После этого Тифф вела автомобиль в полном молчании около десяти минут, теперь еще медленнее, почти с черепашьей скоростью, из-за пробок в час пик. Они не смотрели друг на друга, пока не вернулись в ее комнату в напоминавшем большую коробку доме в Кларксвиле, штат Мэриленд, который она делила с тремя другими девушками. Оказавшись в комнате, они яростно разделись и занялись любовью на пошлого вида кофейном столике из оникса, который Арун приобрел в другом месте и в другом времени. Этот акт чем-то напоминал белую горячку, которой страдала Тифф, когда находилась в поместье Уорвик на реабилитации в последний раз (второй или третий – она не могла вспомнить). Драгоценная энергия Аруна, заключенная в самой драгоценной жидкости его тела, вздымалась и ниспадала, и пошлый ониксовый столик не был препятствием на пути к искомому.

– Ты помнишь этот предмет мебели, на котором я тебя трахаю? – прошептал Арун в ее левое ухо.

Тифф просто улыбнулась и закрыла глаза.

«Нью-Джерси. Ты купил эту уродливую штуковину где-то на шоссе Нью-Джерси, рядом с Эдисоном», – подумала она про себя позже, в соседней спальне, когда Арун кончил куда-то на простыни и «перекатился» в безмятежный сон.

– Ладно, но поклянись, что вытащишь до того, как… – Бхарати дипломатично поставила Аруну условия, убирая презерватив обратно в открытую упаковку.

Арун утвердительно кивнул, а затем, после минутного молчания, спросил:

– В чем дело?

– И запомни, – продолжала она, – я делаю это только из-за денег. Я не хочу тебя. И я не хочу видеть тебя снова. Если ты этого хочешь…

– Слушай, кончай нести чушь и раздевайся.

Бхарати сделала, как ей было сказано. После этого он прикоснулся к ее запретному месту. На самом деле прикоснулся много раз – это было вожделение, которое вырвалось наружу – и он старался даже не думать о каком-либо подобии любви или брака, или хотя бы о том, чтобы узнать ее настоящее имя.

– Да чтоб тебя! Ты опять навонял под одеялом! Я ухожу на диван!

Арун проснулся в реальном мире, как будто у его барабанной перепонки взорвалась петарда М80. Он закричал:

– ПОЧЕМУ?

Вскоре он осознал риторичность своего вопроса и обреченную связанность с его (по его мнению) непривлекательной (по сравнению с его Бхарати) женой, которая теперь лежала перед ним на соседнем диване.

– Бхарати? Откуда ты знаешь, что я мечтаю назвать этим именем нашу будущую дочку? – спросила жена, казалось, в смущении.

Арун снова выпустил газ. Один из тех смертоносно вонючих и беззвучных; жена извинилась и пошла проверить туалетную комнату. Арун направился туда же по ее возвращении.

Президент Арьярадж, лидер фашистского индуистского ультраправого течения утверждал, что по крови является прямым потомком убийцы Ганди Натурама Годсе. Он появился в результате экспериментов по клонированию людей, проводимых в середине 2050-х китайской частной компанией.

Первоначально было всего 20 моделей Арьяраджа, сделанных для использования в частной армии, действующей на территории современной Литвы, но другие 19 были либо убиты, либо казнены, либо умерли от поражения ВИЧ или Эбола.

Конкретно его клон, единственный выживший, был неверно запрограммирован на каком-то этапе его изготовления, так что скорость его интеллекта была намного выше среднего интеллекта человека «не-клона» (фактически, в какой-то момент, клоны оказались преобладающей гуманоидной формой жизни в известной нам Вселенной).

– Я вне добра и зла, – признался он однажды Бхарати после сеанса «взаимно согласованного секса». Бхарати исполнился 21 год, и, следовательно, она превратилась в главную игрушку для персонального гарема Арьяраджа в лагере заключенных.

– Ты разрядился? – спросила Бхарати невинно, после того как он закончил «сеанс» – ее мучил вопрос, правда ли клоны с электронными пенисами каким-то образом «кончают»?

«Машина для путешествий во времени представляла собой гибрид, который мог пересекать границы как времени, так и пространственного местоположения, благодаря своей способности разгоняться за пределы скорости света. Она использовала то, что Кришна назвал в Бхагавадгите «Тремя Колебаниями во Времени». В частности, имеется в виду представление о том, что мы можем одновременно существовать в прошлом, настоящем и будущем времени, когда ускоряемся, как струны, или волнуемся, как частицы, сквозь предопределенный поток, рассматриваемый как физическая реальность. Как бы экзотично это ни звучало, путешествия во времени стали настолько обычным явлением в дни моей юности, что совокупность процессов, известная как Большой Взрыв, теоретически была бы просто подвешена внутри самого времени…»

– Мда, – Арун выключил свое записывающее устройство, перемотал его к началу, чтобы записать еще один отрывок для личного дневника, состоящего из 3d-голограмм, как из фильмов. Он позаимствовал эту идею из фильма про Супермена, который он видел в детстве, и тогда же придумал дизайн маленькой металлической сферы, которая бы служила оптическим носителем для всех его записей и голографических видео.

– Ох, черт! Ты съел все пирожные с кленовой помадкой, которые мне мама прислала? Не удивительно, что ты превратился в ленивую свинью… кстати… или – КСТ, теперь мне нечего есть, а есть только жвачка… а у тебя уж точно не будет моей травки – будь уверен!

– Dulce et decorum⁵, – ответил Арун. Он принялся облизывать ее эпидермис, начиная со лба и кончая ее темными, но совсем не уродливыми бедрами.

– Что это было? – спросила она, улыбаясь, – Мммм, я больше не выдержу, я только что кончила. Это просто все слишком чувствительно.. пусти!

– Бхарати?

– Кто?

Тиффани Хайке, местная «легкая женщина» (она отрабатывала те деньги, что требовала) сделала еще одну затяжку своей самокрутки и задала вопрос в пустоту, потому что Арун уже натягивал штаны и застегивал рубашку, чтобы уйти. Через час он должен был встретить жену – он думал, что провернет все по-быстрому со своей ПП (привилегированной подругой), пока жена лечила кариес в стоматологическом кабинете неподалеку.

«Во времена поколения моего деда идею путешествий во времени переосмыслили шиворот-навыворот. Вместо того, чтобы искать внешние методы исследования времени, они искали внутренние методы, такие как, например, изменение образа жизни, применение реверберационной терапии, половые связи исключительно с троюродными братьями и сестрами. Мда…»

Арун выключил пленку. Это был старый кассетный магнитофон «Панасоник», сделанный в начале 1970-х годов – отлитый по моде того времени кусок зеленого пластика. Много лет назад он купил его в сэконд-хенде в Кларксвиле, штат Мэриленд. Это была точная копия того кассетника, который он видел у своего отца в пусть и коротком, но сладком воспоминании о нем. Он вытащил кассету, перевернул ее и нажал «play». Из монофонического динамика взвизгнула старая песня Boney M. – «Brown Girl in the Ring». Он читал свои собственные записи, на годы (в буквальном смысле) опережающие свое время.

Арун понимал, что все эти изменения были вызваны правительственной пропагандой китайских захватчиков. В конце концов, он написал сценарий и начитал его. Его сценарий был об идее путешествий во времени, которая заключалась в том, что сама реальность была составлена из бесконечных искажений разума: мы – это и есть мир, и то, как мы его воспринимаем, поменялось с тех пор, как в воду начали добавлять фтор. По какой-то неизвестной (в то время) причине у широкой общественности возникли изменения на химическом уровне из-за добавления вместе со фтором незначительного количества аяуаски, ныне известной как сома, в резервуары в окрестностях Хайдарабада. Это было пугающе.