с Милошем? Почему бы тебе не принять его приглашение? Это же ни к чему не обязывает тебя.

– Да, но он потом попросит еще встреч…

– Он еще очень молод. Ты красивая девушка. В его годы естественно себя так вести. Не обижайся на него. Я считаю, что от одного ужина в ресторане особой беды не будет.

– Как скажешь!

– Я тебя не заставляю, Самина. Ты и только ты решаешь. Я просто даю совет, и тебе необязательно его выполнять.

– Но намек я поняла.

– В любом случае он еще не завершил учебу. Как можно загадывать?

– Меня привлекает совсем другой тип мужчин.

– Скажи ему об этом.

– Хочешь избавиться от меня, чтобы я тебе не докучала?

– Ни в коем случае!

– Кстати, чем Ива лучше меня?

– Самина…

– Хорошо, извини, я пошутила, вижу по твоим глазам. Я иногда говорю лишнее. Это мой недостаток, ты же знаешь.

– Ива – моя воспитанница, я ее опекун. Она мне очень дорога и я сделаю все для ее будущего.

Самина опустила глаза.

– Как там поживает наш генерал? – спросила она, меняя тему разговора.

– Этот генерал? Мне не удалось его смягчить.

– Я так и думала.

– Знаешь, что он натворил со своим братом, будучи ректором вуза по подготовке кадетов? Лучше не вспоминать.

Красивое лицо Самины исказила такая страшная гримаса, что она стала похожа на разъяренную тигрицу – воплощение ярости и мести.

– Ты не мстительна, Самина.

– Я думаю, это мой самый большой недостаток. Я не могу забыть обиды, которые мне причинили… Ну хватит об этом, я хочу, чтобы ты подтвердил мне одну вещь.

– Какую?

– Помнишь, ты мне обещал – что бы ни произошло, я всегда прикрываю только тебя одного. Других нет, как бы близки они тебе ни были.

– Я это знаю, но…

– Ты дал слово, вспомни.

– Да, и не беру его назад.

– Но в прошлом ты нарушал его. Я почти полгода была рядом с Ивой в этом институте под видом студентки и мне это изрядно надоело.

– Тогда была опасность. Ты же знаешь, они хотели выйти на меня через моих детей. Это было необходимо. Потом опасность отдалилась. Ведь это вопрос доверия.

– Все равно, Алексей. Больше я так не хочу. Я думаю только о твоей безопасности. Я защищаю только тебя. Никто другой для меня не существует. Почему? Потому что я тобой восхищаюсь как человеком. Иву же я охранять не хочу, попроси кого-нибудь другого.

– Хорошо, поручу это Дарье.

– Да, это отличная мысль. Тем более Даша сама недавно закончила институт и учеба ей к лицу. А на меня лекции и семинары навевают не просто скуку, а отвращение.

– Договорились… Кстати, тебе нравится наша программа обнаружения снайперов? – спросил Белосельский, меняя тему разговора.

Самина презрительно фыркнула.

– Это все детские игры. Такие вещи нужно чувствовать. Ты сам это знаешь.

– Но все равно.

Самина несколько минут доказывала, что не нуждается ни в каких «программах».

– Еще одно, Самина. Ива хочет водить машину. Ты прекрасно знаешь, какой у нее характер. Я ей подарю «Мерседес», но нужно поставить автоматический ограничитель скорости и, естественно, спутниковое слежение с нашей новой инновационной программой. Я должен заботиться об Иве каждую секунду. Сделай это незаметно.

– Ты слишком уж беспокоишься за Иву. Она давно не девочка.

– Нет, она мне дорога. Очень дорога. Я должен все предусмотреть.

– Хорошо, как только прибудет машина, я все там установлю сама. Положись на меня… И помни – ты дал мне слово.

Белосельский еще раз кивнул в знак согласия и опять взялся за свой ноутбук. Самина поняла, что аудиенция окончена, и удалилась. В то время как Белосельский мысленно прикидывал, сколько ему понадобится миллионов на ближайший месяц, в дверь опять постучали. Оказалось – Виталий.

– Опять Ваша жена. Говорит, что речь идет о Вашей дочери.

Белосельский отодвинул ноутбук и послушно взял телефонную трубку.

Елена вела жизнь беспечную и даже праздную. Состояние, которое ей оставил Белосельский, было уже частично потрачено, частично заложено. Банк давным-давно продан. Вместо него был учрежден трастовый фонд, приносящий небольшой доход, который не мог удовлетворить аппетиты уязвленной обиженной женщины. Впрочем, Елена не страдала отсутствием внимания со стороны мужчин. Ее новым гражданским мужем стал один из столичных ловеласов, которого, как поговаривали некоторые, нашел сам Белосельский. Сей любимец женщин по имени Никита являл собой типичный образ повесы, бездельника и альфонса. Тем не менее он нравился Елене, и она вполне была довольна, что ее красота не увядает.

Вместе со своим бойфрендом Елена занимала роскошный особняк на *** улице. (Впрочем, у нее был еще один загородный трехэтажный коттедж, в котором она любила отдыхать.) Ее дочь Ирина унаследовала от матери взбалмошный непредсказуемый характер, железное упрямство и глубокое самомнение. От Белосельского же ей досталась лишь непреклонная воля и желание идти наперекор всему миру. Почти предоставленная сама себе, Ирина водилась с подозрительными шумливыми юнцами, которые пышно именовали себя «Полночными Койотами», и в черной кожаной куртке, длиннющих черных сапогах разъезжала по всему городу на мотоцикле без шлема. Ее брат Иван был под стать своей сестре. Он вообще примкнул к неформальному музыкальному юношескому объединению, и вместо того, чтобы посещать школу, наигрывал на гитаре визгливые мотивы. Воспитанием своих отпрысков Елена не собиралась заниматься. Когда Ирина и Иван были совсем маленькими, Елена пробовала нанимать домашних учителей, но увидев, что ее чада не стремятся к знаниям, оставила эту бесполезную затею. Затем были постоянные финансовые крахи, взлеты и падения. Иногда случалось так, что Елена рисковала потерять и недвижимость, и счет в банке, и всегда ее выручал Белосельский. Он вообще редко навещал своих собственных детей. Он не привык с ними встречаться, они были для него чужими. Он привык к тому, что они всегда требовали у него деньги, а потом не желали его и вовсе видеть. Тем не менее Белосельский считал себя обязанным по отношению к Ирине и Ивану и всегда приходил им на помощь.