Милые, добрые, светлые воспоминания. Иногда забавные, иногда не очень приятные, но с нотами ностальгии. О доме, о родителях, о детстве. О худющем Стиве, о жаренной картошке, о драках в подворотнях, в которые вечно ввязывался Стив. Голубоглазый худощавый метр с кепкой, вечно хмуривший густые брови, сжимавший малюсенькие кулачки и вечно упиравшийся в свое. Упрямый. И вот его валят, пинают, пока Джеймс Бьюкенен Барнс собственной персоной не влетит и не разгонит всех, попутно ломая носы и вышибая зубы. А Стиви встает, отряхивается и смотрит на него снизу вверх, мол «вот и че ты, сам бы справился». Потом правда сползает по стенке, то в приступе астмы, то хватаясь за бока. Что остается Баки? Уставшее «Роджерс, ну твою мать», и вот худощавое тельце с разбитым носом беспомощно болтается на сильных и крепких руках до самого дома, обхватывая шею и утыкаясь окровавленной моськой куда-то в плечо.
Потом Стив ютится в кресле, пока Баки достает из морозилки какой-то фарш или мясо, обворачивает в полотенце одним слоем и скручивает ткань так, чтобы за нее можно было легко держаться и не отморозить пальцы.
Пока побитый сидит с мерзлым мясом на лице, Барнс шарится в коробке, поспешно извлекая из нее йод, пластыри и бинты. Стиви конечно же будет отнекиваться, но в итоге сломается, послушно расстегнет рубашонку, что на 2 размера больше, и разрешит прижечь себе все ссадины да синяки йодовой сеткой покрыть. Будет хмуриться, но ни разу не зашипит, чтобы не показаться слабым. Ведь Баки всегда оберегал его, как младшего брата. Он и хулиганью орал вслед «Найди равного себе по силам» или «Все вы хороши на слабых отыгрываться». Но Стив же не слабый! Вот и морщится, пока Джеймс смазывает расцарапанный бок, надеясь, что последний не увидит. Он и вправду не заметит, ибо слишком сосредоточен на максимальной аккуратности в адрес ссадины. Дует на нее, нежно проводит ватой и дует снова. Ведь он обязан заботится о Роджерсе.
Именно эта обязанность и всплыла в его сознании, когда Стив, двухметровый шкаф в форме, бросил свой щит и сказал, что биться не будет.
Об этом Баки тоже припоминал, глядя в потолок. Все эти воспоминания он собирал по крупицам: по рассказам, по чудом уцелевшим фотографиям, по собственной чуйке.
Баки очень любил Стива, очень дорожил им. Особенно теперь, когда они вновь обрели друг друга. Как же не хотелось в одночасье все потерять из-за чертовой гидры. Что, если однажды Барнса накроет без кода и он навредит Роджерсу? Тот не станет бить его, это уж точно. В тот раз он позволил себя убить, и если бы Джеймс вовремя не припомнил знакомый профиль побитого лица, убил бы.
Как же тяжело вспоминать то, что нужно и забыть то, что так хочется.
Баки смотрел в потолок. Теперь все изменилось. Теперь нет никакого Стива-астматика полтора метра ростом и полметра в диаметре. Есть Капитан Америка — некогда гордость нации, лицо Америки и глава команды Мстителей. Огромный шкаф выше Баки на голову, 100 с хвостиком килограмм мышц, верный защитник своей отчизны. И вот сам Капитан Америка спасает Баки из плена, причем дважды. А обычно бывало наоборот.
Барнс знал, что может доверять Роджерсу, но не был уверен, что Роджерс может доверять ему. Ведь в самом Джеймсе так мало Баки и так много Зимнего Солдата.
От мыслей отвлек Стив, вставший в дверном проеме и уперевшийся плечом в косяк.
— Кошмары, Бак? Мы можем поговорить? — Кэп шагнул в комнату.
— У меня все хорошо. — Страдалец лукавил, оттого и отвернулся к стенке. Он не может быть слабым для Стива.
— Я же знаю, что нет ничего хорошего. — Роджерс лег рядом и обнял Баки, положив свою руку поверх железной руки друга. Непривычно.
Стив уперся носом в шею Барнса, убрав его длинные пряди за ухо. Кожа Баки была бледной и холодной, сам он лежал, немгого поджав ноги.
— Не нужны мне твои телячьи нежности, это моя прерогатива.
В ответ Джеймс получил лишь еще более крепкие объятия.
Солдат задремал. Каждую ночь ему что только не снилось. Каждая пытка, падение с поезда, все убийства, которые он совершил. Он вскакивал в холодном поту. Не высыпался. И в объятиях Стива ему это наконец-таки удалось.
Правда ненадолго.
Прошел, наверное, час, как оба задремали, но Баки резко сел на кровати, тяжело дыша и осматривая все вокруг.
— Баки? — Стив тоже сел без промедлений. В его голосе звучала забота.
— Стив? — Баки бредил, глаза были стеклянными, на мокром месте, полны страха и боли. Он просто пододвинулся к другу, обхватил его за шею так крепко, как смог.- Ты жив?..
— Баки? Я всегда был здесь. Стой, тебе… — Роджерс притупился. Он понял, что произошло. Это был единственный раз, когда он видел Баки заплаканным. Ни пытки, ни люди из гидры, которые ему снились из раза в раз, не доводили его до такого.
— Каждый раз все так реально… — Барнс говорил тихо и хрипло, словно сорвал голос. Он уткнулся в грудь Роджерса и долго выдохнул. Правая рука тряслась, а левая холодным камнем легла на плечи, прижимая их к себе.
— Я всегда буду с тобой, Баки. До самого конца. — Стив тоже обхватил друга, словно закрывая, защищая от всего того ужаса, что валится на них изо дня в день. Его ладонь легла Барнсу на голову, пальцы впутывались в слегка засаленные волосы.
Баки дрожал. Баки сломался. Не потому что был слабым, а потому что был сильным слишком долго. Его избивали, наживую крамсали руку, пытали, потом опять избивали, вытравливали воспоминания, замораживали и размораживали, продавали и покупали, как кусок мяса, приписывая рядом с его кличкой «им-во». Он терпел. Но в этот раз ему приснился слишком жуткий кошмар. Джеймс отдал бы себя, страну, вторую руку, да кого или что угодно, лишь бы со Стивом было все хорошо.
Роджерс смотрел в глаза Баки, оставляя одну руку в непослушных волосах, а вторую прижал к щеке Джеймса, вытирая его слезы большим пальцем.
— Все хорошо, Баки. Я здесь. — Стив говорил тихо, пытаясь успокоить друга хоть как-то. Тот же просто трясся. Вряд ли он что-то слышал, ибо смотрел мимо, сквозь.
Роджерс поцеловал Баки в лоб, Барнс лишь вновь уткнулся носом куда-то в ямочку между ключиц, позволяя Стиву обхватить его руками и ногамм, дышать ему куда-то в макушку.
Барнсу было странно, что он слабее Стива. Но в эту минуту он готов был сделать вообще что угодно, лишь бы Роджерс был рядом, лишь бы все с ним было хорошо. Жить с такой травмой тяжело, особенно в бегах, зачастую в полевых условиях. Но сам Капитан Амерка бросил все гореть синем пламенем, потому что Баки для него важен. С железной рукой, меняющимся настроением, рисками, травмами, ужасными ночами.
Потому что Стив Роджерс с ним
д о к о н ц а.
========== Сюртук ==========
Баки сидел в растянутой футболке с немытой головой у окна, читал. Русский он знал достаточно хорошо, чтобы говорить и понимать, но недостаточно, чтобы читать книги без заглядывания в словарь или переводчик.
Сейчас его внимание взяло детище Гоголя под названием «Мертвые души». Баки посмотрел на название и с разбегу прыгнул на грабли, которые уже ломали ему нос. Назывались эти грабли «Записки из мертвого дома». Ничего скучнее он в руки не брал никогда. Несмотря на солдатскую выправку и желание доводить все до конца, книгу в тот раз он отложил. Вот и встала на очередь 2я русско-классическая книженция. Стоит отметить, что в Мертвых душах была хоть какая-то динамика, хотя судил он совсем рано, где-то на моменте приезда Чичикова к Коробочке.
— Че читаешь? — Интонация Стива была неоднозначной. Он, конечно, был искреннен, но в голосе чувствовалась усталость.
— Мертвые души. — Баки не отрывался-Даже на моих руках таковых больше, чем в этой книженции, но придется дочитывать. — Барнс взял телефон в руки. — «Сьюрт’ук». Блядский гугл. «Сиюрт’ук». Да блять. — Баки отложил книгу и вбил слово руками прямо в поисковик. «Сюртук — мужская двубортная одежда в талию с длинными полами» — русский бот говорил медленно и даже пытался в выразительность.
— И что это значит? — Стив умилялся.
