Появление его разительно отличалось от всего, виденного Владимиром прежде, то есть все тех же мультфильмов про Аладдина и «Старика Хоттабыча». Никакого огненного действа. Сначала из благоразумно поставленной на землю шагах в трех от лавки лампы, точнее, из ее носика, с громким звуком «плоп», напоминающим звук вылета пробки из бутылки шампанского, появилась голова; затем, с точно таким же звуком, правая и левая руки, затем джинн показался по пояс, уперся обеими руками в место собственного соединения с лампой, и, наконец, издав последний «плоп», показался весь. Неопределенного возраста, но с длинной бородой, почему-то со строительной каской вместо чалмы или тюрбана на голове, с непонятно откуда взявшимися бутербродом в одной руке и кувшином с молоком в другой (их только что не было, и Владимир готов был в том поклясться!) он уселся на лавку рядом с Владимиром и недружелюбно уставился на него. Некоторое время оба молчали.

– Ну, чего звал? – наконец буркнул джинн. – Ты что, не видишь, – обеденный перерыв. Мы кушаем.

Последнее слово он протянул, едва ли не пропел, сунул в рот бутерброд и принялся жевать, время от времени прикладываясь к кувшину.

– Ты джинн? – спросил Владимир, не зная как начать разговор.

– А ты, наверное, ожидал увидеть погонщика верблюдов? Раз звал, говори, чего строить. Только имей в виду, – со стройматериалами нынче туго. Где-то на севере идет массовое строительство дворцов. Строят и строят. Да таких размеров, что как только построят, еще и поселиться не успеют, а уже ремонт начинают. Закончат один – начинают по новой. И, главное, ни за что не скажешь, что богатство есть у человека. Все, как на подбор, концы с концами еле сводят, а вот поди ж ты… Это мне один знакомый джинн рассказывал… Может, конечно, врал…

– Да нет, мне не дворец, мне бы волшебные тавлеи…

– Чего? – неподдельно удивился джинн.

– Ну, тавлеи… Только не простые, а волшебные.

– Я, сколько живу, и о простых-то в первый раз слышу, а тут волшебные…

– Но разве… Разве джинны… Они же все могут? – недоуменно спросил Владимир.

– Только твоя молодость служит оправданием твоему вопросу, юноша. Каждый джинн – он специалист широкого профиля внутри своей узкой специализации. Вот я, например, могу построить все, что угодно. Или сломать. А еще люблю заниматься гравировкой и чеканкой, но это личное, и к специальности не относящееся.

– Какой гравировкой?.. – с отчаянием в голосе спросил Владимир.

– Штихелем. Но тут следует иметь в виду, что штихель штихелю рознь. Одно дело спицштихель. И совсем другое – больштихель. При рельефных работах употребляется только больштихель, а вот при гравировках используется спицштихель.

– Какие штихели?.. Мне тавлеи нужны…

– Тавлеи не строил, не знаю. Но если нарисуешь, хотя бы на песке, построим. На том же песке. Хоть и не сразу, по причине отсутствия стройматериалов. Только рисуй поаккуратнее и доходчиво, а то был случай. Попросили меня как-то в одном городе колодец выкопать, локтей эдак сто в глубину, да не простой, сужающийся к низу. Выкопал я им колодец. А теперь, говорят, выложи его камнем. Выложил. А теперь, выверни наизнанку. То есть как, говорю, вывернуть? А так, говорят, и чертеж показывают. Смотрю я, и ничего не понимаю. Колодец, он и есть колодец… Неделю разбирались, что да как. И что ж, ты думаешь, оказалось? Был у них проездом шутник Насреддин, так он им и рассказал, как строят башни. Выкапывают, говорит, колодец, выкладывают камнем и выворачивают наизнанку. А они уши и развесили. Поверили. Хотя любому известно, что так строят только маяки. А какой у них маяк? От города до моря – десять дней на верблюдах…

– А кроме строительства ты что-нибудь еще умеешь? – с надеждой спросил Владимир.

– Могу пригодиться, – пожал плечами джинн.

– А еще?

– Могу не пригодиться…

– Понятно…

Они замолчали. Джинн продолжил жевать бесконечный бутерброд и запивать его молоком.

Прервемся, чтобы ознакомиться с замечательной статьей, опубликованной в замечательном журнале «Наука и жизнь», в № 4 за 1999 год, к величайшему сожалению, не можем указать имя автора. О журнале можно рассказывать бесконечно, среди изданий, посвятивших себя нелегкому труду популяризации науки, он – один из лучших. Уверен, каждый может найти в нем для себя много интересного, изложенного в доступной и увлекательной форме. Пример – перед вами.

«Николай Коперник всем известен как астроном, создатель гелиоцентрической картины мира. Но, по мнению историков медицины С. Хэнда и А. Кунина, опубликовавших статью в серьезном «Журнале Американской медицинской ассоциации», он заслуживает не меньшей, а может быть, и большей славы как изобретатель бутерброда. Изобретение было сделано им в медицинских целях. Версия историков такова.

В молодости Коперник два года изучал медицину в Падуанском университете (Италия), правда, докторского диплома не получил. После этого его дядя епископ Ватцельроде по-родственному устроил его каноником во Фрауэнбургский (Фромборкский) собор и одновременно комендантом Алленштейнского (Ольштынского) замка. В апреле 1520 года замок осадило войско Тевтонского рыцарского ордена, и через несколько месяцев в стенах замка началась эпидемия какой-то болезни – какой, установить за давностью лет не представляется возможным, но заболеваемость была высокой, а смертность малой (погибли только два человека).

Обычные для того времени лекарства, примененные Коперником, не дали результата. Тогда он решил исследовать причины болезни. Врач-астроном решил, что причины могут крыться в питании. Он разделил обитателей крепости на небольшие группки, изолировал их одну от другой и посадил на разные рационы. Вскоре оказалось, что не болеет лишь одна группа – та, в рацион которой не входил хлеб. В таком случае разумно было бы вообще отказаться от хлеба в питании, но сделать это в осажденном замке, где не было большого разнообразия припасов, оказалось невозможно. Грубый черный хлеб составлял основную пищу обитателей крепости. Ходя по длинным коридорам, взбираясь по узким винтовым лестницам на крепостные башни, защитники замка нередко роняли свой паек хлеба на пол. Подняв кусок, его отряхивали или обдували и съедали. Возможно, рассудил Коперник, зараза шла от грязи, которая попадала на куски хлеба с пола.

Врачу-астроному пришла мысль, что ломти хлеба надо намазывать каким-нибудь светлым съедобным веществом, на фоне которого легко можно будет заметить грязь. Тогда приставшую грязь можно было бы счистить вместе с намазкой. В качестве такой намазки избрали круто сбитые без сахара сливки, то есть масло. Так родился бутерброд. И инфекция вскоре перестала бродить по замку.

Тевтонам не удалось ни захватить крепость, ни узнать тайну бутерброда. Когда они вынуждены были снять осаду, в Алленштейн приехал из Лейпцига глава гильдии аптекарей и врачей Адольф Буттенад, чтобы на месте узнать о причинах и способах лечения болезни. Коперник поделился с ним опытом.

Через два года после смерти великого астронома, в 1545 году, после одной из войн, которые велись между многочисленными и мелкими немецкими княжествами, подобная болезнь появилась в Европе снова. Буттенад вспомнил о методе Коперника и стал его пропагандировать. Насколько известно, бутерброды на этот раз не помогли прекратить эпидемию, однако новое блюдо пришлось многим по вкусу и постепенно распространилось по всем странам».

– Поделился бы, а то ишь, мечет все в одну рожу, – с досадой пробормотал Владимир. – Тавлеи он, видите ли, не знает…

Джинн поморщился, забрал у него «Вестник», расположил его прямо перед собой в воздухе, аккуратно положил на него надкусанный бутерброд и поставил кувшин, вытянул руку и взял лампу, все еще стоявшую поодаль, пошарил в ней, вытащил мягкую, теплую лепешку, с маслом и ароматным сыром, еще один кувшин, поставил рядом с Владимиром и вернулся к прерванному обеденному перерыву. Немного пожевав, он вдруг обиделся.