— Мне еще двадцать три, а не уже.

Я покраснел от щек до кончиков ушей, как хорошо, что меня сейчас никто не видит. Неужели он не понимает, что я не хочу ни от кого зависеть. Именно поэтому и переехал, именно поэтому и нашел новую работу — чтобы не зависеть от родителей. А об одном слове «замужество» меня просто бросает в холодный пот. Нет, это явно не для меня. Или, по крайней мере, я просто пока для этого еще не созрел, и вряд ли созрею очень скоро.

С папой я еще спорил очень долго: старался ему объяснить, что я не желаю никому быть обязанным, что я еще слишком юн для такого серьезного шага. Но разве вы не знаете родителей? Их хлебом не корми — дай внуков на руках подержать.

В общем, спать я лег с улыбкой на лице. И на этот раз долго не мучился, а сразу провалился в нирвану, унося с собой и горести и печали.

POV Адам.

Представляя себе порицание в глазах Оливия, я прикусил губу, чтобы больше ничего не произнести. Они с Байроном ушли сразу же после окончания разговора, Оливий даже не кинул последнего взгляда в мою сторону, и я понял, что эта история не вызвала у него особого восторга. В его глазах читалась смесь непонимания и грусти, но никак не безразличия. Я не надеялся на то, что когда-нибудь смогу рассказать об этом случае кому-то, кроме Байрона. И уж тем более не хотел, чтобы эту историю узнал Оливий.

Принимая во внимание наши шаткие отношения, меньше всего на свете мне хотелось бы втягивать в это любимого омегу. По его выражению лица я так и не смог понять: он уже начал ненавидеть меня или еще борется с этим чувством в зародыше.

Когда закончился рабочий день, а у меня он заканчивается раньше, чем у остальных отделов, я решил спуститься на второй этаж. Какого же было мое удивление, когда на месте Оливия я застал лишь пустоту и был осведомлен, что он уже давно покинул стены офис центра. Беспокойство накрыло меня мгновенно, но разузнав, что Чаг все еще на месте, я успокоился, значит все в порядке. Вероятно, он просто не хотел со мной сталкиваться и я его полностью понимаю. Я бы тоже не захотел.

«В конце концов, ты все-таки его теряешь, — подумал я и направился на парковку. — Или уже потерял».

========== 14 ==========

***

На следующий день Адам решил не заходить в отдел дизайнеров, а сразу направился к себе в кабинет. Со всей этой кутерьмой он совершенно забросил свои обязанности главного юриста компании. Даже Генри Роулинг сделал ему замечание. Адаму не так часто делали выговоры по работе, поэтому он отнесся к этому с большой ответственностью.

Бумаги словно атаковали его стол, они были везде: в шкафчиках, на поверхности стола и даже на кресле. Очередные бумаги, которые требовали его подписи и печати.

И хотя на протяжении всего дня его голову одолевали неприятные мысли, волнения и предположения, он успел разобраться со всей макулатурой к вечеру. Решившись все же спуститься в отдел дизайнеров, Адам был неприятно удивлен. Ему сообщили, что Оливий вновь закончил работу раньше обычного и отпросился. Мужчина был в замешательстве.

Оливий начал избегать его, прямиком намекая на то, что пока не готов к новой встрече и разговору. Неужели события прошлого так сильно смогли повлиять на отношение омеги к Адаму? И если это так, то надо было срочно что-то предпринимать. Потому что сидеть и сложа руки наблюдать, как рушатся эти хрупкие взаимоотношения, было не в его стиле.

«Смогу ли я вернуть его расположение себе?»

У Адама было ощущение, что на этот вопрос нет ответа.

«В конце концов, он тоже человек, и его нельзя держать в тепличных условиях — говорил Адам сам себе, проводя очередной вечер в одиночестве в окружении кип с бумагами. — Но ни в коем случае нельзя дать обстоятельствам взять над нами верх. И если придется, я готов бороться. Даже с самим собой».

POV Оливий

— У тебя уже начался отпуск? — с интересом спросил я.

Мой брат Луи кивнул с важным видом. На эти отпускные дни у него уже было намечено множество планов; немаловажную роль в них играл Кевин, его любимый муж, с которым у них был очаровательный малыш Тоффи. Они собирались отправиться в небольшое путешествие в соседний городок, чтобы навестить дальних родственников Кевина, а меня попросили на два дня присмотреть за малышом. Я против, конечно же, не был, ведь у меня появилось три внеплановых выходных, которые я заработал своим упорным трудом.

— Ну вот, вроде бы все, — выдохнул Кевин и потер затылок, передавая сумку Луи. Мой брат с упованием закинул ручную кладь в машину и открыл переднюю дверь, чтобы Кевин сел. — Оливий, спасибо тебе огромное! Если бы не ты…

— Не переживай, Кевин, — улыбнулся я и помахал им. — Мне только в радость. Ты же знаешь, как я люблю Тоффи.

Они уехали. И в небольшом одноэтажном домике остались только мы с малышом. Сейчас он мирно спал в своей комнате, в большом желтом манеже, прикрытый легкой простыней. На это можно было смотреть вечность, если бы не время обеда. Папа обещал проведать нас с Тоффи сегодня в обед и принести мясной пирог, который я так любил, когда жил с родителями. Но когда на пороге вместо папы оказался Джейкоб, я удивился.

Он обнял меня, несмотря на мое искреннее удивление, и погладил по макушке.

— Я… — он запнулся, но я лишь кивнул. Обида на него давно уже растворилась внутри меня и сейчас я, как и прежде, относился к нему как к своему любимому старшему брату.

Оказалось, папа сегодня не сможет приехать из-за очередного обвала на работе, поэтому он прислал мне на подмогу Джейкоба. Я против не был. День мы провели очень весело, я наконец-то смог поговорить нормально с Джейкобом: он извинился за все, начал спрашивать, как у меня сейчас дела, а я с удовольствием ему рассказывал про новую квартиру, про новых соседей и новую работу.

Вечером он ушел, крепко обняв меня на прощание. После его ухода я почувствовал, что мне стало дурно. Воздух словно накачали чем-то тяжелым, мое дыхание стало учащаться. Казалось, все вокруг накалилось до предела, каждое прикосновение: к одежде, мебели, я переносил очень чувствительно.

«Как же не вовремя, — улыбнулся я затуманенным взором.— Ведь должна была начаться только через неделю».

Течка. Как же она меня напугала, но я уговаривал себя, что это из-за пережитого стресса. Мой организм всегда остро реагировал на все окружающее и вот сейчас он решил меня добить внезапным началом течного периода.

Я уложил Тоффи спать в его комнату и посидел рядом с его кроваткой немного, наблюдая за тем, как вздымается его маленькая грудь. Он тихо посапывал, елозя ручками и ножками во сне.

И вот, когда я уже собирался ложиться спать: надел серые домашние штаны и снял майку, в дверь позвонили. Я успел только ногу засунуть под одеяло, как оглушительный звон заполнил весь дом. Я даже испугался, что малыш проснется, но Тоффи крепко продолжал спать. Я с недовольным видом поплелся открывать дверь незваному гостю, ругая про себя этого нетолерантного человека, который решил заявиться в одиннадцать вечера.

— Адам?

Адам стоял на пороге, весь красный и запыхавшийся. Он тяжело дышал, когда я открыл перед ним входную дверь, словно только что пробежал марафон.

— Адам? — громче задал я вопрос, глядя на то, что Адам уставился на меня своими карими глазами.

— Ты… — он ввалился в дом, прижимая меня к себе своими сильными руками и бесцеремонно стягивая с себя белую вспотевшую рубашку, — Да ты с ума сошел, почему ты оставил меня одного…

От его мокрого дыхания на моей шее и блуждающих по оголенному телу рук, я и вовсе потерял равновесие, почти повиснув в руках Адама.

— Я не оставлял тебя одного, — возразил я. Его мягкие ненастойчивые поцелуи прошлись от моей шеи до выпирающих ключиц. Я попытался оттолкнуть Адама, но он схватил мои тонкие кисти рук и завел их за спину. Альфа стал облизывать выступающие косточки ключиц, осторожно покусывая их.

— Ты избегал меня всю прошлую неделю, неужели я теперь тебе так противен? — Адам закусил мочку моего уха и втянул ее в себя, сладко посасывая и причмокивая. От этих одуряющих звуков мое тело напряглось, а внизу предательски зажгло. Он не до конца осознавал, что творит. Он понимал, он хотел, но остановить себя не мог. Да он даже и не сопротивлялся, честно говоря.