— Все эти дни я следил за сердцебиением плода. Оно стабильно, — он осекся на шейха Абу-Аби и нахмурился.
— Продолжай, я не маленький. От одного вида крови в обморок не падаю, — съязвил Фарадж.
— Не утрируйте, — холодно ответил Виктор и повернулся к своему господину спиной. Этот жест не остался незамеченным, и Фарадж, довольный тем, что смог вывести собеседника из равновесия, ухмыльнулся. Однако улыбка его померкла после следующих слов: — Просто мои вопросы намереваются быть достаточно личными. Вы уверены, что не смутите принца своим присутствием?
Фарадж перевел взгляд на замявшегося Идриса.
— Хорошо, — пожал плечами Виктор и обратился к среднему принцу. — С какого месяца Вас перестала мучить тошнота? Головокружения больше не беспокоят? Тянущая боль в области паха присутствует? Сколько раз в день посещаете туалет? Молочные железы уже набухли?..
— Фарадж, выйдите! — воскликнул зардевшийся Идрис и указал мужчине на дверь подрагивающим пальцем.
Виктор самодовольно улыбнулся и победно сложил руки перед собой, провожая не менее раскрасневшегося шейха взглядом.
Комментарий к Глава 17
Надеюсь, никого не разочаровала этим подобием романтики :D было сложно сбросить амплуа “вредного и злого автора”. Всем приятного чтения.
========== Глава 17.1 ==========
В величественном здании с многовековыми колоннами, выстроенными из грязно-желтого камня, шло закрытое судебное заседание.
Джозеф Фаиль, вернувшийся на днях из деловой поездки, приказал скрыть от общественности причину ареста шейха Муяссара во что бы то ни стало. Когда ему поведали о случившемся, он рвал и метал, сурово наказывал и увольнял невнимательных слуг и патрульных. Никто не должен был узнать, что на самом деле происходило во дворце в день большого праздника. Это могло привести к волнениям в городе и пересудам в светском обществе. Люди должны быть уверены и знать, что шейх и его дети были, есть и будут неприкосновенными личностями.
— В Саудовской Аравии все суды принимают решения на основании норм шариата ханбалитского мазхаба, но мы находимся в Хейжаре. Как известно, судебная власть здесь отлична, а судьями могут выступать лишь члены правящей династии оазиса.
Фарвар сидел у самой северной стены, властно сжимая в правой руке деревянный молоток. Стул с высокой неудобной спинкой был жестким, но старшего принца сейчас это мало волновало. На его лице сквозило наигранное безразличие, речи были беспристрастны, но только лишь слепой мог не заметить, как сложно ему давалось сдерживать злобу. Перед глазами все еще вырисовывалась отвратительная картина: множество обнаженных мужчин, терзающих бездыханное тело, которые рычали и стонали в похотливой агонии. Фарвар помнил, как нажимал на курок, заставляя каждого из кочевников захлебываться собственной кровью. Праведный гнев нарастал все сильнее, стоило лишь вспомнить истерзанное тело Зафира, который к тому моменту был уже мертв.
— Сегодня твоим судьей буду я, — подвел Фарвар, глядя на Муяссара, который наблюдал за племянником исподлобья, окруженный тремя крепкими патрульными.
В зале суда находилось бессчетное количество людей: несколько представителей управленческого аппарата оазиса и полк патрульных, готовых в любую минуту стрелять на поражение. Но, несмотря на это, в зале царила тишина. Выдать свое присутствие хоть вздохом, хоть шорохом — значит, привлечь к себе внимание кади*.
Последние несколько дней Фарвар провел наедине с собой и своими мыслями, но так и не смог унять глухую боль, которая сковывала его тело и сознание. Зафира, того упорного, смелого и местами дерзкого омежку, что раскрашивал серую повседневность своей лучезарной улыбкой и звонким смехом, было уже не вернуть. Он был истерзан, замучен, убит.
— Не люблю допросы с пристрастием, — сухо отрезал старший принц Хейжара. — Предпочитаю принцип Талиона*. Но даже я не настолько жесток, чтобы отдать тебя на растерзание семи голодным до мужского тела животным, а потом наблюдать, как с каждой секундой из тебя уходит дух жизни.
Шейх Муяссар, ничуть не впечатленный произнесенным, раздраженно дернул плечами. Он уже знал свой приговор, но был не в состоянии защититься ни словами, ни действиями.
— Сегодня ты умрешь самой невзыскательной смертью, — процедил альфа, явно недовольный таким положением вещей. — Однако перед встречей с Аллахом ответишь на несколько вопросов. Надеюсь, это не займет много времени, так как смысла скрывать правду больше нет. Судьба твоя уже предопределена.
Принцип Талиона. «Око за око», принцип возмездия. Наказание назначается равно совершенному преступлению.
Кади — духовный судья у мусульман.
========== Глава 18 ==========
Процессия из трех человек неспешно направлялась к обеденной зале, пересекая опустевшие коридоры. Вокруг царила праздность: никто не подметал персидские ковры, не вытирал пыль с картин, не поливал карликовые хвойные деревья, расставленные в каждом углу. Если не знать истинной причины этого, то можно было бы счесть, что вся прислуга подалась в бега, оставив огромный дворец на самого себя.
— С возвращением господина Джозефа все стало по-прежнему, — словно размышляя вслух, произнес Хюрей. — Слуги перестали позволять себе прогуливаться по коридорам без дела, а самые важные поручения выполняются в первой половине дня. Теперь на вторых этажах будет непривычно тихо.
Ведомый патрульным, Идрис постоянно спотыкался о длинный подол своей туники, раздраженный неудачно уложенными волосами. Иссиня-черные локоны постоянно цеплялись за пайетки, которыми был ушит ворот, и норовились выбиться из невысокого пучка, проткнутого двумя позолоченными палочками. Бахт семенил позади своего господина, то и дело кидая жалостливые взгляды в его сторону. С внешним видом среднего принца слуги явно намудрили.
— Ты знаешь его как сурового господина, а я — как справедливого отца, — почти шепотом произнес омега и снова запнулся. — Но это не умоляет моего волнения перед ним. Особенно сейчас… Сегодня.
После нескольких месяцев отсутствия шейх Хейжара наконец-то вернулся во дворец. Казалось, с того дня изменился даже воздух: он стал сжатым и горячим. Среди слуг уже давно гуляли сплетни, и было неудивительно, что, как только Джозеф Фаиль вернулся из деловой поездки, управляющие сразу же оповестили его о покушении на среднего принца, о казни двоюродного брата и смерти Зафира. Сказать, что правитель оазиса был в ярости, — не сказать ничего.
— Вы не застали самый пик господского гнева, так как находились в бессознательности, — сказал Бахт. — Во дворце практически не осталось прислуги — всех уволили, некоторых казнили. Можно предположить, как сильно был зол господин, узнав о повешении Муяссара и Вашем интересном положении.
Хюрей сдержал порыв остановиться и обернуться, чтобы прекратить неловкие разговоры, но Идрис опередил его неожиданным вопросом:
— Могу я отказаться от ужина и вернуться в свои покои?
— Нет, — покачал головой Хюрей.
— Я не хочу… — прошептал принц и остановился, опираясь ладонью о стену, пытаясь справиться с волнением. — Видеть осуждение в их глазах.
В этот раз никакое одеяние не способно было скрыть выпирающий живот, да и был ли смысл теперь что-то скрывать? Впервые за все время, примерив на себя тяжелые многослойные туники, омега осознал, как несладко ему нести это бремя, чувствовать слабость в ногах и постоянно останавливаться, чтобы отдышаться. И если раньше его мучила только тошнота, то сейчас к ней прибавились недомогание и изжога. За те несколько дней, что Идрис провел в бессознательности, живот, казалось, вырос в несколько раз.
— На ужине будет присутствовать шейх Фарадж, — тихо произнес Хюрей и предложил помощь в виде руки. — Если Вас это хоть немного ободрит.
Идрис принял помощь, крепко ухватившись за локоть альфы, и втроем они молча продолжили свой путь. Хюрей был прав, полагая, что упоминание о шейхе Абу-Аби придаст всем немного уверенности. С печальной радостью патрульный отметил, что лицо среднего принца залилось легким румянцем. Альфа все еще испытывал к Идрису самые нежные чувства, но уже понял, что рядом с чужой истинной парой ему не место.
