Старая дама выпрямилась в кресле и молча поджала губы.

– То есть вы с ходу отметаете любую возможность того, что сеньорита может быть вашей внучкой? Должен сообщить вам, сеньора, что в настоящий момент мой хороший друг, работающий в Национальном музее Бразилии, как раз занимается исследованием вещественного доказательства происхождения сеньориты Деплеси. Так что мы еще обязательно вернемся к вам, – пообещал Флориано.

Старуха продолжала хранить молчание, упорно избегая взгляда Флориано. Внезапно она слабо охнула от боли.

– Пожалуйста, оставьте меня, – попросила она, и я увидела агонию в ее глазах.

– Достаточно! – умоляюще прошептала я, обращаясь к Флориано. – Она больна, нельзя подвергать ее дополнительным мучениям.

Флориано уступил. Отвесив легкий поклон, он проронил:

– Адью, сеньора Карвальо. Желаю вам хорошего дня.

– Простите нас, сеньора Карвальо, – сказала я. – Обещаю, больше мы вас не побеспокоим.

Флориано круто развернулся и вышел из комнаты. Я, в расстроенных чувствах и почти на грани слез, поплелась за ним.

В вестибюле нас поджидала служанка. Мы направились прямо к ней.

– Спасибо, что провели нас к сеньоре, – поблагодарил ее Флориано, пока она провожала нас к входным дверям.

– Поговорите с ней о чем-нибудь, – шепотом попросил он меня. – Займите ее хотя бы на пару минут. Я тут хочу кое на что взглянуть.

Флориано метнулся куда-то в сторону, я повернула свое расстроенное лицо к служанке.

– Мне очень жаль, что мы побеспокоили сеньору Карвальо, нарушили ее покой. Обещаю, больше мы никогда не появимся в вашем доме без ее позволения.

– Сеньора Карвальо очень больна, сеньорита. Она при смерти. Ей осталось совсем немного, понимаете меня?

Она замешкалась на пороге рядом со мной, и я поняла, что ей страшно хочется добавить что-то еще.

– Я вот тут хотела спросить, – начала я, махнув рукой в сторону неработающего фонтана перед домом. – Вы работали здесь в то время, когда вилла блистала своим былым великолепием?

– Да, я тут работала. Ведь я родилась в этом доме.

Женщина о чем-то печально задумалась, глянув на бездействующее сооружение. Затем она снова повернулась ко мне. Краешком глаза я заметила, как Флориано исчез за углом дома.

– Сеньорита, – прошептала служанка, – у меня для вас кое-что есть.

– Простите, что вы сказали? – Засмотревшись на маневры Флориано, я пропустила последнюю реплику служанки.

– У меня для вас кое-что есть, – повторила она снова. – Но, пожалуйста, поклянитесь мне, что, если я отдам вам это, вы никогда не скажете сеньоре Карвальо. Она ни за что не простит мне подобного предательства.

– Конечно, обещаю, – ответила я. – Я все прекрасно понимаю.

Служанка достала из кармана своего белоснежного фартука тощий пакет из упаковочной бумаги и протянула его мне.

– Прошу вас. Никому ни слова о том, что я дала вам, – с волнением промолвила она еще раз. – Эти бумаги достались мне от моей покойной матери. Она отдала их мне перед своей кончиной, велела беречь как зеницу ока. Сказала, что они – часть истории семейства Айрис Кабрал.

Я смотрела на служанку в немом изумлении.

– Спасибо! – выдохнула я, обрадовавшись тому, что Флориано снова появился и уже стоял рядом со своей машиной. – Но почему вы решили отдать эти бумаги именно мне?

Длинным костлявым пальцем женщина ткнула в лунный камень, висевший у меня на шее на тоненькой золотой цепочке.

– Я знаю, кто вы. Адью.

С этими словами она развернулась и исчезла в доме, закрыв за собой парадную дверь.

Ошарашенная произошедшим, я положила пакет к себе в сумочку и заторопилась по ступенькам вниз, к машине Флориано.

Флориано уже сидел в кабине, двигатель был включен. Едва я уселась рядом, как машина на полной скорости рванула вперед.

– Видели скульптуру? – поинтересовалась я у него.

– Да, – ответил он, отъехав от дома и вырулив на шоссе. – Мне жаль, что сеньора Карвальо категорически отказывается признавать вас, Майя, но мой дотошный ум занят сейчас тем, как свести воедино все разрозненные части этой головоломки. И, если мне удастся это сделать, тогда, возможно, станет понятна и несговорчивость старой дамы. Сейчас я подброшу вас до отеля, а сам после этого поеду в Национальный музей и в библиотеку. Если у меня появятся какие-то дополнительные новости, я вам перезвоню. Договорились?

– Да, пожалуйста, – ответила я, выбираясь из машины.

Взмахнув на прощание рукой, Флориано укатил прочь, а я вошла в гостиничный холл и поехала на лифте к себе в номер. Закрыв за собой дверь, предварительно повесив на нее табличку «Не беспокоить», я подошла к кровати и достала из сумочки пакет. Раскрыла и увидела, что внутри лежит стопка писем, туго перевязанных тесемкой. Положила пачку на кровать, развязала тесемку и взяла в руки первый конверт с письмом. Увидела, что кто-то вскрыл его с помощью специального ножа для бумаг. Прочитала надпись на конверте, просмотрела другие конверты и поняла, что все письма были адресованы некой сеньорите Лоен Фагундес.

Осторожно извлекла первое письмо из конверта, почувствовав пальцами всю хрупкость старой тисненой бумаги. Развернула лист. Вверху адрес – Париж и дата – март 1928 года. Пробежав глазами несколько писем, я поняла, что ни о какой хронологии не может быть и речи. Все письма были просто собраны в одну кучу, безо всякого порядка. Некоторые письма, датированные 1927 годом, тоже были отправлены в Бразилию и тоже Лоен Фагундес. На других письмах внизу стояла подпись «Изабелла». То есть отправитель писем – та самая женщина, которая предположительно является моей прабабушкой… Я снова вспомнила слова, которые обронила служанка, прощаясь со мной.

«Я знаю, кто вы…»

Мои пальцы непроизвольно потрогали лунный камень на цепочке. А вдруг это мой камень-оберег, подумала я, который достался мне от матери. Вполне возможно, Па Солт не случайно забрал его с собой, когда удочерил меня и увез отсюда грудным младенцем. Помнится, когда отец подарил мне этот кулон, он сказал, что за ним стоит очень интересная история. Наверное, отец так ненавязчиво дал мне понять, что в один прекрасный день я захочу спросить его о том, что за историю скрывает мой лунный камень. А на тот момент он посчитал, что еще слишком рано начинать разговор о моем прошлом и что не стоит расстраивать меня раньше времени.

Весь следующий час я потратила на то, чтобы рассортировать все письма, их оказалось больше тридцати, и разложить их в хронологическом порядке.

Я уже сгорала от нетерпения, мечтая поскорее приступить к чтению. Меня завораживал безукоризненно правильный, красивый почерк, которым были написаны все письма. Но тут зазвонил мой мобильник, и я услышала на другом конце линии возбужденный голос Флориано.

– Майя, у меня для вас новости. Я могу подъехать к вам прямо сейчас?

– А вы не против, если мы перенесем нашу встречу на завтра? Что-то у меня живот разыгрался, – виновато попросила я его, твердо решив, что всю оставшуюся часть дня я посвящу чтению писем.

– Тогда завтра, в десять часов утра, ладно?

– Хорошо. Надеюсь, к тому времени я уже приду в норму.

– Если вам что-то понадобится, Майя, пожалуйста, звоните мне без промедления.

– Обязательно. Спасибо вам.

– Не стоит благодарностей. Выздоравливайте.

Я отключила мобильник, потом перезвонила дежурному по этажу и попросила принести мне в номер две бутылки воды и двухслойный бутерброд. Как только принесли мой заказ, я тут же впилась в бутерброд зубами. Съела, запила водой, взяла дрожащими пальцами первое сверху письмо и приступила к чтению.

Рио-де-Жанейро

Ноябрь 1927 года

Изабелла Роза Бонифацио проснулась от звука слегка шаркающих шагов чьих-то маленьких ножек по мозаичному полу. Она села на постели и глянула вниз. На полу сидела небольшая обезьянка и смотрела на нее в упор. В своих крохотных лапках, покрытых шерстью, обезьянка держала расческу. Изабелла не удержалась от смеха при виде этой картины, а обезьянка продолжала таращиться на нее своими прозрачными черными глазками, умоляя не забирать новую игрушку.