Все походило на сон: вязкий, муторный, гнетущий. На смену спокойствию и умиротворению пришли страх и волнение. Кто-то неразборчиво говорил, затем начал кричать хриплым голосом. Было сложно разобрать смысл, но легко уловить в тоне нотки негодования. До боли знакомый голос раздавался отовсюду и ниоткуда одновременно.
— Господин! — вырвалось из уст, когда Идриса в очередной раз откинуло волной к берегу, усыпанному мелкой галькой вперемешку с песком и глиной.
Разве возможно во сне чувствовать отчаяние? Можно ли вообще что-то чувствовать во сне?
Тьма начала быстро превращаться в пронзительный белый свет. Ослепительные лучи заставили омегу зажмуриться и скрестить руки перед лицом. Чья-то широкая ладонь успокаивающе коснулась щеки, ухо обдало горячим дыханием. Идрис распахнул глаза, жадно глотая ртом воздух и хватаясь руками за пустоту. В голове каруселью проносились картинки ужасных событий, после которых сознание Идриса покинуло его и унеслось в чертоги небытия. Те жуткие крики, стоны и отвратительные прикосновения Муяссара.
— Тише, мой маленький омега, — мужской голос, которому удалось нарушить покой в царстве темных вод, сейчас раздавался совсем рядом. — Ты в полной безопасности.
Средний принц неловко приподнялся на локтях, осознавая, что находится в своей спальне. Шейх Абу-Аби лежал на одной с ним постели и бережно обнимал омегу за плечи. На его лице можно было прочесть удивление и радость, смешанные с некой грустью. Больше в покоях никого не было. Идрис открыл рот, но не смог произнести ни слова — легкие болезненно сжались, и он зашелся в кашле.
— Вы… живы…
Идрис вспомнил, в каком состоянии видел Фараджа в последний раз — перед тем, как кочевники схватили его под руки и поволокли по коридорам в дворцовые подвалы, — и облегченно выдохнул. Перевязанное плечо явно свидетельствовало о том, что о шейхе Абу-Аби уже позаботились.
Комнату заливал солнечный свет. Сколько прошло времени с того ужасного вечера?
— Я жив, — подтвердил Фарадж и, притянув омегу ближе к себе, медленно прислонил его ладонь к своей небритой щеке, чтобы тот смог убедиться в реальности происходящего. — Я не посмел бы умереть, так и не услышав об одной прекрасной новости из твоих сладких уст.
Медленно проговорив это, мужчина прошелся взглядом по губам Идриса, затем спустился на шею, прогулялся по выступающим ключицам и требовательно остановился на талии. В комнате было тихо, из открытых окон доносились голоса прислуги, работающей в саду. Все во дворце наконец вернулось на круги своя, после того как в Хейжар из деловой поездки возвратился шейх Джозеф Фаиль вместе со своим младшим мужем.
— Это не то, о чем Вы… — Идрис запнулся на полуслове, пытаясь натянуть на живот одеяло, но мужчина не позволил ему сделать это, перехватив тонкое запястье и поднеся его к губам, осторожно, чтобы не спугнуть, целуя молочную кожу.
Был ли смысл вновь закрываться в себе и прятаться ото всех вокруг? Судя по спокойствию, которое источал альфа, он уже все понял. Понял, увидел, осознал, и сейчас Идрис был не в праве лгать ему прямо в лицо. Любой человек заслуживает правды. Жаль, что осознание этого пришло к среднему принцу только сейчас.
— Я чувствую твое волнение, — произнес Фарадж, продолжая переплетать свои пальцы с пальцами омеги. — Сейчас самое время для объяснений: когда ты выйдешь за пределы этой комнаты — тебя у меня сразу украдут.
— Вы ведь женатый шейх, — хрипло произнес средний принц, немного отодвинулся и упал на подушки, прикрывая глаза. — Могу я быть откровенным с Вами?
Самое сложное в жизни для большинства людей — посмотреть на себя со стороны и признаться в допущенных ошибках. Принять свои оплошности, простить себе грубые слова, сознаться перед близким во лжи или подлости. Идрис часто мучился в размышлениях: правильно ли он поступил в тот роковой день, не сообщив никому о своем интересном положении? Вернувшись в прошлое, осмелился бы он изменить хоть что-то?
— Помнится, мы договаривались, что кое-кто будет звать меня по имени, когда мы наедине, — сказал мужчина, опуская голову на соседнюю подушку. — Касательно твоего вопроса… Можешь быть не до конца прямолинейным, если сковывает неловкость.
Идрис тяжело выдохнул и выждал минуту, чтобы собраться с мыслями и привести в холодный порядок чувства. Голова все еще гудела, но омега решился… Пора во всем признаться. В том числе и себе самому. Он хранил эту тайну слишком долго.
— Это было тяжело, — щеки среднего принца слегка покраснели. — Знать, что судьба никогда не посмотрит в нашу сторону. Великий шейх никогда бы не связал свою жизнь с простым слугой.
Воздуха словно не хватало, и приходилось чаще делать вдохи. Мужчина аккуратно просунул руку под шею Идриса, чтобы тот оказался у него на плече, и сжал его в своих объятиях чуть крепче, чем следовало. Несмелые протесты омеги подавлялись сразу же — в постели альфа был настойчив.
— Ваша свадьба, злодеяния кочевников, известие о том, что всю жизнь я жил не своей жизнью. Не успевал я привыкнуть к одной правде, как открывалась следующая. О том, что я смог… Что у нас получилось…
Им еще не доводилось вот так лежать рядом и изливать друг другу чувства. В какой-то степени мужчина мог понять подобную скрытность Идриса, но все равно пожелал бы знать чуть больше, чем ничего.
— Я узнал об этом в день своего отъезда из Абу-Аби, но так и не смог признаться Вам… — принц Хейжара замялся, чувствуя, как Фарадж напрягся. — Тебе.
— Наше дитя, — тихо произнес мужчина и поглаживающими движениями коснулся выпирающего животика, плотно обтянутого ночной сорочкой. — Наследник крови Абиль и мой сын должен жить в почете у предков, что наблюдают за ним с небес.
Идрис распахнул глаза, поворачиваясь к шейху Абу-Аби, расплывшемуся в улыбке, словно мартовский кот.
— Теперь, когда все перестанет быть тайной, Вы собираетесь забрать его у меня? — Идриса, как бы он не старался, никак не оставляла привычка обращаться к своему хоть и бывшему, но господину с почетом и уважением.
Фарадж довольно ухмыльнулся. От одной только мысли, что сейчас этот голубоглазый омега совсем рядом, хотелось раствориться во времени. Запечатлеть в памяти этот наполненный теплом и нежностью момент. Их тянуло друг к другу, и никто не в силах был оборвать эту связь.
— Я собираюсь забрать вас обоих, — уверенно заявил альфа, продолжая бороться с желанием перевалиться, нависнуть над Идрисом и впиться в его пухлые губы страстным долгим поцелуем.
Когда он уже почти проигрывал схватку с собственной выдержкой, в двери настойчиво постучали. Протянув разочарованно что-то неразборчивое, альфе пришлось подняться с постели и натянуть на плечи хлопковую тунику, наскоро подвязав ту поясом, чтобы впустить в покои Виктора, реплики возмущения которого становились все громче. Он стоял под дверью уже очень долгое время и пытался выждать момент, чтобы нарушить эту беседу своим появлением.
— Благодарю, — процедил Виктор, проходя мимо шейха Абу-Аби и направляясь к постели, чтобы осмотреть очнувшегося принца Хейжара.
— Ты совсем не раскаиваешься, что прервал нас, — спокойно признал Фарадж и плотно притворил за ним дверь. — Ты вообще знаешь, что такое раскаяние?
— Я уже сказал, что не мог раскрыть чужую тайну! — взвинченно бросил врачеватель, поставив на прикроватный столик свой чемодан и начиная извлекать из него бутылки, уселся на постель рядом с Идрисом, который все это время молчал. — Как Вы себя чувствуете, принц?
Идрис сразу почувствовал их противостояние. Словно накануне разразился скандал, после которого им было неловко находиться в обществе друг друга. Это мог заметить только тот человек, кто хотя бы немного знал темперамент абуабийского врачевателя, чтобы отметить холодок в его тоне и скованность в движениях.
— Легкая головная боль не дает ясно мыслить, а в остальном ничего особенного, — омега принял сидячее положение.
В голове крутилось множество вопросов, на которые требовались ответы. Какова судьба шейха Муяссара? Поймали ли кочевников аффара? Как себя чувствует Зафир и все ли в порядке с малышом? На последний тут же ответил Виктор, словно прочитав мысли Идриса.
